— Ничего, князь, будет у вас возможность поговорить и что-нибудь спеть, — улыбнулся император. — Помните, что я вам обещал?
— Значит, приняли? — спросил я. — Очень надеюсь, что всё получится и вам не придётся меня костерить. А насчёт советника... Может, я буду советовать частным образом? Мои знания этого мира ограничиваются тем, что знала моя молодая половина, а для советника этого мало. Я вам такого насоветую...
— Это не страшно, — засмеялся он. — У меня есть своя голова, и я принимаю не все советы, а с разбором. У вас большой жизненный опыт, а нужное нетрудно узнать. Специалистов много, они вас научат чему угодно. Так, осталось немного времени, а мы до сих пор слушали только вас, а ваша жена осталась незаслуженно забыта. Но мы это поправим. Приглашаю вас на обед, там сможем пообщаться и на другие темы.
На обеде, помимо нас и императорской четы, присутствовали несколько придворных, с которыми нас познакомили, когда перешли к десерту. Тогда же завязался разговор. Большое оживление вызвало замечание Владимира Андреевича о присвоении мне за заслуги перед отечеством придворного чина камергера и ордена Святого Владимира второй степени. Тем самым он дал понять, что наше присутствие не связано с пением песен. Зря, лучше бы все так и думали. Разговаривали с полчаса, после чего император встал и подал руку жене. Остальные тоже поспешили покинуть стол. После этого нас не задерживали. Когда вышли в коридор, там уже стояли слуги с нашими шубами, которые помогли одеться и проводили к тому выходу, где ждал Машков. Процедура отбытия была проще и не сопровождалась проверками, поэтому уже через пятнадцать минут были дома.
— Я замёрзла, — пожаловалась Вера, когда я в прихожей снимал с неё шубу. — Можно было надеть тёплое платье, а то вырядилась так, что неудобно перед императрицей. И за обедом все были одеты скромней.
— Она не молодая дурочка, а умная и опытная женщина, — ответил я, — поэтому на тебя не обидится.
— А молодая дурочка — это я? — уточнила жена.
— Ну не старая же? — пошутил я. — Ты уж выбирай что-то одно: или умная, или красивая — одно с другим не сочетается.
— Нашли место выяснять отношения, — сказала заглянувшая в прихожую мама. — Вера, перестань его душить, и оба идите за мной. Были у императора и занимаетесь всякой ерундой, вместо того чтобы отчитаться!
— Мама, скажи Нине, чтобы поставила чай, — попросил я. — И пусть сделает погорячей. Вера замёрзла, поэтому будем отпаивать её чаем, а я тебе всё расскажу. Сейчас мы переоденемся и придём.
— Какой чай? — недовольно сказала она. — Вам давно пора обедать!
— Мы были на обеде у императора, — похвасталась жена. — Я так наелась, что для чая нет места. Лучше теплей оденусь и поговорим в гостиной.
Новости маму поразили.
— Ты обогнал отца! — сказала она. — Камергер — это четвёртый класс, а у отца только седьмой! Это действительный статский советник!
— Если и буду советником, то не из-за своего камергерства, — засмеялся я. — Это почётный чин, не дающий право на гражданское или воинское звание.
— Всё равно, — покачала головой мама. — У камергера много привилегий. И этот орден... А ведь тебе ещё нет девятнадцати!
Глава 19
— Если вы не возражаете, ваше высокопревосходительство, объект проверят мои люди, — сказал канцлеру Вяземскому мужчина лет семидесяти, с приятными чертами лица, небольшими усами и редкими, зачёсанными назад волосами.
— Никаких возражений, господин Болен, — согласился Борис Леонидович. — Пусть работают столько, сколько нужно. Но нам с вами тогда лучше сесть в машину. У нас в начале мая прохладно, а вы легко одеты.
Разговор вёлся на немецком языке, которым канцлер владел в совершенстве. Густав Георг Фридрих Мария Крупп фон Болен унд Гальбах не стал возражать и направился вслед за Вяземским к стоявшему в двух десятках шагов "мерседесу". Ближе к объекту стояла вторая такая же машина с его помощниками, а русский канцлер приехал со своей охраной на двух бронированных "медведях". Объект представлял собой аэродром с двумя взлётно-посадочными полосами, забитыми сейчас старыми самолётами, ангаром и несколькими кирпичными строениями. Болен сел на своё место и по радио передал Майеру, чтобы начинали. Стоявший на обочине "мерседес" выехал на шоссе и умчался к аэродрому. Ждать его возвращения пришлось около часа.
— Взрывчатки не обнаружено, — докладывал Болену севший в его машину невысокий широкоплечий мужчина. — Бетон старый, в самолётах нет боезапаса или горючего. Конечно, мы их не разбирали, и что-то можно спрятать, но такое увидим по характеру повреждений. Закопанные цистерны для горючего пусты, а в домах только старая мебель.
— Передай, что можно начинать, — приказал Болен и выбрался из салона.
Свою машину покинул и Вяземский, который не спеша подошёл к гостю.
— Убедились? — усмехнувшись, спросил он. — Нам нет ни малейшего смысла водить вас за нос, потому что вы начнёте только при условии уничтожения нашей авиацией войск ваших союзников. Сейчас тяжёлый бомбардировщик сбросит на аэродром восемь бомб весом по полторы сотни килограммов каждая. Сегодня низкая облачность, но он пойдёт на высоте две тысячи метров, так что увидим.
Ждать пришлось минут десять, и они успели немного озябнуть на ветру.
— Может, сядем в машины? — предложил Вяземский. — Хоть мы и далеко, но от них сильная ударная волна. Не хотите? Ну тогда хотя бы станьте за одно из тех деревьев или прикажите, чтобы подстраховал кто-нибудь из ваших людей. Я это сделаю, хоть моложе вас.
Он прошёл немного вперёд к росшим отдельно соснам и взялся рукой за одну из них. Немного поколебавшись, его примеру последовал и гость. Вдалеке возник еле слышный гул, который постепенно усиливался.
— Вон он! — показал Вяземский свободной рукой. — Сейчас откроет люки. Бомбы пошли!
— Вижу, — сказал Болен, провожая глазами несущиеся к земле точки. — У них парашюты?
— Совсем маленькие, — ответил Вяземский. — Немного тормозят падение и придают бомбе нужное положение.
Первые бомбы взорвались в дальнем конце аэродрома, а остальные падали вдоль взлётно-посадочной полосы и взрывались с задержкой в доли секунды. Для наблюдавших за бомбежкой людей возникшее вдали пламя рванулось во все стороны и за пару секунд охватило аэродром. Когда оно погасло, перед глазами мелькали цветные пятна, не позволившие увидеть взметнувшееся над объектом огромное облако чёрного дыма. Почти сразу по ушам ударил грохот разрывов, а несколько секунд спустя налетела волна воздуха, чувствительно ударившая собравшихся людей. Охрана канцлера пряталась за машинами и не пострадала, а двух людей Болена сбило с ног. Он сам не упал только потому, что обеими руками вцепился в дерево.
— Что вы там взорвали? — отдышавшись, спросил он. — Не похоже на действие обычной взрывчатки. Специально поставили нас так близко?
— Поехали смотреть результаты, — не отвечая на его вопрос, сказал Вяземский. — Пока доедем, там всё немного остынет.
Когда доехали до аэродрома, прошло минут десять, но от полопавшегося бетона до сих пор несло жаром. На взлетно-посадочной полосе не осталось ни одного целого самолёта, а их обломки виднелись повсюду. Некоторые ещё горели чадящим пламенем. На том месте, где стояли дома, виднелись жалкие остатки стен, возвышавшиеся над полем бывшего аэродрома максимум сантиметров на тридцать, ангар исчез, а трубы от вкопанных цистерн для топлива были порваны и перекручены, как змеи в брачном танце.
— Мы не будем демонстрировать химическое оружие, — сказал Вяземский. — Слишком сильная отрава и заражается большая площадь, замучаемся потом чистить. Придётся вам поверить нам на слово.
— Не передумали заниматься флотом? — спросил Болен.
— Только английским, — ответил канцлер. — С французами разберётесь сами. У них и флот поменьше, и он рядом с вами. У нас на всех просто не хватит подводных лодок. Удар по городам мы гарантируем. Решайте, Болен, второй раз вам такое не предложат. Теперь вы знаете о наших секретах, но в случае войны это не сильно поможет. Вы не выведите население из городов, а значительную часть армии потеряете в первый же день. Действуя без вашей помощи, да ещё против армий стран союза, мы вас не уничтожим, но сократим раза в два, а потом начнём отступать, забрасывая ваши войска бомбами. У вас в армиях почти нет средств химической защиты, и быстро вы их не изготовите. Одного респиратора мало, нужно защищать глаза и всю кожу. И потом в местах применения этого оружия долго нельзя нормально жить.
— И вы примените его на своей территории?
— А куда деваться? — пожал плечами Вяземский. — Ничего, у нас много земли, найдём куда вывезти уцелевших поляков. А дальше Польши мы вас не пустим.
— Что от нас потребуется, кроме целеуказания?
— Мы уже с вами об этом говорили, — терпеливо сказал канцлер. — Вы можете больше ничего не делать, просто не переходите нашу границу. Только в ваших собственных интересах добить остатки войск союзников и потопить французский флот. Тогда никто не призовёт к ответу и не помешает прибирать к рукам колонии. Захватить всё не дадут Американские штаты, но половина Африки будет вашей. Я думаю, что вам этого хватит надолго. Мы возьмём только протекторат Нигерия. Если заключим военный союз, можем вместе приструнить янки. Это в ваших интересах.
— Когда уберёте яд из наших городов?
— Не беспокойтесь, — ответил Вяземский, — с этим тянуть не будем. Как только разобьём ваших союзников, сразу всё вывезем и уберём своих людей. Страх — плохая основа для союза. Надеюсь, вы не помешаете с эвакуацией?
— Проводим с музыкой, — сказал Болен. — Я склоняюсь к тому, чтобы принять ваше предложение. Только учтите, что знать об этом будут немногие, поэтому мы будем готовиться к войне и сосредотачивать войска вблизи ваших границ. Переиграем в последний момент. Нужно договориться о способах целеуказания и о том, где будут установлены радиомаяки. Что по времени?
— По данным нашей разведки, ваши союзники запланировали войну на конец июня. Наверняка и вас будут торопить с подготовкой к этому сроку. Вам нужно тянуть хотя бы до середины июля. Союзники придут раньше, и вряд ли они будут ездить по Германии с места на место, поэтому мы сможем узнать заранее обо всех целях. А когда уточним время, сообщим вам или через посольство, или любой передачей радио. Нетрудно договориться об условных сигналах. Вам нужно посвятить во всё посла или прислать для связи в посольство доверенного человека.
— Вы верите нам на слово? — прищурился Болен.
— Конечно, нет, — улыбнулся Вяземский. — Что бы вы сейчас ни делали, это не повлияет на наши планы. Мы в любом случае будем наращивать нашу западную группировку. Единственный вред, который вы можете причинить, — это убедить союзников начать раньше. Мы хуже подготовимся к встрече, но и у вас будет меньше времени на сборы. Ну и нам придётся в случае нехватки фугасных бомб заменить их химическими. Вряд ли вы от этого что-нибудь выгадаете. Если сорвёте поход наших подводных лодок, мы просто плюнем на Нигерию. Жили без неё, проживём и дальше. Уничтожение английского флота больше выгодно вам.
— Они смогут использовать флот против вас, — возразил Болен. — Вы у них надолго станете врагами!
— Напомните мне, когда мы с ними дружили, — усмехнулся Вяземский. — Они с нами воевали или тихо гадили. У своих берегов мы отобьёмся от кого угодно, а по океану пока плавать не будем. Открою вам маленький секрет. Нам нужно выстоять сейчас, а в недалёком будущем наплюём на злость британцев. И нам будет безразлично, останется у них флот или нет! Поэтому с нами выгодней дружить.
— Если вы усилитесь настолько, что начнёте на всех плевать...
— Не на всех, а на тех, кто этого заслуживает! — возразил Вяземский. — Получив колонии, вы тоже не станете слабее. Вы хорошо знаете нашу историю, Болен? Жаль, почитайте, когда приедете домой. Есть у нас такая особенность — никогда не предавать союзников, даже если это идёт вразрез с нашими собственными интересами.
— А нас к этому подталкиваете!
— У вас союз не по воле, а поневоле! Если бы вы его не заключили в надежде на раздел нашей империи, в Европе полыхала бы война, каких ещё не бывало. И вы прекрасно знаете, что союзники вас боятся и хотят использовать. Мы с вами сцепимся, а они будут наблюдать за этой дракой со стороны, а потом забьют нас, а вам дадут какую-нибудь малость. Вы решили, что справитесь с нами, не потеряв своей силы, и вам не посмеют диктовать условия. Это у вас болезнь, Болен! Мы бьём вас сотни лет, а вы упорно лезете, почему-то считая, что сможете легко справиться с этими русскими. Зря. Прежняя династия немало подгадила, но не подорвала сил государства.
— Я задержусь в Москве на два дня, — сказал немец. — Перед отъездом сообщу, с кем вы будете иметь дело.
— Нападай! — скомандовал я. — И бей в полную силу.
— Зачем мне убитый муж? — спросила Вера, поправляя ленту на лбу. — Я и сама могу пострадать из-за убийства камергера.
— Размечталась, — ухмыльнулся я. — Ты здорово продвинулась в кун-фу и немного быстрей меня, но в целом намного слабее.
— Ты сам напросился! — сощурив глаза, сказала она. — Теперь держись!
На меня обрушился град ударов руками и ногами, которые я едва успевал блокировать. Пришлось полностью уйти в оборону, и жена этим пользовалась. Она не озаботилась своей защитой, все силы вкладывая в то, чтобы взломать мою. Я даже не пытался контратаковать, только отбивал её удары и несколько чувствительных уже пропустил. Мы кружили по гостиной под азартные возгласы Ольги, которая, когда дело дошло до полноценных схваток, начала интересоваться нашими вечерними тренировками. Ещё бы! Такое бесплатное развлечение. Моя задача осложнялась тем, что Вера могла бить в полную силу, а у меня не было такой возможности. Если бы я начал ломать её силой, на этом наша борьба и закончилась бы, потому что с переломами не занимаются спортом.
— Хватит его избивать, — сказала Ольга Вере. — Видно же, что он слабей. Завтра будете в синяках. И вообще пора заканчивать с этими занятиями, пока ты ещё похожа на женщину.
— А что во мне не так? — спросила жена, прекращая схватку.
— Женщина должна быть слабой, — назидательно сказала сестра. — Она должна походить на серну, а ты похожа на тигрицу! И походка стала какой-то кошачьей. Ты должна привлекать мужчин своей слабостью, рождать желание защитить, а ты в них рождаешь совсем другие чувства. Видела я, как на тебя смотрят мужчины, даже в нашей охране.
— Кто сказал тебе такие глупости? — спросил я. — Или вычитала в одном из своих романов? Много тебе поможет слабость, если попадёшь в беду, а рядом не окажется твоего Сергея. И рожать такой хилой просто опасно. Сильная женщина живёт без неуверенности и страха. Она не только сама не требует защиты, ещё и мужу поможет.
— Постой, — вмешалась жена. — Как понимать твои слова? Мне уже не надеяться на твою защиту? Для того и учил?
— Балда, — сказал я, прижав её к себе. — Я за тебя, не задумываясь, отдам жизнь. Но теперь я спокоен, потому что ты сумеешь за себя постоять. А была бы ты такой дохлой, как сестра, я точно не дожил бы до старости из-за постоянных переживаний.
