Henker

— А ведь я его знаю... Точно — это учетчик с кожевных складов. Я ему лет пять тому назад грузы сдавал. Что, тоже отметился?

Клаккер убрал сапог с чужой щеки и хрипло закашлялся:

— Эта гнида — хуже любой нечисти. Он хотел под себя весь Город подмять. Начать с бараков, а закончить всей Изнанкой. Я порасспрашивал его чуть-чуть, как ремни со спины распускать начал — так правду и узнал.

— Врет он, врет, — заверещал 'гном', но получив пинок забился в припадке, раззявив рот в беззвучном вопле.

— Сколько с Тенью дерусь, а самая страшная грязь от людей идет. Кто-то нечисть на жратву пускает, кто-то в подвале пленных держит, чтобы сожрали и костей не найти было. А этот дрянь сумел нахимичить, от которой у монстров голову сносит. Любая, даже самая маленькая гадость, звереет и готова тебя на куски порвать. Плеснул жидкость на врага в толпе и смотри, как через полчаса на его трупе пируют.

— Ты серьезно? — поразился бывший мастер, выпрямляясь во весь рост.

— Он меня у складов выследил, там и пометил. Пока я городу мотался — мелочь рядом бродила, но боялась атаковать, все же репутация у меня соответствует. А как толпой собрались, так и полезли... Я остатки патронов расстрелял еще в сумерках, дальше железом кромсал... Повезло потом, распарило, полушубок сбросил в сторону, так они его рвать начали, меня из виду на миг потеряли. Вот я и ополовинил стаю со спины, прежде чем за меня снова всерьез взялась... Ты подумай только, какая власть была бы у мерзавца. Выбирать — кому жить, кому умирать. Или еще хуже — продать кому, чтобы весь Город на уши поставили. Вот бы повеселились.

Потянув разодранные на ремки остатки овчины, Клаккер потряс обрывками перед собой. Одновременно с этим сваленные в груду тела зашевелились, пытаясь двинуться следом. Казалось, вся куча с переломанными лапами, разбитыми и посеченными мордами — обрела новую жизнь, мечтая вцепиться в живых. Грохнуло несколько выстрелов, прежде чем Штофу удалось навести подобие порядка:

— Тихо, тихо! Зацепите своих же!.. Все, эти не жильцы. За нас работу сделали, успокойтесь...

И лишь сформировав вокруг опасного места кольцо охранения, Клаккера пересадили в сторону, набросив на плечи чужое пальто. Пленника бросили рядом, осветив фонарями кровоточащие раны на спине. Палач пошарил руками и пробормотал:

— Черт, перцовка закончилась. Я когда последнего прибил, так еле живой был. Хоть ложись и замерзай. Счастье еще, что чекушку неделю назад подарили, а у меня все руки не доходили выставить дома... Нет у кого, горло промочить?

Подождав, пока мужчина ополовинит поданную бутылку, Штоф подвел итог:

— Что делать будем, охотник? Зверье ты покрошил, а вот с гнидой как обойдемся? Если он в самом деле собирался людей монстрам скармливать и запугивать всех, так ведь за такое в бараках мигом в прорубь спускают. И на стаж работы и приятельство не смотрят.

— Не знаю, вам решать. Я дело раскрыл, нечисть подчистил, как мог. Могу и его прихлопнуть. Потому что от человека там лишь оболочка... Упрямая, правда, все мне сказки рассказывал, а от бороды дрянью тянуло, сил нет. Пришлось ломать.

— Вот за это могут спросить. За то, что самосуд устроил в очередной раз. За то, что обвиняемого пытал. Бургомистр мигом плаху организует и не посмотрит, кто ты и чем занимаешься.

— Что же мне, отпускать его было? — возмутился Клаккер, пытаясь встать. Но ноги не держали и он лишь завозил сапогами по снежной каше. — Чтобы его отпустили, потом начались убийства, нечисть по баракам забегала? Он же чего ради на меня все запасы истратил? Я ему поперек глотки стоял, понимал, скотина, что мигом все ниточки распутаю. Полиция пока еще до истины докопается, а я вот — рядом. Живой и крайне опасный... Поэтому и стаю науськал.

— Успокойся, охотник. Это я вслух размышляю... Пытаюсь понять, как правильнее поступить... Я ведь тоже из тех, кого в первый набег на куски рвали. И семью хоронил, и друзей в могилы по частям складывал... Поэтому понимаю, чем такой умник закончит. Начал с тебя, а потом метил бы малых да старых, с кем легче справиться. И давил на страх, требовал бы благ и уважения. Иначе — плати жизнями близких за чужую жадность...

— Врет он, врет! — шипел бывший учетчик, гнилым нутром понимая, что застывшие рядом мужчины выносят ему свой приговор. И плевать им на официальные власти и судейскую кодлу, с которой можно договориться. Эти люди пришли умирать за родных и близких. Здесь, на заваленном мертвыми черными телами поле, они были готовы удавить любую тварь, будь она в зверином или человеческом облике. И не было жалости в этих глазах. Как и страха перед возможными громами и молниями с административных небес. Все решалось здесь и сейчас.

Штоф посмотрел на слабо шевелящуюся кучу и скомандовал:

— Завернуть его в остатки полушубка и туда. К нечисти, которую сам же и вызвал... Где он состав держал, знаешь?

Палач пьяно кивнул, допив остатки перцовки:

— Землянка на остатках строительного подворья. Месяц назад мы там шипуна пристрелили днем. Не знаю, осталось ли что на полках, мне верещал, что все до капли на эту авантюру потратил.

— Проверять не будем. Про землянку — понял... Ган и Тротти — берите свои команды, на склады за отработкой. Наберете несколько бочек, зальете нору гниды и сожжете все дотла. Чтобы от подворья даже щепки не осталось. Не жалеть... Хватит с нас одного безумца. Я не готов платить жизнями детей за такие игры...

Рыдавшего учетчика замотали в обрывки овчины, прихватив для верности обрывками веревки, потом раскачали и швырнули в центр зарычавшей груды.

— Что из Тени вышло, в Тень и вернется, — бросил вместо молитвы Штоф, подав знак остальным рабочим. — Охотник, что с мясом делать прикажешь? Если даже половину выплатят — до конца дней золотом будешь обеспечен.

Клаккер поднялся, опираясь на протянутые руки, постоял, крутя головой и пытаясь понять — где у штормившего мира верх, а где низ, затем выдохнул перегарным выхлопом:

— Давайте мы по другому поступим... К чертям мне это золото, лучше удавиться... Как представлю, что такое бы на слободу прорвалось — как в глаза вам смотреть?.. Вы сами по дорогам пройдите, сгребите все, что найдете. Головы — долой, клыки выбить. И сдать все под опись Шольцу. Он врать не будет, до последнего монстра посчитает... Что с бургомистра выбьем — людям раздать. Пусть настоящий праздник получат. В первый раз за столько лет...

И закончив необычно длинное для него выступление, палач плашмя повалился вниз, где его у самой земли с трудом успели поймать, не дав воткнуться измазанным лицом в грязную кашу из снега, чужой крови и потрохов.

А одновременно мертвая и живая груда оскаленных тел рвала на куски своего создателя, давая выход накопленной злобе. К утру, когда площадь дочистили и начали разгребать баграми вонючие куски — не осталось даже воспоминаний про бывшего учетчика и разодранный полушубок, принявший на себя первый удар чужих клыков.

* * *

Уже ближе к вечеру следующего дня Шольц прогуливался по кабинету, переводя взгляд с опухшей рожи Клаккера на бледное лицо Гжелики, на котором двумя голубыми блюдцами блестели глаза. Притормозив рядом с клеткой, сыщик сунул половину пирожного кроку, отправив остатки себе в рот. Соря крошками при каждом слове, начал беседу, обращаясь больше к люстре, чем к помощникам:

— Час назад сдал все добытое бургомистру. Застал у него же наместника Его Императорского Величества. Господин наместник был несколько бледен. Когда вы поставили город на уши, утром крики 'все пропало' из ратуши докатились до Солнечной Стороны и устроили форменный переполох. Представляете? Только-только отчитались о блестящем наведении порядка, как подобный конфуз. Раз — и ночной горшок на голову посреди благородного собрания. Осрамились на весь свет...

Покосившись на молчавшего палача, Шольц продолжил, все так же катаясь колобком по паркету:

— И вот, когда господин наместник примеряет на себя завершение карьеры и перевод к нам в качестве черти кого, ваш покорный слуга является с докладом о блестящей победе над врагом и списками захваченных в плен солдат противника... Когда я вывалил на стол мешок клыков и сообщил, что в низу еще штук пять таких, господина бургомистра стошнило антрекотами прямо на вонючую кучу... Зато обстановка сразу стала дружеской и располагающей к общению...

Взобравшись на любимое кресло, Шольц обмахнулся платком и вздохнул:

— Ладно, хватит кривляться... Одним словом, большое начальство убралось на ту сторону с докладом. О доблестно подготовленных полицейских, о рачительном использовании фондов и мудром управлении. Благодаря чему удалось уничтожить последний прорыв, не потеряв при этом ни одного человека. Фантастическая победа, блестящий результат и возможность под Новый год сорвать ворох наград... Кстати, казну в самом деле сильно разворовали. Даже при всем желании Город сможет оплатить только половину единственного мешка. И то — не золотом, а товарами — мукой, крупами, керосином. Единственное, контролировать будут заводские мастера, так что вряд ли что-то налево пустят. Скорее всего — дополнительными пайками по баракам раздадут.

— Там зверья набито на десять лет вперед, — подал сиплую фразу палач.

— Наместник подписал бумаги о погашении всех недоимок по заводским долгам. Лично подписал. Завтра из имперской казны проведут зачет и хозяева фабрик станут существенно богаче. А простые люди здесь, на Изнанке, смогут вздохнуть чуть легче. Хотя бы на полгода-год... Кстати, новость уже отдали газетчикам и к вечеру в Городе станет известно о столь неожиданном подарке.

— И то — хлеб, — поморщился Клаккер, осторожно почесывая бок. Безумная ночь закончилась изодранной спиной, которую залили мазями и опутали бинтами. Теперь все тело чесалось, болело и требовало немедленно уложить его в койку. Но начальство было неумолимо и не желало отпускать.

— А теперь, мои хорошие, расскажите мне правду. Потому что когда мы добрались до мертвецки пьяного палача, на пустыре валялась лишь куча тел, да возбужденные работяги потрошили куски по всей округе, выбивая клыки... Я так скажу, что готов простить что угодно, ведь вы на пару умудрились очистить Город от последних монстров. Наверное, сейчас отсюда и до дальних ферм одно порождение Тьмы — наш крок. И мне нравится этот результат.

Сыщик помолчал, разглядывая невозмутимого охотника, и добавил ложку дегтя в благостную картину:

— А еще я готов четвертовать одного идиота, втравившего девочку в подобное 'приключение'. Что, мало было самому вляпаться, так и...

— Я ей револьвер подарю, — прервал Шольца палач. — Маленький, чтобы отдача не очень сильная.

— Револьвер? Ты что, сдурел?!

— Я понял, босс. Сам знаешь — какой у тебя убивец тугодум. Пока мысль в складках кости доберется до зачатков разума — времени проходит прорва... Но — понял... Гжелика — житель Города. Кровь от крови. Мало того, она еще и стоит рядом с нами — на границе с Тенью. И как бы мы не старались ее спрятать, оградить — ничего не выйдет. Ей надо уметь защищаться. Потому что на Изнанке может произойти что угодно. И если кто-то не может постоять за себя, его просто убьют. Смахнут, как досадную помеху... Поэтому я буду ее учить стрелять, смотреть по сторонам и защищать себе спину. И мне плевать, нравится вам это или нет. Ради ее же безопасности я поступлю так, а не иначе.

Шольц хотел было возмутиться, повернулся к девушке, и слова не успели родиться, расколовшись о безмятежный взгляд голубых глаз.

— Да, господин старший обер-крейз. Я согласна с Клаккером... Вы меня не видели, а ведь я была на углу пустыря, помогала грузить тела. Их было много. Очень много. Диких, страшных в своей ненависти. И я прекрасно помню, как они гнались за нами, мечтая убить... Я чувствовала их зов, чувствовала их ненависть... К сожалению, это были не мои друзья, что приходили в гости поговорить о холодной зиме или смешных людях, мимо которых так легко проскользнуть незамеченным... Тени — разные. И если я хочу приносить пользу людям, мне нужно научиться защищаться. Хотя бы ради тех, кто когда-нибудь снова придет ко мне, чтобы задать какой-нибудь вопрос... Мне — придется научиться.

Выбравшись к окну, сыщик долго стоял, разглядывая медленно ползущее к крышам пятно солнца. Потом подышал на холодное стекло, вывел знак вопроса и полюбопытствовал:

— Давно спелись? Хотя, после такой ночи можно легко веру сменить, что уж говорить про личные отношения... Кстати, убивец, когда ты мне расскажешь правду о причинах прорыва?.. Ведь прорыва-то и не было, как я понимаю. Что-то стряслось, что-то мерзкое, страшное, сбившее остатки теней в одну озверевшую стаю... А?

Оглянувшись через плечо, Шольц помолчал и понимающе усмехнулся:

— Ну, так я и думал. Куда как проще дурачком прикинуться. Мало ли что можно сболтнуть ненароком... Например, про неожиданно сгоревшие развалины, рядом с которыми видели рабочих с бочками. Видимо, тоже случайность... И нечаянную фразу от мальчишек, которые вместе со Штофом пробивались тебе на помощь. Фразу о том, что они будут молчать до гробовой доски... Интересно, и о чем это не хотят вспоминать люди, которым ты подарил гору набитой нечисти?.. Хотя, я тебя знаю, вряд ли там была простая купля-продажа. Ты же человек бескорыстный... Но ужасно любопытно, что на самом деле произошло в моем Городе.

Палач помолчал, потом кряхтя поднялся и набросил на плечи чужое пальто, в которым бродил все это время. Подождал, пока Гжелика поможет ему напялить шлем с очками-консервами и закончил беседу, помахав на прощание забинтованными руками:

— Это и мой Город тоже. Поэтому, ищите сами, господин старший обер-крейз. Мне же добавить нечего... Я сделал горожанам хороший подарок — вычистил остатки гадюшника на последок. Теперь можно спокойно праздновать, без оглядки за спину... Завтра после обеда буду, обещали фейерверк запускать. Станем отмечать Новый Год. Впервые за много-много лет... Не пропустите. Тем более, что сами обещали Гжелике лучшие места у ратуши...

Посмотрев, как захлопывается тяжелая дверь, сыщик повернулся к окну, нахмурил брови и почесал крохотную бородку, которую начал недавно отращивать. Потом решительно стер знак вопроса со стекла и подвел итог безумной ночи:

— И к черту... Начальство сбагрили, дело закрыли, скелеты в шкафу пока под ноги не вываливаются. Дальше будет видно... Отдыхать... Праздник, как-никак. Впервые за столько лет...

Глава 7

Укатанный снег поскрипывал под широкими полозьями, навевая дремоту. Мохнатая лошадка медленно тащила сани, изредка шевеля ушами на дежурные окрики возницы. Закутанный в безразмерную медвежью шубу пассажир откровенно спал, похрапывая в такт каждому шагу. Гроза и ужас порождений Тени неумолимо приближался к конечной цели своего путешествия: хутору Вальяжный. Куда его выпроводило безжалостное руководство, подарив корзину мороженной рыбы, ледяными тушками бренчавшую сейчас на каждой кочке.

— Ты у нас Город зачистил? Зачистил. Правда, бургомистра чуть заикой не оставил, но грязь с улиц убрал. Честь и хвала. И заслуженный отдых... Но вот беда, силы восстанавливаешь слишком однобоко, скоро перцовка из всех дыр польется. Поэтому — для спасения ценных кадров департамента, а так же чтобы глаза вышестоящим не мозолил, отправлю тебя в командировку. На две недели. Может, чуть шары продерешь на природе. Заодно посмотришь, как с нежитью народ по деревням справляется.