Коловрат. Отмщение

— Я поставил своих воинов против ворот, потому что — это самый трудный участок для штурма! На воротах и прилегающих к ним стенах, урусы больше всего наморозили лед, что очень сильно будем мешать моим войнам, поставить лестницу в отличие от твоих людей!

Говоря так, Бурундай не лукавил против истины. По приказу Ратибора на торговых воротах новгородцы нарастили мощный панцирь льда, в некоторых местах превышавший метровой толщины. Это сильно мешало правильно установить лестницу. Слишком высокая лестница не имела устойчивой опоры и легко сбивалась, а низкая не позволяла быстро взойти воинам на стену. Поэтому, помимо штурмовых лестниц, воины Бурундая были вынуждены нести с собой арканы с крючьями.

Однако при всем при этом, темник не был до конца честен перед Аргасуном. Да трудности при штурме ворот были, но они быстро нивелировались благодаря численному превосходству. Засевшие за валом стрелки должны были завалить стрелами защитников ворот и обеспечить их быстрое взятие.

Уверенность в грядущей победе была у Бурундая столь велика, что он не поехал смотреть, как его воины будут штурмовать последний русский город на севере. Примеряя на себя платье верховного темника, он поднялся на небольшую возвышенность, с которой было лучше видно город, и стал ждать.

Так обычно делал Субудай, когда командовал всем войском монголов, так теперь делает он, Бурундай и дай бог, будет делать ещё много лет.

Как добросовестный ученик, Бурундай сделал все по имевшимся в его распоряжении лекалам и формулам, однако в итоге, вместо плюса почему-то оказался жирный минус. И в этом была полностью вина самого Бурундая, у которого в самый ответственный момент не сработала "чуйка", в отличие от Субудая.

"Старый облезлый верблюд" как его в последнее время стали называть чингизиды, был твердо уверен, что Бурундай потерпит неудачу. Вернее сказать он на это надеялся и предчувствие его не обмануло. Затеянный Бурундаем штурм с треском провалился.

Когда сидя на коне, темник услышал, как пошли на штурм его солдаты, ничто не зашевелилось в его душе, ничто не напряглось. Вперед в ночную тьму глаза он ясно представлял, что внезапная атака монголов застала противника врасплох.

Проспавшие рывок степняков из-за вала сторожа, лихорадочно звонили в колокола, сзывая воинов на защиту стен, но уже было поздно. Не встречая серьезного сопротивления, монголы быстро преодолели расстояние от вала до стен и, воткнув в снег основание штурмовых лестниц стали быстро взбираться.

Там, где лестницы оказались коротковатыми в ход пошли арканы с крючьями, что прочно зацепившись в крепостные зубцы, открыли дорогу степнякам к долгожданной победе.

Все это Бурундай так явственно видел перед собой, что когда колокола в крепости урусов смолкли, он посчитал это верным признаком того, что город взят. Что его воины взошли на стены, поубивали урусов и теперь предались грабежу и насилию.

Вспомнив, какая драка возникла между его воинами и воина Аргасуна после взятия Торжища, Бурундай не усидел на месте. Не доиграв в верховного темника, он решительно поскакал к Новгороду, для наведения справедливого порядка во взятом городе.

Вспыхнувшие во тьме ночи яркие огненные блики, темник принял за огни начинающихся в Новгороде пожаров и пришпорил коня.

— Сколько раз говорил — огня в городе не должно быть! Он погубит зерно, как погубил его в Торжке! — зло выкрикивал себе под нос Бурундай, готовясь жестко спросить с нерадивых сотников и темников за это преступный недосмотр. Однако чем ближе подъезжал он к крепости, тем тревожнее становилось у него на душе.

Сидя на коне, он хорошо видел, что огонь располагался не за стенами Новгорода, а перед ними. Вопреки всему, он ярко пылал прямо на льду и в нем метались люди, превратившиеся в живые факелы. Охваченные огнем они бежали в разные стороны, падали на лед, пытаясь сбить с себя пламя, но это им плохо удавалось. Снега на реке было мало, и воины были вынуждены бежать дальше, с каждым шагом теряя силы и надежду на спасение.

Как рассказывали выжившие после штурма воины, атака действительно застала урусов врасплох, но они быстро оправились и стали действовать. Быстро выяснив направление атаки, благо просчитать намерения монголов было не трудно, они позволили воинам приблизиться к стенам крепости, а потом обрушили на них огонь.

Сначала это были горшки и кувшины, а потом в ход пошли целые бочки. При помощи специальных приспособлений они выбрасывались прямо на снующих внизу монголов и тут же загорались, щедро окатив их огненными брызгами.

Для отражения нападения врага, Ратибор конфисковал в Новгороде все запасы жидкого масла, керосина и прочей горючей жидкости. В прочных бочках и горшках они были доставлены на стены, где ждали своего часа и дождались. От разгоревшегося на небольшой кромке берега масла было невозможно укрыться, равно как и от его горящих ручейков сбегавших прямо на лед. Для отражения атаки врага воевода запасов не жалел, но и это было не все.

Скача к берегу Волхова, Бурундаю поначалу показалось, что эти несчастные, добежав до вала, в некоторых места подожгли его, но очень быстро понял, что это не так. Урусы вновь преподнесли темнику неприятный сюрприз. Оказалось, что у них есть, орудия способные метать копья и стрелы на большое расстояние.

Для находившихся по эту сторону защитного вала монголов они представляли собой серьезную угрозу, но куда большую опасность представляла содержание горшков привязанных к ним. Перед выстрелом русские поджигали находящиеся в них масло, которое потом от удара разливалось по бревнам, доскам и веткам вала.

Не имея возможность сразу поджечь весь защитный вал противника, Ратибор отказался от этой идеи, сосредоточив свой удар в одном месте, напротив торговых ворот.

Перебросив туда все имеющиеся стрелометы, он приказал систематически обстреливать защитное сооружение монголов в надежде быстро поджечь его и оказался прав. Когда пришедшие в себя монголы бросились тушить огонь, было уже поздно. Пламя набрало силу, разгорелось, и справиться с ним уже было невозможно.

Все горело, все пылало и тут в дело вступили "железные люди" урусов. Взяв в руки вои луки, они принялись методически убивать озаренных огнем людей и довольно быстро в этом деле преуспели. Сначала, движимые состраданьем они добивали охваченных огнем монголов, но затем быстро позабыли про милосердие и стали стрелять по тем, кто был жив, здоров и представлял собой реальную опасность.

Одна из выпущенных ими стрел сразила сотника Тугана, которому благоволил Бурундай. Пущенная вражеской рукой, она настигла воина, когда он вел борьбу с огнем, охватившим вал монголов. Смерть Тугана сильно деморализовала солдат, испытавших сильнейшее потрясение, столкнувшись со злым огнем урусов.

Подлинные степняки, они легко переносили ветер, дождь, холод, стужу. Они мужественно боролись с осточертевшим снегом, держались на ногах, несмотря на скудность продуктовых запасов, но вот встреча с огнем, точнее сказать с таким количеством огня, разом выбила их из колеи. Понукаемые криками сотника они пытались сбить прожорливое пламя, но едва он погиб, как они моментально отступили, позабыв взять его тело.

Не прошло и нескольких минут, как храбрый Туган покрылся пламенем, и страшный запах его опаленной плоти смешался с запахом сотен других несчастных. Зловонное облако, подгоняемое ветром с запада, стало медленно наползать на лагерь монголов, неся тем, кто ещё не проснулся горькие вести.

Около тысячи человек либо погибло, либо задохнулось, либо пострадало от огня, и почти половина их была из личной тысячи Бурундая. Уж слишком плотно стояли его воины перед воротами урусов в тот момент, когда на них обрушился всепожирающий огонь.

Удушающий запах горелой плоти поднял среди ночи с постели Бату и остальных чингизидов. Едва узнав о неудаче и потерях, число которых было серьезно преувеличено, они ворвались в юрту Батыя, где в это время находился темник и принялись избивать его руками и ногами. Связанный заветами Ясы, он смиренно принимал удары потомков великого Темучина, лишь пытаясь прикрыть лицо ладонями, чем ещё больше распалял их полные гнева и негодования сердца. Наконец устав выбивать своими пятками кровь с его лица, они бросили несчастного Бурундая и отправились на поклон к тому, кого ещё вчера насмешливо поносили.

Поначалу, Батый хотел взять неудачника с собой и отдать его на расправу в руки старика, но потом передумал. В создавшемся положении Бурундай мог ему пригодиться. Вдруг старый верблюд решит отдать богу душу, а им нужно возвращаться в степь и на дороге к ней их может встретить брат убитого Юрия Ярослав. И в схватке с ним нужен будет, чтобы войском командовал настоящий воин. Имевший боевой опыт, а не опыт отдачи приказов под управлением богатура.

Как учил его отец, не стоит излишне принижать одного человека и возвышать другого. По этой причине, Батый не взял с собой братьев, чтобы Субудай увидев их не догадался как сильно они испугались, узнав о понесенных войском потерях.

Впрочем, Саинхан зря старался. Все эти чувства хорошо читались на его лице во время его беседы с больным стариком, зорко смотревшим на Бату своим здоровым оком.

— Этот баран Бурундай не сумел взять Новгород и вместе с Аргасуном понес большие потери! — выпалил верховный хан, садясь на шаткую скамейку возле ложа больного.

— Я знаю об этом — невозмутимо произнес Субудай, старательно изображая терзаемого недругом старика.

— Откуда тебе — это известно!? — изумился Батый.

— Бог Сульдэ открыл мне это вчера поздним вечером — не моргнув глазом, кряхтя, соврал Субудай, которому уже успели доложить его шептуны. — Не стоит тебе великий гневаться на Бурундая. Он великий воин, но великие воины не могут противостоять воли бога.

— За что бог Сульде так сильно прогневался на нас? — с замиранием сердца спросил Батый, глубоко в душе завидуя собеседнику, с которым общаются боги. — Нам нужно принести искупительные жертвы?

— Бог Сульде не гневается на нас, а оказывает нам милость?

— Милость? — глаза Батыя раскрылись от удивления, насколько им это позволяла природа.

— Конечно, милость, ибо смерть воинов сократила число голодных желудков в нашем лагере — выдал правду Субудай о существовании которой Бату, как и прочие чингизиды предпочитали особо не задумываться. Войсками управляет Субудай и Бурундай, а их удел соглашаться или нет с их предложениями. Главное разбить врагов и с победой вернуться домой, остальное не его забота.

— Милость — это хорошо — облегченно произнес Батый. Вмешательство всемогущего бога в земные дела его вполне устраивала. — И что ещё сказал тебе бог?

— Что крепость обязательно надо брать, иначе он сменит, свою милость на гнев и отдаст нас в руки урусов — Субудай говорил мерно, спокойно как обычно говорят предсказатели и от этого обреченного спокойствия у Саинхана сдали нервы.

— Так значит, тебе надо взять её и чем скорее, тем лучше!! — выкрикнул Батый, покрывшись красными пятнами.

— Если такова будет твоя воля, я её возьму — невозмутимо молвил Субудай. При этом он смотрел вниз, одновременно изображая полную покорность воле чингизида, и старался скрыть охватившее его волнение.

— Да, таковая моя воля! — радостно воскликнул Батый, вспомнив, что он является верховным ханом монгольского войска. — Но позволит ли тебе это сделать твое здоровье. Может тебе прислать лекаря китайца?

— После того, как лекаря китайцы не смогли спасти жизнь твоего деда, я не доверяю им — Субудай с гордостью поднял седую голову.

— Я тоже, но... — чингизид замялся и его молчание, где было столько невысказанного, было лучшей наградой для Субудая в этот момент. В нем, старом облезлом верблюде, верховный хан по-прежнему нуждается и со вниманием готов слушать каждое его слово.

— Не беспокойся, великий хан, я выполню свой долг перед тобой — заверил верховный темник Батыя и тот гордо расправил плечи. От заверения Субудая и от того титула, которым тот его наградил. Что не говори, но льстец всегда отыщет в сердце уголок, даже у чингизида.

Возвращение к власти Субудая ознаменовалось удалением от стен Новгорода двух опаленных огнем урусов барсов — Бурундая и Аргасуна. Первый, вместе с остатками своей тысячи был отправлен к ханам Бури и Байдару, чьи воины должны были уже подойти к стенам Пскова. Второго Субудай поначалу намеривался отослать к Гуюку и Кадану, но затем передумал. После сообщения о якобы воскрешении Евпатия Коловрата, у старого воителя было не спокойно на душе, и он приказал Аргасуну искать кормление для своих воинов у берегов озера Селигер. Монгольское войско медленно, но верно выедало все вокруг Новгорода подобно саранче.

Эти дни были моментом торжества Субудая. Батый с братьями вновь смотрят ему в рот, Гуюк и Кадан с трудом пробираются сквозь лесные завалы к Торопцу, а Бури не смог с ходу захватить Псков.

Гонцы донесли, что войско Бури и Байдара подошли к городу и начали переговоры с псковитянами. Вопреки ожиданиям, урусы быстро поверили монголам, открыли ворота и отрядили своих бояр на переговоры с Бури. Все шло хорошо, но у стоявших вблизи стен кипчаков от голода сдали нервы и едва послы миновали их, как они устремились в открытые ворота, стремясь первыми ворваться в город.

В проеме ворот завязалась толчея, которая не завершилась захватом ворот, только благодаря мужеству и самопожертвованию караульных, во главе с десятником Тимофеем. Он с самого начала относился к незваным гостям с недоверием, а когда те устремились на штурм ворот, смело встал на их пути вместе со своими караульными, приказав оставшимся стражникам закрыть ворота.

Как бы яростен не был натиск и напор кипчаков, как бы они не пытались пробить ощетинившийся копьями заслон, они не смогли этого сделать. Тимофей с воинами стоял насмерть и ценой собственных жизней они спасли Псков от захвата.

Кипчаки с остервенением топтали останки героев, стремясь своими саблями и мечами выместить на них свой гнев и раздражительность.

Неизвестно в какую кровавую кашу они превратили бы тела караульщиков, если бы стоявшие на стенах воины не пришли в себя и не засыпали кипчаков стрелами.

Разгневанный Бури приказал казнить десяток нетерпеливых кипчаков в назидание другим союзникам, а затем стал принуждать псковичей сдаться, угрожая убить взятых в плен послов. С приставленными к горлу ножами бояре громко взывали псковскому воеводе Димитрию, умоляя спасти их и выполнить все требования монголов. Кричали они резво и отчаянно, но воевода остался глух к их голосам. Трезво рассудив, что обманув один раз, агаряне могут легко обмануть и второй, Димитрий решил ворота не открывать.

Столкнувшись с таким упорством, Бури приказал нескольким послам перерезать горло для запугивания псковичей, а остальных увести для дальнейшего допроса. Специальные мастера должны были получить от них ответы на интересующие хана вопросы.

Известие о неудачи тех, кто не хотел смотреть в рот Субудаю и слушать его умные советы, приятная мелочь, но не более того. Куда большее значение и большую радость богатуру принесло бы известие о размолвке между двумя князьями Ярославом и Михаилом.