Айшет. Магия разума

Оказывается, у ее отца был брат. Этакая 'паршивая овца'. Запаршивевшая настолько, что дед вычеркнул подонка из завещания и добивался изгнания из рода. Не добился.

То ли не успел, то ли у сыночка тоже нашлись покровители — теперь уж и не скажешь. Но девчонка поступает под опеку дядюшки, впрочем, выраженную достаточно просто.

В монастырь, на воспитание.

И тянутся серые унылые годы. Тоскливые и пыльные.

Молитвы, бдения, молитвы. Серые платья, серые стены, серые лица...

Интриги — и те серые. Грязные какие-то... Шайна старалась держаться от них подальше, из врожденного чувства гадливости.

А потом пришел ОН.

Он был братом одной из воспитанниц, высоким, красивым, светловолосым... стоит ли удивляться, что юная Шайна влюбляется со всей пылкостью молодости?

А еще — бедным, словно церковная крыса.

Конечно, на любовь Шайны мужчина ответил взаимностью, и уговорил девушку сбежать из монастыря. Обвенчаться, и даже написать дядюшке. Мол, так и так, еду вступать в наследство.

В ответ пришла копия завещания.

Дед распорядился так. До двадцати пяти лет никаких денег на руки, разве что содержание. Управление пока в его руках, контроль...

Хочешь, дорогая племянница, так приезжай и контролируй. Все в твоих руках.

Шайна никуда не поехала, не настолько она была глупа. Она отлично понимала, что ей не справиться с дядей на его территории.

Так и вижу...

Стиснутые кулачки, гневные глаза, сжатое побелевшими пальцами письмо — ах, стиснуть бы так же шею негодяя!

Она подождет.

Муж все понял правильно. Денег до двадцати пяти лет не предвидится. Жену тоже могут убить, впрочем, если у них появится ребенок — наследником Истара будет маленький. Муж искренне старался.

Не учел он другого. Дядюшка у юной графини тоже дураком не был. И однажды...

Графиня, у нас на дорогах столько разбойников...

Стражник отводит глаза в сторону. Он все понимает.

А Шайне плохо.

Она падает на тело своего мужа... меньше полугода замужем, и вот уже вдова...

Слезы льются и льются...

Мужа нет.

Ребенка у них тоже не получилось.

А она...

Шайна собирается ко двору. Падать в ноги королю, просить о милости.

Графство Истарское.

Оно расположено на границе с Миролом, земля там бедная, каменистая, но какие там каменоломни! Испокон веков славится истарский мрамор, истарский кварцит...

Графы богаты. Были богаты, что уж сейчас осталось для законной наследницы — неизвестно. Но это ведь можно и узнать.

Если Шайна попадет ко двору, если она кинется королю в ноги... кто сказал, что короли не любят денег? Очень любят.

Риолон небогат, особенно после того, как лет триста назад у него из бока выхватили изрядный кусок. Спасибо еще, что все королевство не сожрали, нашелся решительный человек, объединил земли...

Как дядя узнает, что Шайна отправляется ко двору? Женщина грешила на служанку. Родственникам мужа, вроде как, и ни к чему? Наоборот, они рады были, когда Ленни на ней женился.

Боль опять полосует ножом сердце.

Ленни, смерть я принесла тебе. А хотела — счастье.

В столицу ведет множество дорог. Почему Астор?

Случайно.

Сломалась ось у кареты, вот Шайна и приказала остановиться, починить. И задержались-то на пару дней, а оказалось, что на всю оставшуюся жизнь. Всей жизни только пара дней...

Светлый, только восемнадцать лет, полгода счастья, и столько боли...

Прими эту светлую душу, боже.

* * *

— Шани!!! ШАНИ!!!

Брат звал меня, вырывая из омута отчаяния, боли, смерти...

Тряс, дергал за волосы, я с трудом разлепила глаза.

— Корс?

Голос был тише мышиного. Это — я?

Брат перевел дух.

— Слава Светлому... жива?

— Вроде да...

С каждым словом я чувствовала себя все увереннее, все сильнее. Я лежала на полу. Корс стащил меня с кровати, а графиня лежала на кровати и выглядела полностью мертвой.

— Я испугался, — рассказывал брат. На щеках у него виднелись подозрительные полоски, но это ведь не слезы? Конечно, нет, мужчины не плачут. — Ты держала ее за виски, смотрела глаза в глаза, а потом стала совсем как она, начала падать, я подхватил, чтобы ты на нее не упала, стащил на ковер, а ты не дышишь.

— Совсем?

— Да, Шань. Я тебя тряс, водой поливал... ты минут пять в себя не приходила.

Я вздохнула. Ясность мысли возвращалась. И с ней возвращалось и нечто другое.

— Корс, мы идиоты.

— Да? — не поверил братик.

— Да. Ладно ты, а я б подумала? Она ж умирала, меня едва за ней не затянуло...

Корс с размаху хлопнул себя по лбу.

— Точно! А ты... как?

— Не умерла.

— Хоть не зря ты попробовала влезть?

Дети соображают быстро. Корс понял, что я не умерла и не умру, что все обошлось, и его заинтересовало, не зря ли мы рисковали. Может, и правильно.

— Не зря. — Я попробовала вспомнить, что узнала от графини... — Да, ты знаешь, не зря.

— Отвезем документы?

Я прищурилась.

Наверное там, на грани жизни и смерти, где погибала Шайна, рыдая от отчаяния, ко мне пришла мысль. И я не хотела от нее отказываться.

— Нет, Корс. У меня есть идея поинтереснее.

— Это какая?

— А такая. Ее зовут Шайна. Шанна — Шайна.

Корс соображал быстро.

— Шань... ты чего? Ты правда хочешь... ну, того? Вместо нее?

— Да, — отрезала я. — вот смотри, бежать нам некуда. Жить негде. Денег нет. К отцовскому знакомому и не сунешься — Ленер и Храм, Темный бы их побрал на пару!

Корс помрачнел.

— Это да.

— И куда мы? Побираться? Милостыньку просить? Подать-то мне подадут, да Храм нас найдет куда как раньше. А здесь у нас есть хороший шанс выбраться из города, уехать подальше, например, в ту же столицу, Шайна туда ехала.

— А потом?

Корс явно загорелся азартом. И то... приключение! Переодевание, графская карета, титул, столица, интересно же! И путешествовать не пешком, а под гербами.

— А потом и удрать можно будет. Когда нам это будет выгодно, с деньгами и драгоценностями.

Братишка хмыкнул.

— Воровать будем?

— Может быть.

Я даже и не сомневалась.

Если это понадобится, чтобы выбраться, я убью, украду, солгу... у меня есть родители, есть брат, почему я должна думать о ком-то другом? И не воровать, а восстановить справедливость, если так. Кого я обворую? Дядюшку Шайны? Да по нему виселица плачет горючими слезами, если он чуму устроил. А я просто... получу оплату за уход! Я же ухаживала за его больной племянницей? Вот и пусть платит!

Много?

Надо было раньше оговаривать сумму!

— Это плохо, мама говорила.

Я пожала плечами.

— Корс, ее никто не знает. Шайна прожила большую часть жизни в монастыре. С родными она уж лет десять не встречалась, муж умер, ее подруга живет на границе, и сейчас беременна третьим ребенком. В столицу она не собирается. Денег у Шайны толком и не было.

— Почему?

— Потому что все подгреб ее дядя. Спихнул племянницу в монастырь и уселся на наследстве. Фактически — обобрал сироту.

Корс наморщил нос.

— Сволочь какой.

— Какая.

— И какая — тоже. Шань, а как ты это видишь?

Я устроилась поудобнее, облокотилась о кровать. Прядь волос цвета красного дерева скользнула вниз, погладила, и мне показалось — благословляя. Почему волосы выглядят такими живыми — у мертвых? Разве так должно быть?

— Сложно, братик. Но выход найти можно. Как видишь, мы похожи. Я чуть повыше, она постарше. Я посветлее, она потемнее. Но в основном — рыжие волосы, карие глаза. Это в документах.

Корс охотно кивнул.

— И можно твою гриву чуток подтемнить.

— Хватить просто смыть краску, — махнула я рукой. — Хорошо, мама меня покрасила, искать будут темненькую. Я — графиня, ты при мне, пажом.

— Сойдет. А слуги?

— Служанка сбежала, — медленно протянула я. Перед глазами, словно живое, встало рябое круглое лицо. Перед смертью Шайна не сомневалась — Мерта виновна в происходящем. — Графиня считала, что у той был какой-то амулет, или артефакт, чтобы вот это вызвать. Я знаю, бывали такие заклинания. У некромантов, например.

Корс пожал плечами.

— Надо об этом еще подумать. Тело куда денем?

— Скажем, что это была служанка и отдадим для похорон. Здесь многих хоронить будут, на такое внушение моих сил хватит. А может, и того не потребуется.

— Думаешь, нас не засекли?

Я покачала головой.

— Не уверена. В Асторе есть Храм, но подозреваю, им не до нас. До Лемарны дней пять пути, расстояние большое.

— А дома? Там ведь тебя почуяли?

— Здесь я никого не убивала. Если я правильно помню мамины объяснения, сила была ярко выражена потому, что я ее впервые призвала, впервые высвободила. Если помнишь, тогда я просто упала. А сейчас — нормально.

— Правда?

— Уж насколько получается.

Корс хмыкнул.

— И храм был не так далеко от дома...

Я подумала пару минут.

От храма до Щепок — два дня пути. Здесь — пять. Плюс горы. Плюс эпидемия и смерти. Плюс эпидемия наведенная.

Могли и не почувствовать. Надо быть осторожнее, но — могло и пронести. Скоро узнаем.

— А что делать со слугами?

Корс задал правильный вопрос.

А и правда?

Уволить и нанять новых? Взять под контроль этих? Или просто их убить?

Кстати, а что с ними вообще такое?

Надо бы спуститься вниз, посмотреть, найти что-то съестное, нагреть воды, смыть краску...

— Шань, а ты можешь изменять воспоминания?

Я удивленно посмотрела на братика.

— Ну... вы похожи с этой теткой. Если пока слуги спят, попробовать поменять им что-то в памяти? Ее лицо на твое, например?

Я обдумала этот вопрос. И крепко чмокнула братца в кончик носа.

— Умняшка ты моя! Зеленоглазенькая.

— Руки! — вырвался самостоятельный мужчина. — Пошли, посмотрим, что там?

* * *

Внизу было тихо-тихо.

Люди лежали вповалку и спали. Хорошо я их приложила, не пожалела сил, от души постаралась.

А они точно спят. Ворочаются, дышат, сопят... скоро начнут умирать?

Что я читала об этой болезни? Про язвочки на ушах?

Да, было такое.

Серая смерть, начинается с язвочек на ушах, потом они расползаются на все тело, человек либо сходит с ума от боли, либо умирает. От боли же.

Такого, чтобы кто-то пережил болезнь... бывало, но редко. К примеру, один на сотню. Или даже на две-три сотни человек.

С графиней так и произошло. Криком она не кричала, потому что я ей обезболивающее спаивала. А эти — что?

Переворачиваю одного из слуг, вглядываюсь в лицо, и округляя глаза. Рядом ругается Корс, да такими словами, которые приличные дети знать не должны. Но мне не до воспитания.

Язвы, которые должны были уже расползтись, не увеличились. Вообще.

Уши — да, там язвы остались, но вроде как-то и побледнели? А лицо, тело... нет там ничего! Что происходит?

Этот же вопрос задает и братец, глядя на меня. А что я ему должна ответить?

Не знаю!

И поэтому машу рукой в сторону кухни. Нечего размышлять, надо дело делать.

Смыть краску с волос, перекусить, а там уж, с новыми силами и за дела.

* * *

Вода на кухне была, осталось лишь нагреть. И как следует вымыть голову с раствором, который дала мама.

Волосы буквально дыбом встали, получился рыжий одуванчик. Обычно они белые стоят, пушистенькие, а я вот, рыжая. Ладно, сейчас в косу их заплету и улежатся.

Смотрюсь в зеркало.

Серьезное бледное лицо, усталые глаза, рыжая коса.

Теперь надо запомнить это лицо. И вложить его в память слуг.

Я совершенно не ощущаю никаких неудобств, перелистывая воспоминания Шайны. Душа ушла, ушли эмоции, чувства, осталась лишь память. Так можно проглядывать книжку с цветными картинками — красиво, но разве стоит принимать их близко к сердцу?

Нет, не стоит.

Да и цветных картинок там было мало.

Жизнь с дедом — смутная.

Жизнь в монастыре — серая.

Оставались несколько месяцев счастья с мужем, и то...

Это Шайна его любила. А он ее?

Если бы я увидела мужа Шайны вблизи, я бы сказала точнее. А так... на картинках все видно. И снисходительное выражение на любимом лице, и какой-то не такой взгляд — Шайна видела, но не понимала, что там было опыта?

Я не видела такого раньше, но осознавала каким-то десятым чувством. Что-то подсказывало мне, что Шайну в этом браке не любили. Использовали для получения наследства.

Когда Ленер женился на ней, сначала все семейство, включая его сестричку, обрадовалось.

Деньги будут!

Когда поняли, что денег не будет, отношения начали охлаждаться. Нет, не сильно, мало ли что в жизни случится, но достаточно.

Потом Ленера убили.

Новые родственники задумались, что делать с Шайной, но та решила сама. Ехать в столицу, искать справедливости. Что ж... их это устроило.

Пусть едет.

Добьется справедливости — попросим денег.

Не добьется, так ее саму добьют, все меньше расходов. Содержание вдовы ложится на плечи семьи мужа, если тот не оставил никакого наследства.

Наследства не было, Ленер был небогат, и основной капитал в семье принадлежал свекрови Шайны. Решение вдовы об отъезде все восприняли с облегчением, и даже оплатили ей кое-что.

К примеру — две кареты.

Одна, самая роскошная, была подарена Шайне любящим мужем, еще до свадьбы. Потом он на такие роскошные подарки не тратился, но то — потом. Еще две кареты были наемными, на них разве что герб изобразили. Это услуга дешевая, наемные кареты регулярно перекрашивают под нового клиента.

В одной карете сама Шайна, в другой слуги, в третьей — багаж. Так и путешествуют благородные дамы. Это не мы, простонародные.

А вот слуги — наемные. Все, кроме служанки, Мерта у Шайны работала еще до свадьбы. Я видела ее в памяти девушки. Этакая 'булочка', светловолосая, курносая, с глазками-изюминками, удивительно добродушная...

На взгляд Шайны.

А что на самом деле?

Вот и недостаток магии разума. Я могу знать только то, что знала Шайна. А что думают другие люди — неясно.

Впрочем, меня все устраивает.

У женщины три кучера, служанка и лакей. Мало, конечно, но Шайна практически нищая, денег — то, что в кошеле. На дорогу еще хватит, на проживание в столице уже нет, выход только один, падать королю в ноги. Если еще допустят.

Но Светлый с ним, с королем, мне важнее, что все кучера наемные, им до клиентов дела нет.

Мерта сбежала.

Остается лакей. Вот ему и надо чуток подправить воспоминания. А это уже намного лучше, чем править все и сразу.

Возвращаюсь в зал. Сажусь рядом с мужчиной в ливрее слуги. Трогаю лоб, руку, лоб холодный, пульс ровный, сердце бьется хорошо — выживет? Подозреваю, что да.

И ныряю в его воспоминания.

Графиня сильно мне помогла, очень сильно.

Траурный наряд дамы из высшего света — черное глухое платье, черная вуаль на волосах. Фигуры толком не видно, волосы — рыжие, на руках перчатки, глаза карие, но под темной вуалью, которая опускается на лоб, и мои покажутся темнее. Остаются черты лица.

Но и тут...

Шайна была в горе. Ей было не до разговоров, и приказы она отдавала служанке, а та уж передавала их лакею. Допускать кого-то к себе поближе?