Истинная свобода воли.

Вот в таком боевом духе он довел меня до приемной на первом этаже, где забрал одежду, которую я позаимствовал у некой фрау Дигль. После того, как я сменил пижаму на дырявую в нескольких местах форму в пустой приёмной, мы покинули холл лазарета, и вышли на улицу. Сойдя с крыльца, мы прошли в правую часть полупустой стоянки и я некоторым недоумением, вслед за Малькольмом сел в старенький, но опрятный Фольксваген "Жук" малинового цвета.

Завелся этот раритет только после третьего поворота ключа, и, стрельнув пару раз, бодренько тронулся.

Дорога, из добротного и идеально ровного асфальта, с обоих сторон была окружена плотной стеной деревьев и густого кустарника.

Развив крейсерскую скорость под семьдесят пять километров, "Жук", мерно гудя и изредка стреляя, несся вперед, плавно входя в повороты. Бертругер беспрестанно ворчал, барабаня пальцами по рулю, а я со скучающим видом разглядывал пейзаж, который впрочем, сводился к анекдотичному "ёлкисосныёлкисосныёлкисосны".

Минут через пятнадцать езды "Жук" буквально вылетел на автобан, на котором Малькольм, дернув какой-то рычаг, утопил педаль до упора. Выдав чисто пулеметную очередь, двигатель взревел и рванул с невозможным для него ускорением. Я вцепился в сиденье и офигело уставился вперед, провожая взглядом другие, явно уступающие в скорости, автомобили.

— Хорош, да? — Бертругер хмыкнул, увидев моё удивление. — Купил у одного парнишки, года три назад. Видать, он хорошо в двигателе покопался...

— Это точно... — я ошалело кивнул. — А сколько лошадей-то?

— Я точно не знаю, но мне сказали, что около ста шестидесяти.

— Скока?! — офигел я. — Да быть такого не может!

— В сервисе тоже охренели, — Малькольм пожал плечами. — Предложили продать.

— Да хрена с два я бы продал, — я покачал головой. — Это же конфетка.

— И я о том же, — Бертругер кивнул. — Только жрет теперь эта конфетка...

— Это точно...

Некоторое время мы ехали молча. Поля и деревья за обочиной сменились на пашни и аккуратные домики. Вскоре появились более плотно застроенные районы. Мы подъезжали к городу.

— А что с Альбертом? — поинтересовался я, наконец, найдя тему для разговора.

— Он находится на лечении после операции по удалению раковой опухоли головного мозга, — суховато ответил Бертругер. — Нам повезло, что мы выявили вторую стадию в её раннем развитии.

— А что, есть подозрение на повторное появление опухоли? — поинтересовался я мрачнея.

Час от часу нелегче. А этот паразит еще и помалкивал...

— В целом прогноз благоприятный, — Малькольм пожал плечами. — Но всё равно надо еще как минимум месяц понаблюдать. Посмотрим на что способна сыворотка...

— Какая сыворотка?

Это еще что за фигня?! Его еще и дрянью какой-то колют?

— А вы изучали латынь, герр Лоренц? — поинтересовался Малькольм.

— Нет. — я помотал головой.

— Тогда я скажу проще. Это лекарство для подавления активности раковых клеток.

— И какова эффективность препарата?

— Условно положительная, — несколько неопределенно произнес Бертругер. — Мы как раз это и выясняем. Во всяком случае, вы сами видели, что он слишком бодрый для того, кто неделю назад перенес подобную операцию.

— Ясно... А что с ним будет после выздоровления или после ухудшения самочувствия?

— Ну... — Малькольм потеребил кончик бородки. — Думаю, что, как и предыдущие два образца, пойдут на опыты. Мне только необходимо получить от вас письменное разрешение на вскрытие недавно погибшего.

— Ка... какое еще разрешение? — ошарашено выдавил я.

— До вашего... гм... сна, проект "братьев" находился под вашим ведомством, — Бертругер снизил скорость и перестроился в другой ряд. — На время вашего отсутствия этим заправлял герр Лоренц старший. Но так как вы уже очнулись, то он потерял полномочия в этой сфере.

— Вот как? — я задумался. — Хорошо. Думаю, что разрешение на вскрытие недавно погибшего вы получите... как только меня выпишут. Только вскрывать будете в моем присутствии.

— Хорошо.

Легковушка свернула на развязку. Мы въехали в черту города.

* * *

Стольный град Мюнхеберг встретил нас довольно пыльными улицами, серыми зданиями, прохожими с постными лицами и прохладной погодой... И провожал практически так же.

Почему сразу провожал? Так потому, что нечего собственно описывать. Посовещавшись с Малькольмом, из плана "баня-цирюльня-магазин" был убран пункт "баня", за наличием душевой комнаты в лазарете. После обсуждения последовал пробег по требуемым точкам. В цирюльне мне, по требованию, уменьшили длину шевелюры и уложили её гелем. В результате я стал похож на небезызвестного фанатика-матершинника за минусом цвета глаз и, пожалуй, возраста.

Единственная заминка вышла с выбором профиля магазина. Я потребовал ехать в местный "Военторг", а Бертругер настаивал на салоне вечерней одежды.

Немного поругавшись, порешили заскочить в оба. В конечном итоге я имел на руках два вечерних костюма с туфлями и два комплекта полевой формы с двумя парами берцев. Естественно я тут же натянул новенькую форму и жесткие, необношенные ботинки. Остальное было упаковано в сумку и положено в багажник.

Практически всю дорогу обратно я слушал ворчание Малькольма на тему "Милитаризм — как форма шизофрении".

Ну, его, наверное, можно понять.

Но я этого делать явно не собирался. Мне было не до этого. Что ни говори — а заседание Комитета — это не хухры-мухры. Чего от меня на нем потребуют, я не знал. Вариант сидеть с "мордой кирпича" особо выигрышным не казался, а в импровизации я не мастер. Но выкручиваться всё же придется.

Но особо охота позырить на состав. Уж очень интересно, кто из здешних высоких чинов заседает в мировой закулисе? Есть у меня такое ощущение, что сами политики там сидеть не будут, скорее только доверенные заместители. Или те — кто реально управляет...

Ай, млять! Идите в Зажопинск со своей политикой! Терпеть её не могу! Мозги пухнут, и каска болеть начинает. А оно мне не надо. Решено! Играем "кирпича"!

А прав Бертругер... Милитаризм — это легкая форма шизофрении... Я даже черепную коробку приравниваю к естественной, природой дарованной, но каске...

* * *

Вот что я постоянно забываю учитывать — так это состояние своего нынешнего организма. Привык, понимаешь, к богатырскому здоровью себя предыдущего. Потомок степных кочевников, понимаешь... А тут... Кто плюнет — пополам сломаюсь. Тем более после нехилой потасовки, двух ранений, допроса и операции... Я ж блин сейчас стою на ногах только благодаря чистому эгоизму.

Это я к чему? А! Точно. Я умудрился заснуть в машине, пока мы ехали обратно. Хорошо так уснуть умудрился, не обращая внимания на постоянную стрельбу затюненого двигателя. Малькольм меня, по приезду, минут десять тормошил. Потом просто сунул под нос ватку с нашатырем, который постоянно таскал при себе. Средство, доказавшее свою эффективность за многие годы, сработало и на этот раз, и Бертругер добрые пять минут слушал мой мат, пока я потирал, обожженный ядреным запахом, обонятельный орган.

— Молодой человек! — Бертругер упер руки в боки. — Как вам нестыдно!

— А нахрена мне нос так жечь надо было?! — огрызнулся я, вылезая на свежий воздух.

— Заседание через тридцать минут, а вы дрыхнете как мертвец!

— Я с рождения мертвец, — буркнул я, беря протянутую сумку. — Как и мы все.

— Незачем философствовать, — Малькольм захлопнул дверь и направился к крыльцу. — Это неоспоримый факт.

— Хорошо, хорошо, — я примирительно поднял руки. — Больше не буду философствовать.

— И? — Бертругер остановился и требовательно покрутил пальцем в воздухе.

— И ругаться, — понуро добавил я.

— Вооот, — удовлетворенно кивнул Малькольм.

— Но только в вашем присутствии, — язвительно кинул я в догонку.

— Самого главного я добился, — доктор пожал плечами. — А мнение других по поводу вашего поведения будете выслушивать вы сами.

— Док. Я вас уважаю, — я рассмеялся. — Вы знаете, чего хотите.

— Ну, естественно.

— И вам идет эта форма, — хихикнул я.

Забыл упомянуть, что Бертругер тоже решил сменить наряд, отмазавшись тем, что ему через неделю в отпуск, и он планировал провести его на природе с удочкой в руках. В противовес мне, Малькольм взял форму расцветки "лесной камуфляж".

Бертругер лишь что-то невнятно проворчал в ответ.

* * *

На сей раз по коридорам я прогулялся в одиночку, так как Малькольм распрощался со мной в холле, упомянув, что ему надо заскочить по делам, на которые он, благодаря мне, опоздал. До палаты я добирался в гордом одиночестве. Ну, или почти в одиночестве. Охранники, ходившие парами по коридорам, настороженно на меня косились, и едва завидев мою персону, тянулись, кто к дубинкам на поясах, кто к стволам на ремнях.

Впрочем, до знакомых "геркулесовых столбов" я дошел вполне спокойно. Они практически никак на меня не отреагировали.

— Приветствую сокамерника! — шумно заявил я, вваливаясь в палату. — Встали, собрались, переоделись и на выход!

— Доброе утро коллега, — Альберт оглядел меня поверх очков изучающим взглядом. — Матерь Божья. Почему у меня нехорошие ассоциации по поводу вашего внешнего вида?

— Похож, а? — я кинул на его койку сумку.

— Есть определенное сходство, — британец кивнул и полез внутрь. — Тааак... Еще одна полевая... и два вечерних?

— Полевая и вечерний — твои, — я ухватил пакет со вторым костюмом. — А второй вечерний — мой.

— Берцы? — беляк нахмурился, разглядывая новую обувь. — А можно было просто кеды взять?

— Неа, — я мотнул головой. — Берцы практичнее.

— Но они же трут ноги... — Альберт поморщился.

— Только первую неделю, — я выловил со дна сумки коробку с туфлями. — А потом как мокасины будут.

— Угу. Мокасины на деревянных ногах...

— Так! Отставить! — гаркнул я. — Я половину своей жизни бегал в кирзачах и берцах. И заверяю тебя — это шикарная обувь для настоящих мужиков. Так что кончай ныть, умывайся, переодевайся, собирай литературу и будь готов. Нам пора отсюда валить.

— Куда? — едко поинтересовался Альберт. — Помнится мне, что прошлый твой прорыв провалился.

— А это будет не прорыв, — я ухмыльнулся. — Это совсем другое... У меня есть план.

— О боги... — британец взвел глаза к небу. Спасите и сохраните наши души...

— Молись, молись, — я хмыкнул — Авось поможет.

— Только это мне и остается.

— А между делом еще кое-что надо будет успеть... — я засунул куку в сумку и нащупал пару небольших длинных коробочек и баночку с гелем, купленную в парикмахерской. — Ты переодевайся быстрее.

— А что одевать? — Альберт взвесил в руках оба пакета с одеждой.

— Хм... — я задумался. — Надо произвести впечатление... желательно сильное... вызывающее отталкивающие и угнетающие чувства... Одевай полевую форму. Сыграем в вояк.

— Бредовый план...

— А мне только такая роль лучше всего удавалась, — я развел руками. — Может и проканает.

Пока британец торопливо надевал форму, я открыл одну коробку и достал "пилотские" очки с затемненным стеклом.

— На, наденешь перед собранием, — я протянул ему очки. — Но сначала... — я протянул и баночку. — Причешись и уложи волосы.

— Я нахрена мне-то на собрание идти? — удивился британец.

— Потому что я чувствую, что тебе надо там быть, — я задумчиво потер переносицу. — Можешь считать это интуицией.

— А маскарад обязателен?

— Да, — я щелкнул пальцами. — Дай-ка мне свои очки.

— Зачем?

— На нос надену, — я хмыкнул. — А зачем же ещё?

— А нафига тогда мне эта бандура на лице? — Альберт повертел в руках пилотские очки.

— В них глаза не видно.

— А смысл?

— Ты когда нибудь телохранителей видел? — поинтересовался я.

— Ну, видел.

— Вот его и будешь изображать. Морда кирпичом, руки по швам, рот на замке.

— Шикарная роль.

— Вот-вот.

Через пять минут Альберт был готов. Выглядело это... по меньшей мере несколько забавно. Но воинственности не убавляло. Представьте себе сами. Довольно рослый, в камуфляже, в берцах, волосы назад зачесаны, на физиономии солнцезащитные очки, а сама физиономия — кирпич силикатный.

— Во, — я показал ему большой палец. — Терминатор.

Не меняя выражения лица, британец, с почти механическим движением, показал мне средний палец.

Это меня и добило.

* * *

— Ну, всё, — я глянул на часы. — Скоро пойдем. Всё запомнил?

— Подчиненному надлежит иметь вид лихой и придурковатый, дабы не смущать начальство своим разумением, — отчеканил британец. — А если короче, то стоять столбом, иметь свирепую физиономию и молчать в тряпочку.

— Gut, — я кивнул. — На вопросы не отвечаешь и вообще не реагируешь. Базар вести буду я. Главное — чтобы...

Договорить я не успел. Дверь палаты открылась, и внутрь заглянул Малькольм.

— Герр Лоренц? — он увидел нашу, тихо совещающуюся парочку. — Боги... — он взвел глаза к небу. — Час от часу... Герр Лоренц. Пора.

— Хорошо.

Мы синхронно встали, построились, если можно так сказать, и вышли в коридор.

— Герр Лоренц... — недоуменно обратился ко мне Малькольм, скосившись на Альберта.

— Позже, герр Бертругер, — я поправил чуть сползшие очки. — Нас ждут.

— Хотя, какое моё дело... — проворчал Бертругер.

Весь путь по коридорам занял около десяти минут. Мы прошли две развилки, после чего светлые и просторные коридоры лазарета сменились более узкими и темными коридорами основного комплекса. Об этом свидетельствовала не только световая гамма, но и усиленные патрули. Здешние охранники ходили в полной тактической защите, включающие даже шлемы. Вооружены все были исключительно штурмовыми винтовками АУГ. Видимо по этим коридорам я недавно носился словно агент Бонд, отчего местных цепных псов вооружили по самое нехочу.

Спустившись вниз на лифте, мы прошли еще какое-то расстояние, и остановились в конце коридора у одной из дверей.

— Вам сюда, — Малькольм указал на дверь. — А мне обратно, — после чего он развернулся и бодро зашагал назад.

Мы переглянулись.

— Слушай, у тебя шейные позвонки не щелкают? — поинтересовался я, разглядывая номер на двери.

— Нет, — Альберт мотнул головой. — Три шестерки... Мда...

— Значит у меня нервы сдают... — проворчал я. — Друг мой, пути назад у нас нет. Командование приказало взять Берлин.

— Так чего мы ждем? — британец размял плечи, и максимально собрался.

— Ну-с, с Богом.

Я постучал в дверь.

* * *

— Да-да! Входите!

— Доброе утро, — я открыл дверь и шагнул в кабинет председателя.

— Доброе... — Кил оторвался от бумаг и внимательно нас осмотрел. — Колоритно.

— На то и рассчитано, — я хмыкнул.

Кабинетом это называлось с бооольшой натяжкой. Тут скорее был небольшой актовый зал, примерно десять на десять метров. Под потолком, высотой метра четыре, висели шесть ламп дневного света, четыре из которых были включены. Пол покрыт черным, непроницаемым лаком, стены облицованы темными панелями неопределяемого темного света. Посередине стоял большой прямоугольный практически монолитный стол на двух толстых ножках с широкими подошвами. У этого стола я насчитал одиннадцать стульев. А на самом столе я отметил так же одиннадцать, странного вида, небольших и плоских приборов. Во "главе" стола стоял еще один, поменьше. Именно за вторым столом и восседал председатель. На его территории царил небольшой кавардак в виде разбросанных в небольшом радиусе бумаг, две линейки, три ручки, одна их которых была сломана, два карандаша, настольная лампа, еще один проектор и трещащая рация на краю.