Henker

— Кто же позволит деньгами швыряться? Мне самому жалование с лета задержали. Считают, что раз в деревне, то прокормишься.

Набив щедрым угощением рот, Клаккер заработал челюстями. Лишь ополовинив глиняную кружку с морсом, смог оторваться от ужина и ответить:

— Так человека к нам в штат запишем. Для Шольца важно, чтобы в первую очередь людей от нечисти прикрыли, а потом уже текучка с бумагами и бытовыми проблемами. Неужели господина старшего обер-крейза не знаешь?

— Надо же, уже и старший, — усмехнулся Рамп, подперев рукой подбородок. — Еще бы не знать, он у меня службу начинал, когда я старшего унтера получил. Потом уже семьей обзавелся, уехал из Города, а мой старый товарищ все бобылем по участкам так и мотался.

— Не, он теперь у нас уважаемый человек. Целое здание под себя с властей выцарапал. К бургомистру с докладами ходит, пополнение в хвост и гриву гоняет. Ну и с меня периодически стружку снимает...

— По делу, хоть? — расхохотался обер-акк, разглядывая собеседника, способного по ошибке пройти сквозь кирпичную стену почти без последствий для здоровья.

— Обычно я думаю, что зря. Но жизнь как-то странно устроена. Потому что проходит день-два и оказывается, что Шольц был прав, а я опять идиотом выгляжу, — вздохнул Клаккер, убирая в сторону стопку. — Ух, червячка заморил, можно и на боковую.

— Можно, хорошо посидели... А по нашим проблемам что думаешь?

Палач посмотрел на пляшущий огонек свечи и протянул, не спеша делиться сокровенным:

— Если мой опыт не врет, то завтра к вечеру мы все хвосты в один узел свяжем. Но торопиться пока не будем, хочется мне среди людей потолкаться, послушать. Есть несколько вещей, которые кажутся простыми, но явно двойное дно спрятано. Вот и попробуем всем миром разобраться...

Уже ближе к полуночи, когда хозяева собирались спать, верная подруга жизни тихо спросила мужа, убирая котелок в печь:

— Густав, как оно? Бабы сегодня мне только что в след не плевали. Люди не просто испуганы, люди злы на тебя, что защитить не можешь.

— Люди нашли крайнего, — скривился полицейский, помогая жене прибрать на кухне. — Не я, так другой бы под руку подвернулся. Сама подумай — восемь покойников и зверь в лесу. Кто угодно с катушек съедет. Не сможем в ближайшие выходные проблему решить, запросто огненного петуха пустят. От безысходности.

— А молодой, которого Шольц прислал? Он сдюжит? Странный какой-то. Больше на бандюгана с тракта похож, чем на полицейского.

— Сдюжит... Я с ним в бане парился, на парне живого места нет. Столько раз его нечисть рвала, не сосчитать... Хоть и сам себе на уме, но в Городе на хорошем счету, в письме просто сказано: 'спустить с поводка, любой клубок размотает и глотки за сельчан порвет'. Вот завтра и посмотрим, как он горазд за нас грудью встать. Сам говорит, что к вечеру все решится...

* * *

У отца Якова в небольшом пристрое рядом с церковью было не протолкнуться. Завтра на службу и так приедут стар и млад, но сегодня на публичные чаепития — собралось народу ничуть не меньше. Слухи, что из Города по просьбе обер-акка прислали специально обученного охотника на нежить, успели добраться до самых дальних хуторов, и полюбоваться на диковинку съехались семьи со всей округи.

Клаккер с утра успел перезнакомиться со всеми, кто не стеснялся пожать протянутую руку, шутил и балагурил, пускал солнечные зайчики очками шлемофона. Детишкам уже в который раз демонстрировал огромный тесак и крохотную алебарду, подвешенные на широкий пояс. Мужиков поразил познаниями в местных ценах на корма и телят, а женщинам пообещал, что как надумает жениться — так обязательно приедет сюда. Потому что Городские красавицы супротив местных — даже рядом не стоят.

Еще на рассвете, когда первые селяне начали стекаться к церкви, палач завербовал в ординарцы худого молодого мужчину, косившего на один глаз — помощника местного церковного служителя. И теперь в случае необходимости лишь спрашивал у того, скользившего тенью следом:

— Сат, мы завтра селян от нежити прикроем? Чтобы служба без проблем прошла? Во, Сат подтверждает — прикроем, все будет хорошо! Сат у вас — боец, с его помощью и божьим благословением — любую проблему решим...

Поболтавшись с утра рядом с толпой, господин Рамп успокоился и подался домой: гостя бить не собирались, наоборот, были рады видеть и пытались затерроризировать вопросами обо всем на свете. Уже перед тем, как исчезнуть, полицейский был остановлен палачом и выслушал необычную просьбу:

— Густав, ты ведь после обеда на чаепитие придешь? Хорошо. Если не трудно — надень форму. Чтобы — при параде. И револьвер возьми, который в простенке висит. Знатный револьвер, можно медведя свалить.

— Револьвер — понятно, зверя будем бить. А форму-то к чему?

— Прошу. Потом объясню...

И уже к четырем часа дня обер-акк думал, что одними объяснениями охотник не отделается. Перешитая несколько раз форма сидела ладно, нигде не давила, но полицейский ощущал себя идиотом, ловя удивленные взгляды односельчан. Правда, потом кто-то 'догадался' и озвучил, что это положено по правилам: официально встречать коллег из Города, но чувство неловкости так и не прошло.

Выбравшись из-за стола, где допивали всем миром уже пятый огромный самовар, Клаккер пробрался к доске, на которой висели крохотные фотографии прихожан. Отец Яков не чурался прогресса и пытался вести собственную историю местных земель. Покосившись на мрачно застывшего рядом Рампа, палач попросил:

— Опиши словами, кто здесь есть из погибших. Только пальцем не тыкай.

— Все тут, все восемь.

— Тогда давай, с первого... Так, справа в пиджаке, вижу... Второй...

Найдя все нужные лица, охотник еще раз пробежал глазами по чужим фотографиям и удовлетворенно хмыкнул:

— Вот и второе дно открылось.

Полицейский обиделся:

— Думаешь, я не разглядывал? Каждого, каждого со всех сторон крутил. Нет между ними общего. Жили в разных местах, общих интересов — только что о погоде потолковать. Три мужика и пять женщин. И хоть бы как-нибудь пересекались.

— Есть общее, — не согласился палач, развернувшись на каблуках. — Просто у тебя глаз замылился, вот и не видишь... Давай, перед морозом, еще по чашке выпьем и на улицу. Зверь рядом.

Рука непроизвольно дернулась к револьверу, но Рамп сдержался, краем глаза отметив медленно наползающие сумерки за окном.

— Может, пока воевать будем, двери закроем? А сюда свечей побольше, чтобы из угла какого зверюга не просочилась?

— Нет. Просто — будь готов, а я людей выведу. Здесь драку начинать — запросто можно дров наломать. Поверь, в бумагах я полный профан, но никто лучше меня чужака не завалит. Пошли, надо заканчивать представление...

* * *

Став в центре круга, Клаккер весело прощался, размахивая руками:

— Завтра ждем в гости все, всех и каждого! Друзей зовите, кто не смог сегодня подъехать! Все будет нормально, обещаю!

— Что, тварь-то уж убили, поди? — пробился сквозь гул чей-то тонкий голос.

— Сбежала тварь, как есть — сбежала! — рассмеялся палач, поглядывая за спину полицейскому. — Как поняла, что морду свою под пули подставить придется — так и рванула. Только кривыми лапами и успела снег загрести. Ап — и... Сзади!

Видимо, Шольц не зря давным-давно выбрал Густава Рампа учителем. Обер-акк среагировал автоматически, не задумываясь: присел с разворотом и разрядил револьвер в стоявшую позади фигуру. Толпа отпрянула прочь, а на белый снег медленно повалился Сат, пытаясь зажать дыру в животе.

— Молчать! — проревел громогласно Клаккер, сбивая крики. Шагнув вперед, опустил дробовик, убрав напряженный палец со спускового крючка.

— Ты... Это же...

— Это наш клиент, Густав. На лапы посмотри.

Опустив глаза, полицейский от неожиданности чуть не выстрелил еще раз. Там, где раньше у церковного служки были руки, сейчас из коротких рукавов латаной шубейки торчали маслянисто-черные лапы с огромными когтями. Из распахнутого ворота торчала человеческая голова, а вот то, что скребло сейчас залитый кровью снег вокруг, к роду людскому отношения точно не имело.

— Знаешь, я с нечистью уже сколько вожусь, но ваш клиент — нечто. Впервые такое вижу, чтобы Тень в живого человека вселилась. Поговаривали, что где-то у предгорий иногда свежий труп какая-то дрянь может поднять и бродит потом, не в силах из тела вырваться. Но тут... Слышишь, Сат, скажи напоследок, чем тебе односельчане так не понравились?

— Убью, гадина... — прохрипел в ответ оборотень, пытаясь зажать рану в животе.

— Это точно. Если тебе дать отлежаться — то запросто. Прискачешь ночью и попытаешься в спину ударить... Тогда я за тебя скажу... Мы пока здесь ходили, я все тебя перед людьми показывал, вопросики вскользь задавал и реакцию твою смотрел. Смотрел и слушал... Знатно от тебя под конец чернотой несло, можно было с закрытыми глазами понять, как морду кособочит.

Толпа молчала, в ужасе разглядывая мужчину, с кем жили бок-о-бок столько лет. Полицейский покрутил в руках револьвер, потом сунул в кобуру. Похоже, он сам до конца не мог осознать — что именно произошло на площади:

— Он же с нами... Детей крестил, отцу Якову помогал. Уважением пользовался, народ не даст соврать.

— Это для вас — уважением пользовался. А ему — кривой глаз мир вверх ногами перевернул. Все мерещилось, что презирают за это, в спину плюют, уродом считают... И в конце лета он не выдержал, сорвался в предгорья. Видимо, слухов набрался о тварях, которых там приручить демонологи пытались.

— Когда городок за сутки вырезали?

— Да. Говорят, кавалерия до сих пор сектантов по округе гоняет. Вот и ваш сосед в ту же степь подался. Не знаю, что и где он сумел зацепить, но только от человека теперь осталась лишь оболочка... Как с людьми пообщается, на ваши счастливые лица посмотрит — так его и плющило. И лица с бедолаг он срывал именно поэтому — не мог мертвым простить, что красивы душой и телом... Ты сам потом еще раз у фотографий постой, посмотри. Выбирал ведь, скотина, самых симпатичных. Кто не побоялся в камеру улыбнуться, радостью поделиться...

Убрав дробовик, Клаккер достал однозарядный пистолет и выстрелил в лоб оборотню. Затем повернулся к священнику, безмолвной статуей застывшему рядом, и подвел итог долгому дню:

— Что Тенью рождено в Тень и вернулось... Можете прочесть молитву, святой отец. Через полчаса — тело сжечь, пепел захоронить. Я остатки обработаю, чтобы никакой дряни больше не было... А вашей дикой образине в лесу спасибо скажите. Убийца долго боялся начать, тварь его чуяла и порвать могла. Лишь когда пришли морозы и прикормленная нежить ушла отсюда, только тогда падальщик начал охоту на людей.

— Его же видели рядом с погибшими!

— Оборотня вы видели. Он даже не поленился, в чужое логово залез, травы надрал с запахом, следы замаскировать хотел. Но как только хозяин вернулся вчера под утро — так и затаился. Пришлось представление разыгрывать, чтобы он контроль потерял и проявил себя... Поэтому — дело закрыто, погибших можно хоронить, как положено. Следствие закончено...

* * *

Клаккер выволок на дорогу кусок бревна и теперь с комфортом сидел, бросая куски оленины огромной черной тени, мутным пятном застывшей рядом. Косившийся на палача хозяин хутора выхаживал рядом, стараясь все же держаться подальше от нечисти. Ветер разогнал снежные тучи, и теперь поле и засыпанные по маковку дома залил яркий лунный свет, превративший округу в серебряное отражение реальности.

— И все же, пусть безумцу мы поперек глотки встали. Но зачем ты меня в форму вырядил, потом чаепитие устроил?

— Я с самого начала удивился, когда место преступление осматривал. Запах на убитых был один, а тут — два. Причем — один от убийцы, а второй — чужой. И явно наведенный... Потом уже в лесу логово нашел, там пошарил и сообразил. Настоящий монстр не трогал людей, он вас за своих принимает. А вот кто убивал — было непонятно. Причем — явно кто-то из местных, очень уж ловко места для засады выбирались. В обращенном виде Сат не мог долго находиться, чтобы тенью по снегу мелькать. Поэтому выбирал тропку, где-то в стороне обустраивал себе гнездо, там дожидался жертву... Ты с мужиками поле прочесывал, а он на верхушках деревьев себе помосты мастерил. И все — пойди догадайся, откуда смерть пришла.

— Вот черт!

— Именно. Когда селяне собрались, я запах засек. Специально поближе к себе подтянул, чтобы в случае проблем успеть отреагировать. Ну и попутно накачивал его. Как только понял, что общее внимание твари как нож острый — так и пихал перед собой при любом удобном случае. 'Сат у нас сможет, Сат нас защитит'. И вроде как заболтал, дурачком городским выступил. И тормоза внутренние ослабил, вот под конец мерзавец контроль и потерял. А форма твоя перед глазами у него мелькала, лишний раз бесила... Все вместе и сработало...

— Да, охотник. Страшное дело ты раскрыл. Я уж думал, что придется в Город возвращаться, иначе местные с новым покойником и меня бы закопали.

— Увы. Лишний раз убеждаюсь, что просто Тень — это мелочи. Зверье агрессивное, но предсказуемое в основном. Можно справиться. А вот когда на гостей мы свою мерзость накладываем — то получается действительно страшный коктейль... Ладно, закрыли проблему. По утру можно возвращаться домой... На, последний кусок. Покорми зверя, он лишний раз тебя запомнит.

Густав осторожно взял кусок мяса и протянул вперед. Зубастая морда аккуратно вцепилась в оленину и подалась назад, снова превратившись в мутное черное пятно на серебристом сугробе. Палач поднялся, оттер ладони снегом и повторил:

— Запомнит... Берегите его. Вы для него — любимая стая. Как жизнь спасли, так и породнились. Если где-то в сарае место потеплее сделаете, то и уходить на зиму не будет. Территорию для вас защитит от любой дряни, может еще щенков заведет. Только не хвастайте слишком, чтобы власти не возбудились не по делу.

— Думаешь? — с сомнением потеребил бороду полицейский. — Вроде как положено таких отстреливать.

— Не думаю. Знаю... Это — ваш друг, собственной головой клянусь. Хотя и родился на чужой стороне. А вот земляк, с которым детей крестил — оказался врагом... Выверты судьбы, однако. И никуда не денешься...