Своё никому не отдам

Тут как раз собирались ужинать, но по причине прибытия августейшей особы капрал построил личный состав в шеренгу и отдал рапорт:

— Ваше Высочество, капральство выделенное для очистки селитры готовится к ужину.

— Хлеб да соль, братцы, — рявкнул Гриша не подумав.

— Милости просим, — нестройно ответили одетые не по форме новобранцы.

— Плохо ещё обучены, — засмущался пожилой усач. И к подчинённым: — Разойдись.

Последняя команда — не иначе, как от расстройства. Или это не им, а бабе и девке, что выглянули из-за сруба из брусьев, поставленного на каменном фундаменте.

— Это те, что дорожники не приняли, — капрал уже красный, как свёкла, видимо ожидает нагоняя за то, что использовал строительный материал не туда, куда следует.

— Давайте ужинать будем. У меня мёду с собой привезено, я сейчас, мигом обернусь, — и царевич побежал к карете, где Василий уже занимался лошадьми.

* * *

В горнице тем временем накрыли стол и даже еду положили едокам в отдельные миски — видимо стараясь всё устроить по-благородному. Командир объекта и его супруга — больше никого здесь не было, постарались принять высокого гостя по-возможности церемонно, хотя разносолов особых тут не наблюдалось — густое варево, в котором и мясо встречалось. Поначалу Гришу еда занимала сильнее, чем желание поговорить, что хозяев не смущало. Потом, когда глоток меду, выпитый за приезд, растёкся по жилочкам, капрал и его супруга слегка посетовали на то, что холода уже не за горами, и лист опадает. А там выяснилась, что недельная выработка этого заводика составляет ровно десять пудов, а больше не выходит, потому что дорога до самой копи ещё не готова и во многих местах мешки с накопанным перетаскивают вручную, или веревками поднимают. А то можно и больше делать, особенно, когда печи просохнут.

Потом Гриша больше не пил, а только подливал хозяину. Крепкого мужика хмель не брал, зато разговор перешел на его старших сыновей, что нынче во флоте, на то, что младший, оставшийся в городе под присмотром замужней уже дочери, подрастает. О том, что служить осталось уже немного, а потом надо будет где-то устраиваться. И конечно, о хлопотах по обустройству в этих местах — ведь к одному из новобранцев девка уже прибыла с которой тот, как с женой живёт. А чуть погодя их тут обязательно прибавится, девок этих, и чем их всех кормить?

* * *

Утром возвращаться обратно не стал. По всему выходило, что до полудня до города им никак не поспеть, а потом навстречу пойдут телеги со строевым брусом, и придётся пережидать. Лучше, раз уж забрался в такую даль, дойти до селитряных копей. Карету оставил на месте — там впереди не повсюду проедешь. Так что двинулся пешком.

Идти по мосту оказалось страшноватенько. Ограждения никакого нет, а высота приличная. Так что держался посередине и старался не озираться. Дальше пути закончились. Здесь землекопы срывали склон. Потом снова мост начался длинный и низкий, на сваях. Дальше пологий подъём наискосок по склону. Ха, помнит он эти места ещё с того раза, как был тут со стрельцами. А что это солдатики копают?

— Здорово, братцы!

— Здравствуй и ты, коли не шутишь, — неохотный ответ, и взгляд злой. Эти не признали в нём Болшую Шишку.

— Вы, должно быть, разведчики, ваше дело план местности снимать. Кто это вас сюда направил?

— Кондратий, царевича любимчик, чтоб ни дна ему ни покрышки. Митяй в этом месте высоту обнизил, когда угол считывал, оттого дорога не проходит, как её на плане начертали. Вот этот злыдень и сказал нам на выбор хоть сваи выдёргивать да перебивать, хоть взять лопаты и привести местность в соответствие с картой, что нарисовали.

— Любимчик говоришь? Пожалуй, — ухмыльнувшись, Гриша отправился дальше. Тут прервавшийся из-за оплошки незадачливых топографов путь шел по насыпи и вынутый наверху грунт сюда и откатывали. А ничего, ещё до обеда добрался до конца, а то ведь тогда, со стрельцами чуть не два дня карабкались да лезли. Вон уже свежие срубы стоят для добытчиков, и мешки под навесом к отправке готовые ждут, когда первые телеги смогут сюда проехать. А пока крепкий парень несет на коромысле сразу пару кулей. Видимо на очистку потащил. Хорошо, что недолго уже до завершения работы.

Начальника строительства — того самого плотницкого артельщика — нашел под мостом. Тут какие-то ответственные укосины прилаживали, и он самолично притёсывал самое главное место. Подождал, пока мужики управились, а потом поздоровался и приступил к расспросам. По всему выходило, что до завершения работ, чтобы телеги можно было катать, оставалась неделя, но потом ещё с месяц требовалось на доделки — ограждения завершить, укрепить склоны. Опять же по выравниванию полотна трудов предстояло немало, но там в основном для землекопов труд. А то в иных местах дорога то вниз ныряет, то наверх карабкается — утомительно это для лошадок.

Еще мысль у Кондратия появилась домики срубить, в которых станут жить работники, следящие за исправностью пути. Как раз в тех пунктах, где раньше посёлки строителей стояли. Там, такое дело, до воды недалеко. А то ведь на самих-то горушках возле пути ключи не бьют.

* * *

Возвращаясь в город в бодро катящейся по брусьям карете, Гриша грустно думал о том, что ведь действительно, мало дорогу построить, её же ещё в порядке содержать необходимо. Тряхнул кошели, что под лавкой стоят. Может быть и хватит их содержимого на какое-то время.

Выехали они с Василием сразу после полуночи и уже незадолго до рассвета настигли вереницу телег, гружёных мешками. Не иначе, зерно повезли. А уж на продажу, или оброк — кто же его знает? Пришлось плестись в хвосте у неторопливых крестьянских кляч и, когда в утренних сумерках вдали стали видны крыши деревушки, Гриша решил заехать ещё и туда. Что-то знакомое ему почудилось.

Свести в этом месте карету с путей было удобно, да и дорога в нужную сторону сразу отыскалась. Даже тройкой ехать получилось. Широко раскатанная тропа, что вела к брусовке и та, по которой отсюда недалеко до теремов, сошлись за околицею. У избы, рядом с которой летом разговаривали с дедом, остановились. Завидев карету с царским гербом на дверце, из дому поспешили хозяева, кланяясь и имея вид заспанный и озадаченный.

Гриша спросил про Волкера-немчина. Сказали, что тот сейчас на заработках, где дорогу строят. Там вполне себе платят, а страда прошла и мужикам всё одно делать особенно нечего. На дежурный вопрос о собранном урожае ответили уклончиво. Мол, даст Господь, до весны протянут. Одним словом, разговор не получился, а в избу гостя не позвали. С тем и уехал.

Больше до самого города ничего примечательного не было.

* * *

Покопавшись в малом кошеле (из тех, что отдал ему старый дворецкий) Гриша сообразил, что это не папенькин загашник. Тут много было монет мелкого достоинства. Нашлись и обрубки серебряных гривен, и пара золотых колец. Не по-царски деньги собраны. Явно это от Никифора Никоновича поддержка. Пересчитал их и записал в книжечку, чтобы не забыть.

Князь Федот заглянул, тоже с кошелём.

— Это Иван Данилович мне оставил. Сказал — если у тебя трудности возникнут, так чтобы... чтобы... вот.

Понятно, что врёт. Но хитро, не так, чтобы попасться по-глупому. Монетки-то тут конечно из царской казны. Одного достоинства и не мелочь. Стало быть, это княжичу был подарок вместе с поместьем. Или в уплату долга перед его родителями? Кто его разберёт? Но принёс Федотка свои деньги, и не малые.

На другой день служка сказал, что старшина купеческий просится. Думал, что жаловаться станет на тяжкие времена, на упадок в торговых делах. Но нет, снова кошель принёс, попросил принять на дела богоугодные, креплению царства способствующие.

От стрельцов трое помаленьку принесли, тоже из тех, кто лавки держал в рядах. Гришка брал, говорил "спасибо", вернуть не обещал, но в книжечку записывал. Откуда эти люди прознали про трудности в финансами — ни один не сознался. Потом уведомили о приходе крестьянина, и вот тут-то царевич и призадумался. Это уж не сбор ли средств народных начался, как иногда отцы святые для постройки храмов пожертвования испрашивают. Нет, не похоже на то. Он ведь никому, кроме старого дворецкого не говорил, а Федот просто в курсе его дел — через него почти все расходы идут.

Пришел, однако, Волкер-немчин. Тот самый, что надоумил мужиков в ближней от царского терема деревне, что к северу, как плодородие в земле сохранить. Усадил его за стол, велел обед подавать, да кликнуть князя Федота и Наталью. Девушка, однако, за стол с мужчинами не села, взялась прислуживать да подливать. Гостю в основном. А царевич с князем его выспрашивали про то, как бы остальных земледельцев обучить таким же приёмам. А то кочуют веси с места на место и лес опять же изводится.

— Знаешь, Гриша, — после шестой чарки Волкер перенял манеру обращения к наместнику, губернатору, царевичу и вообще самой большой шишке на острове ту же самую, что и другие сотрапезники. — Не станут крестьяне перенимать то, что им не нужно. Лучше по старинке станут всё делать, как от отцов повелось. Были б не землепашцы, а солдаты были — тогда бы приказать им, и весь сказ. За мной-то повторять стали, когда я на своей полоске в полтора раза против ихнего собирал, вроде как показать хотели, что и они не хуже моего. А в Царёвке и в Берестове дочери мои мужиков своих поедом съели, пока те согласились позволить им палый лист зимой возить на делянку.

Работа эта не шибко тяжелая, если по снегу да на санях. Ну а потом уже, когда с хорошим урожаем оказались, носы перед соседями задрали и сами поумнели.

— Солдаты, говоришь? А сам бы ты в солдаты пошел, чтобы я тебя капралом сделал. Тогда мог бы распоряжаться и заставлять всё делать по-твоему?

— Солдат на войну посылают, а у меня сыновья ещё не выросли, да и годы мои уже не молодые, не угнаться мне за рекрутами.

— Ладно, Волкер, ты ведь нынче по хозяйству не шибко занят. Есть у меня для тебя заработок малый, если, конечно, желаешь?

— Отчего бы не желать!? Монетка-другая завсегда в прибыток пойдёт, если случай такой.

— Такой, Волкер, такой. Почитай в самом конце брусовой дороги под первым мостом имеется лагерь рядом с запрудой на ручье. Сходи туда и погляди, можно ли рядом с ним поля распахать и ладное ли место. А коли ладное, скажешь мне, и будут тебе солдаты в подчинение и тогда паши, сей только, и зерно продавай — деньги у тебя заведутся.

— Это ты, Гринь, что? На государевом жаловании хлеборобов собираешься содержать? И на довольствии вещевом и харчевом? — Федот аж взвился от возмущения. Он-то знает, во что обеспечение солдата казне обходится, сам за этим следит.

— Ты, князь не спеши кричать. Спробуем сперва, а коли не выйдет, ну так и не выйдет. Зато уж и сомневаться не станем, что не испытали задумку, — царевич и сам пока ни в чём не уверен, но перед ним нынче человек, хорошо понимающий в земледелии, и очень хочется видеть его своим соратником.

А как этого добиться? Да дело поручить. К работе приставить, к которой у него есть тяга. Пособить, чем попросит, тем более, что, вроде как на слове поймал. Слегка. Ну, про солдат в подчинении. Что же касается ответа, что ему, Грише и без того перед батюшкой ответ держать за изведённый корабельный лес и растраченную казну, так по сравнению с этим предстоящая малая трата — мелкая ерундовина, а не вина.

— А ты, Волкер, как придёшь туда, капралу от меня поклон передай.

— Постой, Гриня! Я ведь, почитай, только что из тех мест. На заработки ходил, почитай со всеми нашими мужиками. Ну, сам понимаешь, вот она рядом стройка идёт, а денежку заработать кому ж не охота. Так что седьмицу я на тех самых Селитряных казармах обретался и всё по округе видал, — Волкер сообразил, чего от него хотят.

— А тогда потребен мне человек, который вокруг того места сможет и рожь, и овёс вырастить, и огороды такие разбить, чтоб родили. Будет тебе за то солдатское жалование и довольствие. И от продажи зерна доля десятая. Только долю ту придётся между работниками делить, хотя, они тоже солдаты и на довольствии состоят.

— А как же лошади, плуги, инвентарь? За них из чего платить?

— То за мои деньги. За казённые, стало быть.

Волкер призадумался, беззвучно шевеля губами. Не иначе что-то подсчитывал. Посидели немного молча. Потом мужчина поднял взгляд, полный сомнений и какого-то страдания от неспособности решиться.

— Ладно. Покои тебе уже приготовлены, Тимка проводит. За завтраком ещё потолкуем.

На том и расстались.

* * *

Ночью пришла Наталья. Она спала иногда с ним в одной кровати, но без глупостей. Что называется, пошептаться приходила, помурлыкать. На этот раз всё было хуже. Девушка расплакалась:

— Ой, страшно-то как, Гришенька. Ты же всё не по-людски делаешь. А как не выйдет?!

— Не выйдет так — иначе попробую. Чай, не прибьет меня папенька совсем? А так прогневается, что глаз прогонит, пойдём с тобой по белу свету. Я стану горшки лепить, а ты их — на рынке продавать.

— Ага. А потом пьяный дружинник проедет на коне, толкнёт мой товар, и всё разобъётся.

Вот, незадача. Ничем её не проймёшь. Даже сказки они одни и те же читали. Елки, когда же он вырастет, чтобы как с женой обойтись с любимой?!

* * *

К завтраку Федот вышел с синяком под глазом. Князь, княжна и царевич потчевали Волкера, хранившего молчание по самому волнительному для присутствующих вопросу — согласен ли он пойти в солдаты, чтобы хлеборобствовать, как считает нужным.

Любава прислуживала, наряженая по рысскому обычаю в сарафан, а Татьяна оделась на иностранный манер в платье сельджукского кроя. Разговор вращался вокруг образования княжны. Учителя, что были приглашены для Григория, уехали ещё в начале лета, а кроме святых отцов грамотееев на острове не было. Федот просто в отчаянии, но сноситься со столичным островом нынче рискованно — кто только не шастает в это тревожное время в окрестных водах. Казаки трижды отбивали какие-то шайки, а на западном берегу патруль перестреливался с неизвестным судном, воспрепятствовав высадке со шлюпок.

Так что посылка весточки каждый раз — дело опасное. Только по великой нужде отряжают быстроходную ладью с тремя десятками стрельцов на вёслах, и редкий раз такой поход обходится без стычки.

Ещё поговорили о том, что в этом году крестьяне неплохой урожай собрали. Купцы, правда, не торопятся его скупать, полагая городские склады не особенно надёжным местом. Возвращения сельджуков опасаются все.

— Ваше Высочество! А нельзя ли восьмую часть от урожая на нужды хозяйства оставлять? А то ведь лошадей-то кормить придётся своим овсом, — вдруг спросил гость, когда дело уже дошло до кофе.

Гриша отломил краешек булочки. Вот не такие они, как у Прасковьи, и всё тут. Не хуже, но и не то. А что касается двенадцати с половиной процентов вместо предложенных десяти, так и ладно. Он ведь не считал, если честно признаться, потому что никаких исходных данных у него нет. Ну ни малейшего представления о затратах, что несут земледельцы не имеет. Но для виду подумал, помедлил, даже глаза к потолку поднял глубокомысленно, вроде как считает что-то.