Айшет. Магия разума

— Очень плохие?

— Да. Как сорок разбойников, помнишь?

— Д-да... — Сказку девочка помнит. — Мам, а у них тоже есть сокровища?

— В лесу. Да, малышка. А еще они хотят нас обидеть.

— Почему?

— Потому что разбойники. Бяки. Шани, ты можешь приказать им?

— Что, мам?

Айнара не успевает ничего сказать.

Торгующиеся стороны не приходят к консенсусу, и в пыль дороги перед Шемом ударяет стрела.

Мужчина отпрыгивает назад.

— Нари, прочь!!!

Руки сами тянут из ножен кинжал, только навоюешь им — вместо топора? А оружие доставать некогда... хоть задержать!

Шем ничего не успевает сделать.

Девочка спрыгивает с ослика, на котором сидит. Делает два шага.

— Не смейте обижать папу!

Детский крик. Что сделают разбойники?

Да просто рассмеются.

Не в этот раз. Нет, не в этот раз.

Потому что глаза девочки сияют, словно два солнца. Расплавленное золото заливает зрачок, выплескивается в слова. И Шани даже не сомневается, что дяди выполнят ее приказ. Мама же сказала?

— Убирайтесь!!! Плохие, злые, уходите прочь!!!

Кто-то падает с дерева.

Шем оказывается за спиной у дочери, и не попадает под волну сырой неоформленной магии, которая выплескивается из малышки. Детская воля оказывается сильнее взрослой, она гнет и ломает сознания разбойников, она расширяется, охватывая тех, кто попал под приказ... и негодяи разворачиваются. Они и правда собираются уходить.

Только вот Шема это не устраивает. Охранников учат на совесть. Свистят в воздухе ножи.

Один, второй, навзничь оседают два тела — и плевать, что бить в спину неблагородно. Вот про благородство охранникам и не рассказывают!

В два прыжка он оказывается рядом с умирающим, хватает топор...

Шани оседает на материнские руки.

Она свалится в горячке, не приходя в себя. А Шем добьет оглушенных приказом разбойников, а потом схоронит тела в валежнике и пойдет в ближайшую деревню.

Там-то ему и повезет.

В деревне он случайно столкнется с бароном Райдошем. Тот вообще не ездок по полям и селам, но — так получилось. Разбойнички шкодили уже давно, сильно облегчили барону кошелек, вот мужчина и решил приехать, покарать собственнодружинно. Или собственноотрядно.

А тут Шем.

С вопросом, не назначено ли за лихих людей хоть какое вознаграждение?

Барон осмотрел трупы, и поинтересовался, не желает ли мужчина к нему в отряд? Личный?

Шем не желал. Аргументов против было даже два — жена и дочь. Лучше уж подальше от людей бы...

Барон пожал плечами, была бы честь предложена, и предложил Шему место лесничего. А что?

Руки на месте, навыки есть, чего еще надо?

Корс родился уже в домике лесника. И жили они на отшибе, пока Шани не заневестилась.

Девочка пришла в себя примерно через две недели. А браслет Айнара надела на нее, еще когда Шани лежала в бреду. Ребенок воздействовал, хоть и неосознанно, но силенки-то вкладывал немеряно! Пример разбойников был очень показателен.

Шани не перегорела, нет. Но браслет с тех пор не снимала.

Сначала Айнара оправлялась от выкидыша, потом еще раз был ребенок, которого она скинула, потом Корс появился... как-то так и полетели годы.

* * *

Я ничего этого не помнила. Да и не хотела. Ни к чему.

Но....

— Мам, ты хочешь сказать, что выкидыши... из-за меня? Да?

— Нет, — мама покачала головой. — Тут другое. Понимаешь, магам легче рожать от магов. Даже если как у меня — только искорка, все равно. От трея я родила легко и просто. А Шем — обычный человек. Вот и началось... всякое.

— Но ведь Корс...?

— Это была третья попытка. Удачная. Но и роды были тяжелые, и Шем решил больше не пытаться.

— А у меня так же будет?

— С Михом? Безусловно.

— Но ведь твоя сестра умерла? А трей был... с магической кровью?

— Ей было всего четырнадцать лет. Шани, всего четырнадцать. Нельзя так рано ни с мужчиной ложиться, ни рожать, это же понятно!

Я кивнула.

— Мам, я понимаю.

— А ты понимаешь, что вам придется расстаться с Михом?

И это я тоже понимала. Только легче от понимания не было, вот ни на кончик ногтя.

— Иначе — никак нельзя?

— А он примет тебя? Вот такую, мага с силой разума?

— Нет. А даже если он и примет...

— Ты понимаешь?

— Его родители?

— И родители, и деревня, и ты сама, Шани . Главное — ты сама. Ты не сможешь не использовать свой дар, и рано или поздно разрушишь все, что окажется рядом.

— Я такое чудовище?

— Маги разума могут быть страшными, — согласилась мама. — Все эти годы, Шани, я по крупицам собирала знания. Что-то вспомнила, что-то прочитала, дополнила, домыслила... я понимала, что рано или поздно мы столкнемся с этой проблемой, и мне надо будет ее решать. Именно мне.

— Потому что ты моя мать?

— Потому что у меня искра, а у тебя — пламя. Кому, как не мне и рассказывать? Шем мало что знает, а вот я... я даже ему не рассказывала.

Мамины руки привычно управлялись с домашней работой, я помогала, и слушала. А что еще оставалось делать?

— Маги разума, Шани. Маг, который может практически все — и не может ничего. Ты можешь приказать любому. Предать, убить, отдать тебе все имущество... ты — сможешь. Но! Везде есть свои подводные камни, так и здесь. Во-первых, это выброс силы. Если ее мало, тебя не отследят. А если сильный маг колдует, его легко засекает Храм. Я думаю, ты не хочешь всю жизнь молиться во славу Светлого и рожать для его же блага?

Я не хотела. Определенно.

— А храмовникам я приказать не смогу?

— А кто вчера кровавые сопли вытирал? Нас всего лишь трое, Шани, а их будет больше. Намного больше.

— Я просто с непривычки, — было немного даже обидно.

Мама фыркнула.

— Да, еще привычку приобрести осталось. Учти, малявка, самый страшный враг любого мага — толпа. И не таких силачей громадьем одолевали. Многолюдьем. Я тебе потом почитать дам, сама поймешь. На сто человек ты, может, и подействуешь, а на тысячу? Пять тысяч? Когда людей много, они разрушают любые заклиннания.

— Думаешь, против меня столько выставят?

— Тут уж, как зарвешься.

Зарваться я могла. Это точно.

— А что во-вторых?

— Человек не один на земле. К примеру, ты приказала барону, чтобы тот женился на тебе.

— Вот еще! Он старый и противный!

— Не суть важно. Приказать ты ему можешь, но у него есть родня, друзья, слуги, крестьяне, в конце концов... и кто-то точно окажется недоволен этой женитьбой. Не один человек, а много... ты на каждого будешь воздействовать?

— Эммм... не знаю.

— Пережжешь себя — и только. Кстати, это третья опасность. На всех людей силенок не хватит.

— Есть и в-четвертых?

— Есть. Самое опасное.

Я помотала головой.

— Куда уж еще?

— А вот туда, малышка. Ты видела, как папа потрошит животных? Ту же свинью?

— Ну да...

— Большое у свиньи сердце?

— Эммм... — я не понимала, к чему ведет мама, но размер показала.

— А кишечник?

Намного больше. И что? О чем вообще идет разговор? О магах — или о свиньях?

Мама откровенно рассмеялась, глядя на мое растерянное лицо, только смех получился вовсе уж невеселым.

— Шани, детка, с людьми тоже так. Маленькое сердце с благородными порывами, и куча кишок с дерьмом. Понимаешь? И если увидишь эти кишки — ты можешь возненавидеть человека. До смерти. Его смерти, кстати говоря, убивать-то ты тоже своим даром можешь.

— Это как?

— Ты еще не догадалась? Просто приказать умереть. Или внушить что-то... к примеру, что человеку стало безумно страшно, или что в комнате пламя, или что наводнение... зависит от ситуации.

— Мам, а тебе не страшно мне о таком рассказывать?

— Ты собираешься меня убить?

Я села мимо стула.

— ЧЕГО?!

— Вот и ответ. Нам ничего не грозит, поэтому я обрисовываю тебе все опасности твоего дара. А кому-то другому... если бы ты не приказала тем разбойникам на дороге, мы бы все умерли. Я, ты, Шем... чьи жизни для меня важнее?

— Уж точно не разбойничьи.

— Вот. Но вернемся к разговору. Ты можешь возненавидеть человека, если узнаешь его до самого нутра.

— А это реально?

Мама пожала плечами.

— Думаю, да. Но магия мудра, я в этом не раз убеждаюсь. Наверняка есть какая-то защита, что-то можно сделать... только я не знаю, что именно.

— А что вообще ты знаешь о магах разума? Приемы, тренировки...

Мама опустила голову.

— Так я и знала, Шани. Так и знала. Ладно! Пообещай, что перед тем, как снять браслет, ты скажешь об этом мне?

— Обещаю, — дала я слово с чистым сердцем. А чего мне врать? Самой страшновато, как подумаю. Жутко даже.

Через несколько минут передо мной на стол опустилась тетрадь. Самая обычная, простая, такими бродячие разносчики торгуют, из старого, сто раз скобленого пергамента...

— Читай. Авось, что и получится.

— Мам, а...

— Меня — не учили. Вообще. Кто бы стал этим заниматься в гареме?

— А твоя сестра?

— Она сама слишком мало знала. Да и как тут учиться — в блокираторах, под постоянным присмотром? Нас же ни на минуту не оставляли, трей боялся.

Я кивнула.

— Мам, я обдумаю все это, ладно? А потом уж поговорим.

— Конечно, детка.

* * *

Вот такой выбор.

Я сижу на берегу реки, опустив руку в воду.

Вода холодная. И небо холодное и серое, и вода серая, и мир тоже серый, и солнце скрылось, и мне тоскливо и тошно. И гадко на душе...

Мих не виноват.

И я не виновата.

Никто не виноват, если уж и проклинать, то Светлого, который сделал мне сомнительный подарок при рождении. Или трея Сиранта.

Вот уж кому я бы с радостью приказала умереть... я правда так думаю?

Это — я?

Пальцы крепко сжимают браслет.

Будь мама добрее, она бы удавила меня еще в колыбели. Или я бы выгорела тогда, в три года, приказав разбойникам уйти...

Не повезло.

А как теперь жить с этим даром? Я не знаю. И река не знает, и лес, и никто не знает...

Нина кого не свалишь, не пожалуешься, не попросишь... надо самой принимать решение. И выбирать тоже самой. И в чем-то мой выбор уже сделан.

Рано или поздно, так или иначе...

Мама умолчала о пятой опасности, но записала ее в тетрадь.

Маги разума рано или поздно всегда поддаются соблазну легких решений. Вот Милава, моя свекровка. Неужели я не попробую повлиять на нее? Если она начнет наушничать сыну, портить мне жизнь, пакостить... не воспользуюсь случаем?

Я себя знаю, надолго моего терпения не хватит.

Это в родном доме мне тепло, хорошо и уютно, а каково в чужом будет? Даже если мы с Михом своим домом заживем, все одно, от людей не отгородишься. И рано или поздно, так или иначе...

Мое терпение лопнет, грань размоется, и я начну пользоваться своим даром.

Сначала по-крупному, потом по мелочам, а потом... где и когда я перейду грань? Когда мои чувства из любви превратятся в холодное равнодушие?

Когда я возненавижу?

И что я сделаю, когда возненавижу?

Серая вода, серые слезы...

Разве я так много хотела от жизни?

Любить, быть любимой, семью и детей. И — все. Этого каждая женщина хочет! И многие получают... почему мне судьба отказала в том уже при рождении?

За что?

ЗА ЧТО!!!?

Я в ярости бью кулаком по воде. Но вода и так холодная, а лицо — мокрое. Смысла в этом жесте никакого. И в моей жизни — тоже.

Может, утопиться? Здесь и сейчас, поставить точку... всем будет легче! Маме с папой не придется бегать, Корс сможет вырасти и выбрать себе девушку в деревне, трей...

Трей Сирант.

Вот кто виноват во всем!

Я прищурилась.

Ну, погоди ж ты, тварь! Доберусь я до тебя!

Рано или поздно, так или иначе... ты хотел мага разума?

Ты его получишь! И подавишься!

Клянусь!

День все еще серый, и жизнь тоже, но после этого обещания на душе становится немного легче. Папе с мамой я не скажу, но когда-нибудь... так или иначе....

Я доберусь до Тиртана. И мы за все поквитаемся!

Надо бы поговорить с Михом. Родители правы, нам надо расстаться, но что сказать? Что придумать?

Пойти, проверить наше дерево? Просто по привычке?

Хм-м...

И что это такое?

Клочок бумаги. Три черточки и точка на одной из них.

Мих будет ждать меня здесь? Через три дня, на нашем месте?

Что ж. Вот и поговорим. Интересно, хватит ли мне этого времени, чтобы придумать какие-то слова? Доводы?

А может, сказать ему про мамину сестру? Про смерть при родах, про мою возможную смерть? Подействует ли? Надо подумать. Надо очень серьезно над этим подумать.

* * *

В этот раз первой на берег пришла я.

Вот честно — о чем говорить с Михом, я по-прежнему не знала, но расстаться с ним собиралась. Родители это поняли, и отпустили меня без споров. А что от них толку? Что они поменяют?

Мы уже обговорили все это с мамой, потом она поговорила с отцом...

Да. Я расстаюсь и с Михом, и со своей мечтой о счастье, и с любовью...

Больно?

Еще не так заболит, я знаю. Только иначе все равно нельзя. Просто — нельзя.

Мих, Мих...

Родной и любимый, недоступный и такой близкий, только руку протяни — и сожги ее себе по локоть. Нельзя.

Пальцы привычным жестом нащупали браслет.

Серебро давно уже не холодит кожу. Я слишком к нему привыкла, даже не замечаю.

— И кто это у нас такой? Айшет Ланат?

Резкий язвительный голос бьет по ушам, ввинчивается в мозг.

Я поворачиваюсь, и оказываюсь нос к ному с черноволосой девицей. Она выше меня, смуглая, с черными волосами и карими глазами, худая, как жердь, наверное, даже симпатичная. Иногда. Когда не кривит так лицо.

И не смотрит на человека так, словно перед ней кучка навоза. С таким отвращением, гневом, ненавистью... это как озарение. И от нее во все стороны хлещет алый гнев с проблесками черноты. А сейчас еще и ядовитой желтизны зависти. Но ненависти там больше, намного больше, она просто обжигает, как брошенный в лицо горящий уголь.

— Риана Респен?

— Да!

И на моих руках смыкаются цепкие руки.

Я верчу головой.

Двое парней, один постарше, второй помоложе... молодые мужики уже, не парни, лет двадцать пять — двадцать семь. Братья, что ли? Похоже на то...

Те же черные волосы, те же злые глаза и длинные носы. А вот чувства другие. Презрение, злость — не так много, похоть, решимость... это у них на двоих. Им не за что меня ненавидеть, только за сестру. Ее и любят, за нее и мстят. За ее обиду и слезы.

Что им от меня надо? Побить? Изнасиловать? Убить?

Надолго в неведении меня не оставляют. Риана прищуривается.

— Сейчас ты сдохнешь, сука!

— За что? — ответ я предполагаю, но хотелось бы знать точно.

— За Миха!!! Он мой, и всегда был мой! А потом ты приперлась... не будешь зариться на чужое! Вообще не будешь! Гадина!!!

Риане явно хочется выговориться, она прохаживается по берегу, но недалеко, слишком уж она зла.

— Ненавижу тебя!!! Сразу поняла, что у него другая есть, думала переспит, а он... он сказал, что все кончено, и ушел! Меня на всю деревню опозорил! Все ты, тварь! Хорошо, тетка Милава сказала, где искать...