Своё никому не отдам

Зимой же, после попытки сельджуков высадить десант вблизи залива многое изменилось, причём настолько резко, что и речь об этом пойдёт отдельно.

Глава 18. И грянул бой

Галера прежде всего предназначена для движения на вёслах. Низкий борт, позволяющий гребцам дотягиваться до воды не слишком длинными и тяжелыми вёслами, затрудняет плавание при заметном волнении, поэтому эти корабли стараются в непогоду укрываться в бухтах или прятаться за островами. Относительно невысокая мачта, несущая скромное парусное вооружение, оставляет чистой палубу на значительном протяжении на носу, где устроена площадка для воинов или орудия, и в кормовой части, где, впрочем, расположена надстройка, предоставляющая офицерам некоторые удобства и позволяющая поднять штурвал в относительно возвышенное положение.

Так вот, эту красоту сейчас под руководством прапорщика Чертознаевой сносили полностью вместе с капитанской каютой и кают-компанией для господ офицеров. И даже с буфетной. Более того, ниже палубы тоже часть помещений оборудовалась для хранения картузов и снарядов. Причём в носу это заставило потесниться камбуз.

Опытные плотники действовали сноровисто — они просто повторяли сооружения, которые перед этим несколько раз переделывали на береговой батарее. Детали станин и скрепы к ним городские кузнецы тоже готовили без промедления — не впервой и им. Словом, когда через две недели поступили первые два двухметровых ствола из Сёмкиного городка, их просто уложили в приготовленные места и закрепили. Наташка давно и успешно применяет методы, позволяющие собирать нужные ей штукенции из частей, сделанных в разных мастерских.

Первая вооружённая на этакий лад галера немедленно вышла в море для испытания новых орудий и учёбы. В это время преобладают западные ветры, поэтому обогнув левый мыс, она двинулась под прикрытие восточного холмистого берега острова. Тут нынче слабая волна — не качает галеру. Впрочем, ничего-то из этого не вышло. В том смысле — не получились учебные стрельбы, а сразу начались боевые. Три сельджукских трёхпалубника в сопровождении нескольких мелких вспомогательных кораблей попались точнёхонько навстречу, вывернув из-за острова, на берегу которого рыссы предполагали установить мишени.

Морские пушкари, из коих на береговой батарее выжали три пота во время учёбы, заняли свои места и Наталья, пожелавшая "прогуляться", чтобы продолжить наставлять новичков во время их первых стрельб с качающейся палубы, в силу привычки распоряжаться при артиллерийских упражнениях, попросила любезнейшего капитана повернуть влево на пят... четыре румба. (Не любят моряки угловых градусов).

Расстояния между башнями известно, буссольщики сообщили углы, а таблицы — вот они, только что составлены. Осталось продиктовать прицел (угол возвышения) и распорядиться об открытии пальбы. Высокий борт крупного корабля — достаточно большая цель для того, чтобы попасть в него с четырёх километров.

Господа офицеры ещё выходили на палубы, а боцманы только принялись раздавать гребцам абордажные тесаки и заряженные мушкетоны, когда обе пушки достигли расчётного темпа пальбы — шесть выстрелов в минуту. Результаты обстрела никто не мог рассмотреть — далеко. Но сближение продолжалось, и Наталья уменьшила прицел, как только поступил доклад о повреждении фальшборта на головном линейном корабле — ближайшем к галере. Ему, собственно и перепадали все снаряды. Когда дистанция сократилась до километра, в ответ ударил бортовой залп. Менее десятка пушек выплюнули свои ядра неудачно — ни одного близкого всплеска.

— Господин капитан, распорядитесь о повороте вправо так, чтобы мы пошли параллельно колонне неприятеля, опережая переднего, но не убегая от него. Канониры! Перенести огонь на руслени грот мачты. Галера, перестав работать вёслами правого борта довольно энергично развернулась "через правое плечо" и пошла параллельно курсу трёхпалубника, чуть опережая его. Злобно кряхтя комендоры поворотили лиственничные башни на левый борт и возобновили пальбу, прерванную на время манёвра.

Вот теперь стало видно, что такое эти пушки вытворяют. Выступ, к которому крепятся ванты, разлетелся в щепки в течение минуты. Дистанция уже значительно сократилась и комендоры с полукилометра могут попадать куда хотят, а не вообще "в корапь". Ванты на сельджуке провисли и огромная мачта покачнулась вперёд. Полотнища парусов стали беспорядочно падать вниз — матросы спешно обрезали крепления их к реям, чтобы скорее уменьшить продольную нагрузку. Однако несколько концов, видимо предназначенных для установки стакселей, лопнули. В такелаже возник беспорядок и скорость снизилась.

— Перенести огонь на верхнюю палубу, — Наталья деловито руководит истязанием монстра, пользуясь своим подавляющим преимуществом — возможностью жалить его, оставаясь в недосягаемости. Редкие ответные выстрелы настолько неточны, что ни на какой бой происходящее даже не похоже. Ведомые трёхпалубники ещё слишком далеко, чтобы их опасаться, а сопровождающие эскадру шхуны не отходят от пузатых неповоротливых барков. Не иначе — оберегают десант, который следует... а куда он следует? Судя по курсу, которым двигалась флотилия — к южной оконечности Ендрика. То есть — в окрестности залива. Тут много мест, удобных для высадки, от которых можно сушей пройти куда угодно, хоть бы и к городу. Просто следует высадить два-три полка и быстрым маршем проследовать туда, куда надо.

Тем не менее, избиение флагмана продолжается. Офицеры, прильнув к окулярам своих зрительных трубок, считают отверстия, проделанные снарядами в неприятельском борту. В правом. Они не представляют себе, какие воронки сейчас красуются в этих местах с внутренней стороны, и какие фонтаны щепы сопровождали образование каждой из них. Да и сам снаряд успел вволю напрыгаться внутри межпалубного пространства, нагоняя страху на бомбардиров. Представив себе ужас, творящийся во чреве этой плавучей крепости Наталья даже зажмурилась.

— Дробь. Банить стволы. Подносчикам убрать болванки. Подавать дистанционные. На буссолях давать углы. Господин капитан, нам нужно встать так, чтобы до второго большого корабля было ровно два километра.

— Чего-с, сударыня? То есть, госпожа прапорщица изволили попросить?

— Одна миля и один кабельтов.

— Не извольте беспокоиться, сейчас сделаем-с.

Командир принялся распоряжаться, а Наталья разволновалась не на шутку. Предстояло опробовать её придумку, проверенную, правда, на береговой батарее. Снаряд, начинённый порохом, в днище которого имелся заполненный другим, медленным порохом канал. Расстояние, на котором эта штука взрывалась, установили опытным путем. Стенки пустотелого цилиндра под свинцовой оболочкой были армированы железными стержнями, от разлёта которых должны были жестоко пострадать паруса.

Замысел сработал неважно. Рвались снаряды, как и задумывалось. Дырявили полотнища, рвали снасти, но было это скорее похоже на булавочные уколы, чем на существенный ущерб. Пришлось возвращаться к болванкам и крошить руслени, сократив дистанцию. А вот тут снова неладно стало. И второй и третий трёхпалубники ответили полноценными бортовыми залпами и, хоть и с предельных дистанций, просто по закону больших чисел, попадания в галеру случались. Появились раненые и убитые среди матросов, пробоины и иные повреждения.

Однако сбросить паруса линейным кораблям пришлось. Мачты не уронил ни один, всё-таки экипажи оказались искусными, но ход сельджуки потеряли. Галера двинулась к транспортам. Увы, настичь их оказалось невозможно — они выбрали направление, позволяющее им развить при таком ветре максимальную скорость, и даже с помощью парусов скорость сокращения дистанции до десантных кораблей обещала длительную погоню с неочевидным результатом. Гребцов, увы, поубавилось.

Оно и к лучшему. Снарядов оставалось маловато, да и орудия сегодня столько стреляли, что хотелось их хорошенько осмотреть в тихом месте и в хорошую лупу. Пора помочь санитарам. Что же, пусть они и не утопили никого, но сельджуков напугали знатно. И как же прав был её Гришенька со своей мечтой о стомиллиметровках! Их ей сегодня ужасно не хватало.

* * *

— Жалко, что царевичей не принято пороть! — брат Никита расхаживает по папиному кабинету, что в тереме, и сверкает глазами в сторону своего младшего брата. — Ты что здесь за нелепицу устроил? Бояре на тебя жалуются. Крестьяне от них на твои земли бегут. Появляются в городе, являются в приказную избу и называются беженцами. А им сразу и надел земельный, и инвентарь и семена. Да еще агроном приходит и говорит, что куда и когда сеять, да что в землю бросать. Да любой губернатор таких в кандалы брать повелит и хозяевам ворочать. А ты отмахнулся от дьяка, когда он тебе про то докладывал.

Ты хоть понимаешь, что если мы, люди благородные, друг другу пособлять не будем, чернь нам ничего не отдаст? Потому-то и деют все едино, оберегая права других на кормление. Не нами это заведено, а если кто иначе станет поступать, то все бояре, как один, сживут его со свету. Те же рынды твои из уважения к воле родительской дадут тебе по башке, а потом скажут: "Упал царевич, поскользнулся".

На том и стоит государство, что прежде всего оберегает интересы людей именитых и состоятельных.

Даже в бою, если супротивника благородного в плен возьмут, содержат его, как равного и отпускают за выкуп, потому что хоть в своей земле, хоть в чужой — правила одни. Чернь же должна трудиться и место своё знать.

Гриша молча слушает и ничего, кроме внимания, не выражает. Он за последнее время много чего нового для себя узнал, и с братом полностью согласен. В том смысле, что правду Никита говорит. Он и сам именитых сельджуков, что попали в плен, отдал за выкуп, чуток поправив финансовые дела. Просто потому, что так исстари ведётся. А вот теперь — поди ж ты — истинный смысл этого обычая узнал.

Этак понятно, почему богатство и знатность идут рука об руку, хотя вот купцы его выручали сильно. Люди не бедные, но о благородстве их обычно не поминают, а сам труд негоциантов недостойным считают. Ага! Выходит дворянство свою общность так защищает, чтобы не чересчур много их было, а то — чем больше братьев, тем меньше на брата. Потому-то ход в круг избранных и идёт через воинское служение, что именно на поле брани число претендентов на долю от результатов труда податного сословия уменьшается быстрее всего. Отсюда — и наследование через сыновей. Девы и жёны на войну не ходят, потому вотчинами не владеют и должны быть покорны воле мужа.

И странное слово "кормление" вдруг обретает двойной смысл. Кормщик управляет судном, кормилец — управляет наделом. За что получает корм — пропитание, стало быть. Собирая долю с тех, кого окормляет.

Ну да ладно. Разбираться со смыслом слова можно на досуге. Сейчас же явственно обозначилась нешуточная угроза. Людской приказ точно знает, сколько и каких людей прибёгло к нему их других вотчин. Хоть с этого острова, хоть с других. То есть, как только рыссы отобьются от сельджуков, старые хозяева заявят на них свои права, а батюшка царь их в этом поддержит, поскольку должен блюсти устои. Иначе — его же рынды дадут ему по башке. Так что же?

Сказать, что с Ендрика выдачи нет и пойти против всех? Боязно. Надо с Натальей потолковать. Сложно-то как всё!

— Спасибо, братец. Не понимал я того, что ты мне поведал. Раскрыл глаза. Дальше я уже с оглядкой стану деять, а если что неверное сотворил, исправлять буду. Не вдруг, сам понимаешь, а то, если людишки взбунтуются, с порохом или с пушками неувязки могут начаться.

* * *

Филипп, выслушав Гришу, принялся варить кофе. Напиток редкий и не всем по-вкусу. Наталью, впрочем, прогонять не стал. У отца с дочерью, похоже, давно отношения равного с равным, и даже на пол он ей скидки не делает, как и царевич, впрочем. Прапорщица.

Посмотрел на ладную фигурку суженой. Вот ведь умеет одеться мужиком так, что сразу видно — девка. Даже разводы на пятнистой форме, коим должно всё маскировать и смазывать, и те все к месту. Уж не кисточкой ли она их наносила? С неё станется.

— Поведаю я вам, детки, о том, что было на Земле в то время, когда я ещё жил там. Тогда в богатой стране, Францией рекомой, где говорят на франском, стало быть, языке, купечество сделалось богатым. Однако, люди благородного сословия, а по-русски звались они дворянами и богатство своё имели с земель, где трудились на них крестьяне, этих купцов всячески мордовали. В основном поборами, но и просто обижали высокомерием и заносчивостью. Или не пущали, куда нм потребно было, чтобы выгоду свою соблюсти. Словом, драть с купцов хотели так же, как и с чёрного люда.

А так там дело сложилось, что с торговли или с ремесла доходы стали много больше, чем с оброка или барщины, потому что товары производили на мануфактурах, отчего стало их много, и обороты купцов шибко возросли.

Большая сила в деньгах заключена, а буржуа — ну это если и купцов и ремесленников вместе взять — чуяли притеснение. Вот они и подговорили работников мануфактур и тоже ремесленников, но небогатых, а заодно и городскую голытьбу, на восстание. Сами знаете, голодных подбить на бунт легко. Крови тогда пролилось ужас как много. Даже машину специальную придумали, чтобы головы рубить. И дворян побили без счёту, и потом бунтовщики друг друга убивали, ну, это потому, что спорили, кому из них главным быть. Чем дело кончилось, я не знаю, вынесло меня оттуда в эти места, однако подобные события и у нас возможны. То в Нидерии безобразия происходят, то, вон, в Бриттии народ волнуется. А когда много людей сразу берётся за оружие, так, стало быть, кто-то с большими деньгами позаботился об этом.

Тут-то в Рыссии пока кроме голодных бунтов да усмирений боярского непокорства не случалось ничего, но это дело времени. Да и бунты много хлопот доставляют. Так что, Гриша, ты, вроде как с опережением движешься как раз в том самом направлении, при котором восставать никому не надо. Купцам у тебя вольготно, народ накормлен и при деле. А вот как ещё и от бояр отбиться — не знаю, что присоветовать. Сила у них большая. Это просто повезло нам, что на Ендрике их мало и сидят они тихо. Здешние-то худородными считаются в древних родах. А вот сами эти древние роды — враг это страшный, верно тебя брат предупредил.

* * *

Вот незадача! Раньше думал, что враги — сельджуки. И делал всё так, чтобы от них отбиться. А выходит, что теперь следом за преодолением внешней угрозы возникнет угроза внутренняя. Однако рынд своих он отправил к Тыртову, чтобы тот свёл их в плутонг, обучил, чему следует и отправил куда подальше. У этих сынов боярских, самых именитых, у каждого по нескольку слуг, да ещё из отчих домов посылают пристойное содержание, так что, действительно боязно в таком окружении. Нет у них ни одной причины испытывать к Грише расположение. Кроме напутствия отеческого, пославшего на службу к государю. Они ведь без жалования даже служат, на всём своём. Даже удивляешься, как до сих пор жив ещё, после того, что начудил тут.

Вот оно — средство удержания государя в подчинении! Не надо ему таких охранников. Так что напутствовал парней словом благодарным, сказал, что судьба государства решается нынче на поле брани и выразил надежду в том, что их мужество и воинское искусство устрашат ворога, и самим им принесут славу и высокое положение, коего они, без сомнения достойны.