— А потом его приколотят к дереву.
— Соображаешь. Пожалуй, в современном капиталистическом обществе, это едва ли не сложнейшая из возможных ролей. Что бы строго ей следовать и не свернуть на сторону, нужны очень твердые принципы и непоколебимая уверенность в том, что делаешь все единственно верным образом. Самодисциплина. Сам понимаешь, — я пристально всмотрелся в его полузакрытое темными очками лицо. — Качества для эспера жизненно необходимые.
— Мне норм.
— А мне нет.
— То есть все это — ради самодисциплины? — судя по тону, Дьявол не поверил и обиделся. — Еще раз мне соврешь, я тебе что-нибудь оторву.
Кажется, он так старательно расспрашивал меня не из праздного любопытства. Выглядело так, будто этот рыжий подросток, причинивший за полтора года жизни эспером больше вреда, чем все стихийные бедствия, задался каким-то вопросом и не мог сам найти ответ. Но просить помощи считал унизительным — и пытался вот такими окольными путями выудить у меня мою точку зрения.
— Отрывалка не выросла. Чем тебя не устраивает такое объяснение?
— Слишком просто все выглядит.
— А тебе нужны трудности? Попробуй сделать кому-нибудь добро просто так, для разнообразия. Ну, как две тысячи лет назад советовал тот человек.
— Да ну нафиг! — резко возразил Дьявол. Слишком быстро и слишком резко.
— А ты попробуй, вдруг понравится. От одного раза еще никого к дереву гвоздями не прибивали. Только сначала голову помой, а то девочки любить не будут.
Мальчишка резко взмахнул рукой. Инфополе наполнилось испепеляющим жаром, в радиусе полукилометра люди начали замирать от внезапного приступа страха, а то и от боли в сердце.
Я успел перехватить взмах в крайней точке, стеной своего микрокосма погасив волну, которая должна была разорвать меня на части. И тут же удивился, насколько легко это оказалось сделать. Дьявол был способен ударить намного сильнее, но сейчас словно был в легком смятении.
— Hey, you bastard! — раздался окрик с другого конца зала.
Я оглянулся. Ко мне уже спешил здоровенный детина в камуфляже. За спиной у него был карабин М4, на рукаве — шеврон в виде американского флага. Понятно. Солдат с местной американской базы. Видимо, в увольнении, но почему тогда при нем оружие?
— Why do you hit him?
— Hit who? There is nobody.
— This boy, you hit him, I saw! — восприимчивость у этого двухметрового верзилы была явно ниже среднего. На произнесенные в Хор слова он вообще не отреагировал.
Своей ручищей он потянулся ко мне, с явным намерением схватить за воротник. Я попятился назад и из-за спины показал Дьволу кулак. Тот беззвучно заржал и тут же исчез.
'Коэффициент трения — ноль'.
Нечасто удается увидеть что-то, способное произвести действительно сильное впечатление. Я видел, как города тонули в собственных кошмарах, и как кошмары сгорали в лучах иллюзорного северного сияния. Но никогда прежде я не видел, такого монументального падения. Это невозможно было сравнить ни с обрушением здания, ни со срубленным деревом. Огромные армейские ботинки взметнулись в считанных сантиметрах от моего лица, как два синих кита, играючи выпрыгивающих из воды. Карабин покатился по полу с грохотом снежной лавины в горах Кавказа. В оскорбленном нисходящем реве сосредоточилась, наверное, вся сокрушительная мощь U.S. Army, сложенная из рыка танковых турбин и гула реактивных самолетов.
— Emm... sir, are you okay? — поинтересовался я осторожно. При таком падении немудрено что-нибудь сломать, а то и удариться насмерть затылком.
Ответом мне был только поток непереводимых алабамских афоризмов. А еще случившееся заметили сотрудники магазина и сослуживцы пострадавшего, выбиравшие себе пиво в соседнем отделе. И сейчас все направлялись ко мне. Вряд ли для того, чтобы предложить скидочную карту или подарить монетку-вызов.
Убегать? Не вариант, вон уже охрана бежит, тревожная кнопка тоже наверняка наготове. Попытаться разрулить ситуацию на месте? Мало шансов, эсперская 'аура' настроит их против меня, дело легко дойдет до ареста.
'Что там только что сам говорил? Не ввязываться в конфликты энергетически выгоднее? Вот только иногда конфликты сами к тебе приходят'.
Я прогнал в уме пару уравнений, вырубив на несколько секунд освещение во всем зале, развернулся и быстро пошел прочь. Сзади доносились крики и шум, но это уже было безразлично. Разорвал зрительный контакт — скорее всего уже не заметят. Только вот отовариваться придется в другом месте.
Рядом с супермаркетом стоял 'хаммер' с пулеметом на крыше. Видимо, американцы приехали на нем. Строгий военный дизайн резко выбивался из рижского пейзажа, и мгновенно обращал на себя внимание. И наводил на мысли, пока еще не совсем ясные, но очень назойливые.
'Военные. Военные ведут войны, — я пытался проследить интуитивную цепочку. — Американские военные... ведут войну — против кого? Война, война... война это кровь и разрушение. Дьяволу бы понравилось. В армию ему что ли посоветовать сходить... армия. Армия — это большая группа военных. Которые ведут войны. Армия несет кровь и разрушение. Американская армия. С кем воюет американская армия? Не с Латвией, это точно. Для войны нужны две армии. Рядом есть еще армия? Есть'.
Я остановился. Огляделся по сторонам. Воображение услужливо рисовало картины, в которых окружающий город и его жители представали в совершенно ином свете.
Это нужно было хорошенько обдумать.
* * *
<>iГде-то над Землей
Любой ребенок знает, что атмосфера Земли напоминает слоеный пирог. Первый слой — тропосфера, та самая, в которой мы все живем, и которой дышим. Она совсем тоненькая, но жить человек может только в самой нижней ее части, не выше пяти-шести километров. И тянется тропосфера на пятнадцать километров в высоту, а дальше начинается стратосфера. Условно конечно, пунктирных линий никто там не проводит, шлагбаумов тоже не ставит. Стратосфера простирается до высоты в пятьдесят километров, и значительную ее часть занимает озоновый экран — слой воздуха, где кислород под действием солнечной радиации превращается в озон, предохраняя таким образом все живое от смертельно опасного излучения. К слову сказать, выше примерно тридцати километров — это уже почти космос. Очень отчетливо видна округлость планеты. Небо здесь черное — плотность воздуха слишком мала, чтобы рассеивать свет, очень холодно, давление на порядки ниже привычного, жесткое ультрафиолетовое излучение почти не оставляет шансов ничему живому.
И там, в безвоздушной пустоте, купаясь в совсем не ласковых лучах солнца, парила крохотная, одинокая фигурка. Широко раскинув руки в стороны, она словно плыла на спине по невидимым волнам, глядя слепыми глазами в бесконечную черноту неба.
Мальчик наслаждался темнотой и одиночеством. Здесь, в безжизненном и пустом пространстве, зыбкую границу его микрокосма не ранили щиты чужих личностей, ему не приходилось терпеть боль от их ослепительного света. Здесь можно было расслабиться, ни о чем не думать, погрузиться в подобие дремоты, в которой притуплялось чувство времени, а чувства отделялись от сознания. Мальчика не беспокоил холод, ультрафиолет и отсутствие воздуха, ведь из-за расслабленности сознания физическое тело тоже погружалось в неопределенность. Юный небожитель обладал почти безграничной властью, но плохо представлял, куда ее можно и должно применить.
Как-то он раздавил большой храм. Это было довольно забавно, ведь такое большое здание так легко рухнуло, а еще веселее оказалось сплавить обломки между собой, чтобы их нельзя было разобрать. Когда это было? Этого мальчик сказать не мог. Время он воспринимал плохо. Стоило ему закрыть глаза, как из памяти поднимались различные образы, но он не мог сказать точно, произошли те события несколько дней или несколько лет назад, и в какой последовательности.
Вот по шоссе несется кадиллак, украшенный лентами, цветами и двумя сплетенными кольцами. Скорость — больше ста километров в час. Легкое движение мизинца — и у него ломается сразу в двух местах передний мост. Кадиллак взлетает в воздух как пушинка, падает на крышу, долго кувыркается, расшвыривая в разные стороны другие машины, и наконец вспыхивает. Каким-то чудом водитель не получит серьезных травм, а вот двоим пассажирам повезло куда меньше.
Вот идет по улице молодой человек. Он только что получил диплом, и перед ним открыты все дороги. С крыши двадцатиэтажного дома ему на голову падает ведро с краской, которое по чистой случайности там забыли ремонтники. Вовремя прибывшая 'скорая' сможет спасти ему жизнь — но не интеллект.
Вот какой-то очень крупный чиновник летит в самолете. Он решил провести отпуск с семьей, живущей в Лондоне. Через полчаса он приземлится в аэропорту Хитроу, и первым делом созвонится с ними, но когда еще через три часа приедет на свою виллу, то обнаружит только филигранно выпотрошенные и разделанные тела своих жены, сына, двух дочерей, невестки и внука.
Вот девушка-старшеклассница, первая красавица школы, примеряет перед зеркалом платье, в преддверии выпускного вечера. Оно ей очень идет, она просто очаровательна в нем. Девушка убирает платье в шкаф, и идет на кухню приготовить обед. Когда она поворачивает ручку газовой плиты, конфорка неожиданно взрывается, выстреливая прямо ей в лицо тугую струю пламени.
Небольшой аул в горах Афганистана мало чем отличался от сотен таких же. Жившие в ней люди были невежественны и не интересовались внешним миром. Они выращивали мак, чтобы продать его за бесценок и таким образом прокормиться. Вряд ли он задумывались над тем, сколько жизней уносили плоды их труда, у них была своя правда. Но в одну ночь мак сгорел, без видимой причины. И не только в одной деревне, но и почти везде в стране. А с ним горела пшеница и кукуруза, горели плодовые сады, даже плантации хлопка. Кто-то считал это диверсиями, кто-то — стихийным бедствием, кто-то — наказанием от Аллаха. Рядовым афганцам причины были не интересны. Гораздо больше их теперь волновало, сможет ли кто-то пережить голодные годы.
Мальчик не понимал, зачем это делает. Иногда он зависал в небе на дни, а то и недели, проваливаясь в мутное забытье так глубоко, что почти утрачивал физическое воплощение. Но, в конце концов, иррациональная жажда действия спускала его на землю, и он бродил по улицам городов, блеклый и незапоминающийся, словно существующий в ином измерении. Он наблюдал за жизнью людей, слушал их разговоры, терпел боль от света, который они производили — и каждый раз в нем начинала закипать ненависть. В том, что он видел вокруг своим внутренним зрением, ему было ненавистно решительно все, но даже его сил бы не хватило, чтобы уничтожить весь мир. И он уничтожал то, что сильнее всего выделялось. Продуманно, с отчаянной жестокостью, в которую вкладывал всю терзавшую его боль.
И каждый раз краткий миг удовлетворения сменялся опустошенностью и разочарованием. Фрустрацией ребенка, сунувшего в рот пластиковый муляж конфеты. И он опять уходил в небо, где не было никого и ничего, и можно было на какое-то время затеряться среди ледяного безмолвия пространства.
К сожалению, не в этот раз.
Забыться не получалось. В голове мальчика кипели мысли, которые не позволяли ему окунуться в забытье. Они все крутились вокруг встреченного случайно света, который не причинял боли, и вокруг слов, которые пришли из пустоты, и хотя он боялся признаться даже самому себе, но ему хотелось еще раз увидеть тот свет. Немного погреться в его лучах. И уж тем более он бы не признал, что слова из пустоты указали ему путь.
В конце концов, мальчик не выдержал. Перевернувшись в воздухе вниз головой, он сориентировался по могучему дыханию Хора, и позволил гравитации и ветру нести себя в нужном направлении. По мере падения его личность и воспоминания, во время уединения в небе заталкиваемые как можно дальше, извлекались на поверхность. Он облачался в них, как в одежду, придавая своему сознанию и телу четкую форму. На высоте в пару километров он полностью взял себя в руки и перешел в горизонтальный полет со скоростью в несколько махов. Мутными пятнами света внизу чередовались города и необитаемые районы.
До своей цели он добрался довольно быстро. Окно приветственно распахнулось, и мальчик ступил на подоконник. Лучи света мягко коснулись его, одарив толикой тепла.
— Ну чё, все сидишь? — выпалил Дьявол вместо приветствия и тут же заметил, что комната как-то изменилась.
— Нет, прибралась немного, — ответила Жрица. — Здесь много пыли было.
— Что, серьезно? Хотел бы я видеть рожу зануды, когда он узнает, что кто-то трогал его вещи. Даже если это пыль.
— Если он разозлится, я извинюсь. Но тут правда было грязно.
— Грязно, не грязно... — мальчик поудобнее устроился на подоконнике. — Так и не пошла в магазин?
— Неа, — Девушка мягко улыбнулась. — Мне Бог помог.
— Соседи что ли объедками поделились?
— Нет, молитва. Я утром 'Отче наш' читала — и он послал мне немного еды, — она перелистнула страницу книги, лежавшей у нее на коленях. — Гречневую кашу и какую-то рыбу.
— Хочешь прикол? — Дьявол довольно осклабился. — Ты телепортнула себе завтрак из ближайшей столовой.
— Нет, я же говорю — это молитва.
— Тебе Смерть что сказал? Что надо правильно опросить. Жрать тебе хотелось настолько, что даже ты это смогла. Но согласись, притащить уже готовую еду проще, чем создать ее с нуля. А ты не уточнила, как именно еда должна была появиться. Проходили уже это.
— Но это же кража!
Мальчик спрыгнул с подоконника и подошел ближе.
— Столовая от тарелки гречки и селедочного хвоста не обеднеет. Там такое обычно просто списывают как недостачу. А вообще у меня сегодня настроение хорошее. Смотри и учись, показываю один раз.
Он взял стул, уселся напротив Жрицы и протянул перед собой ладонь.
— Сначала надо посуду, иначе все упадет на пол.
Инфополе наполнилось глубокими и сочными нотами, похожими на заплетаемый в косу звон китайских колокольчиков, которые иногда вешают над дверьми. Ноты текли гармонично, упорядоченно, в них звучала форма предмета, материал, назначение, и даже цвет.
— Видишь? Я ничего ни откуда не беру. Если что-то нужно — можно просто это сделать.
На ладони Дьявола появилась простая тарелка из термостойкого стекла. За ее близнеца в любом хозяйственном магазине пришлось бы выложить не больше двухсот рублей. Только что на ней не было маркировки изготовителя.
— Вот так все просто. И с самой едой то же самое. Главное тут не запутаться. А то получится курица со вкусом капусты. Или еще что похуже.
Через несколько секунд на тарелку величественно взгромоздился большой кусок жаренной семги в кляре, еще горячий и тихо шкворчащий. Пустынную комнату моментально затопил аппетитный аромат. Дьявол щелкнул пальцами свободной руки, с кухни раздался звон, а следом по воздуху прилетели вилка и нож. Мальчик их ловко поймал и с торжествующим видом воткнул в рыбу.
— Все, забирай! — он водрузил тарелку девушке на колени, прямо поверх книги.
— Эмм... зачем?
