Коловрат. Отмщение

— Не хитри, воевода. У нас дороги не сегодня, завтра поплывут, а на юге уже точно поплыли. Так, что если князь Ярослав и придет сюда, то это будет нескоро, а агаряне к этому времени Новгород возьмут!

— А может и не возьмут! Андрей Боголюбский не взял, может и Батый не возьмет. Богородица снова заступится.

— Богородица оно конечно хорошо, дай, как говорится бог, но только агарянам так и так Новгород брать надо. Припасы его им нужны больше жизни, поэтому и будут его штурмовать не жалея жизни. А в Новгороде, в осаде сидит князь Александр и вряд ли Ярослав простит тебе его гибель.

Коловрат бил точно и расчетливо. Жизни новгородской вольности, как и судьба самого Новгорода князя Ярослава наверняка не имели большого значения, а вот жизнь родного сына ценилась им гораздо дороже. И отказываться от его спасения воевода никак не мог, тем более, когда этот вопрос был поднят прилюдно, в присутствии воеводы и десятников Вжецка.

— Что же, мне теперь свою голову в пасть тигра засовывать!? — ретиво воскликнул Еремей, стукнув кулаком по столу. — Так что ли?!

— Не бойся, — снисходительно успокоил воителя Коловрат. — У нас против этого тигра свой тигр имеется.

С этими словами он положил перед Еремеем золотую пластину, снятую с пояса Аргасуна.

— Что это? — спросил воевода, с опаской поглядывая на пайцзу.

— С помощью этого предмета я открою тебя дорогу до самой ставки хана Батыя, а дальше все будет зависеть от тебя и расторопности твоих воинов — в целях получения согласия воеводы, Коловрат не стал раскрывать всех подробностей своего плана. — Согласен?

Еремей, пытаясь найти поддержку со стороны десятников и воеводы Вжецка, просительно посмотрел в их сторону, но так её и не получил требуемого. Напротив, десятники все как один выразили полное согласие с призывом Коловрата идти на Новгород. Даже воевода, не сильно любивший рязанца, воздержался спорить с ним. Он лично видел, как при помощи такой же дощечки, он смог уничтожить отряд Берке.

Оказавшись в полном одиночестве, Еремей не стал обострять отношения с "восставшим из мертвых", но постарался, чтобы его сомнения относительно немедленного похода на Новгород услышало как можно больше людей. На следующий день, вобрав в себя большую часть гарнизона Вжецка и остатки ватаги Коловрата, отряд воеводы продолжил движение к Новгороду.

Гибель ещё одного высокородного монгола, ничем другим как дурным знаком и откровенной немилостью богов к участникам северного похода, а также происками злых уруских колдунов было трудно объяснить чем-то иначе. Однако бог Сульде не совсем отворил от воинства монголов свой властный взгляд. В его руке ещё осталась милость для Бурундая, что по требованию Бури отправился искать себе пропитание в захваченном крестоносцами русском городе Юрьев.

Посылая Бурундая прочь от осажденного ордой Пскова, Бури был полностью уверен, что опальный военачальник не сможет взять хорошо укрепленный город. От захваченных в плен родовитых псковичей, Бури знал, что князь Ярослав несколько раз порывался вернуть утраченный русскими город, но каждый раз возвращался, ни с чем.

Крепко вцепились крестоносцы в прибрежные земли во главе с епископом Ворсингом. С самого первого дня, тевтоны только и делали, что укрепляли старые стены и возводили новые. Тысяча человек, включая рыцарей, их оруженосцев и кнехтов были готовы по первому зову епископа выступить против любого врага подступившего к воротам бывшего русского Юрьева, а ныне немецкого Дерпта.

Твердый и прочный был этот орешек, но был расколот одним точным и ловким ударом Бурундая. Подойдя к стенам крепости, опальный темник разыграл излюбленный прием монголов с ложным отступлением.

Первым к Дерпту подошел специально отряженный Бурундаем отряд конных лучников. Отказавшись от попытки застать врага врасплох, монгольские стрелки принялись скакать вдоль крепостных стен и на скаку демонстрировать тевтонам свое меткость в стрельбе.

Вслед за ними подошла ещё небольшая часть монголов, и также принялась обстреливать столпившихся на стенах немцев. Пришедшие степные всадники имели у себя тяжелые составные луки, позволявшие им стрелять прицельно с большого расстояния.

Одна из стрел выпущенная этими воинами чуть не убила епископа Ворсинга, пришедшего посмотреть на диковинных азиатов взбудораживших весь город. Пущенная монголом стрела скользнула по плечу епископа, выдрав солидный клок из его плаща. Чем сначала сильно напугала, а затем вызвала ярость у правителя Дерпта.

Находясь в постоянном конфликте в споре за власть с главой рыцарей Гуго Шранком, Ворсинг не мог допустить публичного проявления слабости духа. Поэтому, желая погасить опасный инцидент в самом зародыше, епископ потребовал от рыцарей выйти за крепостные стены и жестоко наказать зарвавшихся азиатов.

Приказ епископа полностью совпадал с намерением самого Шранка и потому не встретил с его стороны никаких протестов. Воинство Дерпта было быстро посажено на коней и через широко распахнутые ворота оно устремилось на врага.

Многие из крепостного гарнизона захотели принять участие в этой вылазке. Показать свою ратную силу против узкоглазых варваров, чье общее число никак не превышало четырехсот легковооруженных воинов.

Нет в мире военного построения, что могло бы противостоять натиску тевтонских рыцарей, гласила мудрость крестоносцев и завязавшийся бой, полностью подтвердил её правоту. Да и как было в это не поверить, если ещё минуту назад грозно визжавшие и кричавшие азиаты, дружно бросились бежать, едва голова тевтонской "свиньи" ударила их в бок.

Вооруженные луками и саблями, монголы не выдержали таранного удара одетых в тяжелую броню всадников. Миг, и они развернули морды своих коней в сторону от стен Дерпта и стали искать спасение в бегстве.

Благодаря резвости коней и легкому весы всадника, монголы смогли хоть на немного, но оторваться от своих преследователей. Чуть-чуть, чтобы самим не попасть под удары их тяжелых мечей и вместе с тем создавать у преследователей иллюзию, что они вот-вот догонят беглецов.

Насколько это было умело, сделано говорит тот факт, что до самого последнего момента, когда ловушка захлопнулась, и их со всех сторон окружил противник, немцы ничего не подозревали. Миг, и теперь они превратились из охотника в добычу, тяжелую и неповоротливую.

Напрасно Гуго Шранк пытался пробиться сквозь ряды вражеских всадников, орудуя направо и налево своим большим рыцарским мечом. Да, после каждого его удара число противников неизменно уменьшалось, но при этом в его сторону летела туча стрел. Не прошло и нескольких минут, как Гуго стал подобен диковинному дикобразу, так много стрел застряло в его броне. До поры до времени они не причиняли главному рыцарю Дерпта вреда, но затем, выпущенная с близкого расстояния из тяжелого лука стрела пробила броню его шлема в области шеи.

Как и подобает отважному рыцарю, Шранк мужественно перенес боль и что было сил, во славу девы Марии и римского папы обрушил свой меч на щит очередного врага, но это была его последняя победа. От резкого движения кровь рекой хлынула из раны и вскоре, соперник епископа Ворсинга лишился не только сил держать меч в руках, но и жизни.

Но не только стрелы выпущенные монголами в рыцарей решили исход этого боя. К огромному удивлению для тевтонов, сабли в руках их противников наносили им урон в рукопашной схватке, ничуть не меньше, а иногда и даже больше чем их длинные мечи.

Прочные и крепкие они на равных держали удар, пробивали рыцарскую броню, и Иоганн Крукенберг на себе это испытал.

Записной поединщик, имевший на своем счету не один десяток побед над ливами, куршами, чудью и руссами. В этом бою он также одержал ряд побед, но затем на какие-то секунды замешкался в схватке с узкоглазым врагом и проиграл. Он уже замахнулся на малорослого противника своим любимым мечом, но тот с кошачьей грацией скользнул в сторону и одновременно рубанул саблей по боку рыцаря.

Много ударов выдерживали прежде его доспехи, но молниеносный взмах клинка пробил кольчужную защиту Крукенберга. Сделал такой широкий разрез в них и человеческой плоти, что нельзя было его закрыть ладонью, чтобы закрыть и остановить кровь.

Громко вскрикнул рыцарь от боли и выронил из рук свой верный меч. Потеря оружия в любой битве грозит воину верной смертью, но Иоганн Крукенберг не был тем человеком, что безропотно следует року судьбы. Не обращая внимания на кровь, сбегавшую на попону его коня, стиснув зубы, он развернул коня в сторону нанесшего ему удар врага и атаковал его. Единственным оружием у него в этот момент были могучие кулаки, одетые в железные перчатки. Именно им он и нанес удар сокрушительный удар в лицо праздновавшему победу врагу.

Незнакомый с подобным приемом ближнего боя меркит пропустил этот удар. Сила его была так велика, что у него хрустнули кости лица, и он как подкошенный рухнул с лошади. Обрадовавшись, Крукенберг потянулся за топором, привязанным к луке седла, чтобы продолжить схватку, но не успел разогнуться. Наскочивший на него со стороны спины степняк нанес по доспехам рыцаря новый удар саблей и пораженный вражеским клинком рыцарь рухнул из седла на землю, где и нашел свою кончину.

С не меньшим успехом крушили всадники Бурундая и доспехи кнехтов, что вместе с рыцарями пожелали принять участие в этом сражении. Сделанные из худшего металла, они плохо держали удары сабель и мечей противников, что разносили их в пух и прах.

Меньше часа понадобилось воинам Бурундая разгромить и уничтожить окруженного противника. Ни один рыцарь или воин принявший участие в преследовании "трусливых" монголов не вернулся в Дерпт. Все они полегли в этом бою, щедро напоив своей горячей кровью ещё не оттаявшую землю.

Когда же истребив цвет Дерптского гарнизона, забрызганные кровью монголы подошли к крепости, на её стенах разразился горестный плач и стон.

Епископ Ворсинг никак не мог поверить своим глазам, глядя на многочисленных всадников противника, что вновь появившихся у стен крепости со своими многохвостыми знаменами. Демонстрируя засевшим в крепости немца свою полную уверенность в своей силе и превосходстве, они не предприняли попытки взять крепостные ворота приступом.

Напрасно усеявшие стену часовые вглядывались в наступившую темноту, ожидая очередного коварства со стороны монголов, но ничего не произошло. На этот раз, противник играл абсолютно честно и открыто.

Когда солнце озарило стены Дерпта, монголы двинулись на штурм. Перво-наперво в дело вступили их лучники, что своими тяжелыми луками очистили стены и надвратную башню от немногочисленных защитников крепости. Некоторые из них пали сраженные быстрыми стрелами монголов, другие в страхе попрятались за зубцами стен, что позволило воинам Бурундая подтащить и перебросили через ров, наскоро сколоченный перемет.

На нем не было таранов и прочих стенобитных машин, при помощи которых монголы обычно брали крепости. Штурм стен Дерпта был доверен двум группам воинов со штурмовыми лестницами и арканами.

Будь в крепости полноценный гарнизон, подобные действия дорого бы обошлись монголам. Их забросали камнями, залили бы кипятком и прочим варевом, и мало кто из пошедших на приступ смельчаков вернулся бы обратно. Но людей было мало, и всякая попытка поднять голову из-за гребня стены оборачивалась градом стрел.

Единственное, что смогли сделать защитники Дерпта — это начать перебрасывать через зубцы увесистые бревна в надежде, что это остановит врагов. Одно бревно действительно смело карабкающихся по лестнице монголов и придавило несколько стоящих внизу человек, но большей частью они пролетали мимо. Боясь попадания вражеских стрел, немцы кидали бревна на слух и быстро израсходовали свой скудный запас.

Вся надежда была на двух силачей братьев Шлютгауэров, что пришли защищать городские ворота с двумя топорами в руках. Первая голова врага, показавшаяся над гребнем, стены была снесена одним ударом топора и под радостные крики стоящей внизу толпы упала на камни мостовой.

Затем последовала другая, третья, а потом монголы хлынули на стены подобно морской волне, пытаясь сбросить их защитников вниз. Все закружилось, завертелось, загрохотало, загромыхало в яростной схватке. Кто-то рухнул со стен поверженный могучим ударом меча, кто-то упал раненым там, на стене и был добит или затоптан ногами продолжавших сражаться воинов. И в этой суете мало кто обратил на несколько воинов. Они при помощи арканов добрались до оконного проема в надвратной башне, а затем проникли внутрь её.

Находившиеся там воины были полностью поглощены сражением на стенах и появление чужаков полностью проморгали. Когда же, они бросились на них с оружием в руках, было поздно. Один из монголов выбил подпорный рычаг подъемного механизма, крепостной мост рухнул вниз, открывая дорогу врагу внутрь города.

Проникших в башню монголов было мало и вскоре они пали под ударами топоров одного из братьев Шлютгауэров, но дело было сделано. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, крепостной мост, с грохотом и скрежетом рухнул вниз, открыв врагам дорогу внутрь города.

Напрасно после того как вернули себе контроль в надвратной башне, немцы попытались поднять мост и восстановить прежнее положение. Едва мост был опущен, как воины монголов принялись рубить подъемные канаты и очень быстро справились с этим делом.

У немцев ещё оставалась надежда на воротную решетку, преградившую путь рвущимся в город монголам, но она быстро растаяла. Десятки крепких рук ухватили за кованые перекладины решетки и, преодолевая сопротивление и общими усилиями, смогли поднять её до уровня пояса. Чтобы решетка не упала обратно, монголы подставили под неё специальные подпорки, и вот тогда, участь города была решена.

Все кто не пали на стенах и не были убиты на улицах города, нашли себе прибежище в недавно построенной Домской церкви. Её прочные дубовые двери и крепкие стены на время сдержали натиск монголов, но ненадолго. Обозленные сопротивлением горожан они обложили двери церкви хворостом и подожгли его. Когда клубы дыма от разгоревшегося огня проникли внутрь здания и, пытаясь спастись люди стали выбегать из церкви наружу, они всюду натыкались им мечи и копья монголов.

Много богатства; серебра, золота, меха и жемчуг было в домах горожан и личных покоях епископа Ворсинга, но не это было нужно сейчас победителям. Ворвавшись в город, они бросились к складам с запасами зерна и фуража, желая уберечь их от огня. Голод и нужда диктовали свои правила.

Глава IX. Явление Коловрата.

Сказать, что Субудай был раздосадован постигшей его неудачей с взятием Новгорода, значит не сказать ничего. Старый воитель был в гневе, и тяжесть гнева упала на всех тех, кто его окружал. Давно его не постигала в военных делах столь откровенная неудача и богатур, на время потерял контроль над собой, раздавая кому удары нагайкой, кому гневный взгляд, а кому и грозное обещание.

Впрочем, гнев недолго властвовал над его душой. Цель не была достигнута, и нужно было искать новый путь для её достижения. Самым простым и действенным методом было отдать приказ отрядам Бури и Гуюка вернуться к Новгороду и, не считаясь с потерями вновь штурмовать "злой" город.