— Всё-о-о... По-о-од неё-о-о, быстро-о-о! — еле вымолвил то ли для Миэ, то ли еще кому.
Нужный понял, быстро смекнул, сам будучи на грани. Мы оба вышли, а пока он устраивался, я лихо подготовил ее вторую дырочку. С громким стоном она вобрала в себя мужа и меня. Он тут же ее крепко обнял, они слились в поцелуе, и все вместе задвигались, ритмично и часто, сперва асинхронно. Умненькому инфэо было плевать, что за пенис оно услаждает, его время неизбежно остановится по завершении.
Она уткнулась лбом в подушку, уже не имея сил держать голову для поцелуев и крика в плечо ему, едва ли не нас двоих держащему. Я прижимался к ее спине, его руки охаживали бока обоих. Момент наивысшего удовольствия, приближаясь, смел мои препоны, и общий экстаз накрыл всех четверых.
Кроме глаз Миэ я ничего больше не видел, ликуя вместе с ним, видящим во мне полное удовлетворение и безграничную любовь к нему. Аватара Бета незряче смотрела куда-то за Вофальта, а он, ни разу во время этого полового акта не закрывавший глаза, уперся взглядом в мои очи. Что он там увидел? Что понял, осознал? Мне совершенно было не до него и его жены, все еще не могущей отдышаться, растворенной в океане небывалого наслаждения.
Только когда прервался наш с Миэ финальный поцелуй, Арье сфокусировался на крайне обалдевшем Вофальте. Благодарно полуулыбаясь, отдалился и вышел. Наклонился, просунул руки меж потными и скользкими телами и поднял Элси, снимая.
— Сядь, Воф. Элси, Элси!..
— Ах...
Он без раздумий и молча подчинился. А я убрал со лба его жены спутанные волосы, откидывая назад, убирая пот и сечения, пушистя.
— Элси, повернись, вот так, — сам был уже сбоку от них. — Ваши браслеты должны соприкасаться вот так, — кладя ее правую руку ей же на живот, а сверху накрывая его. — И смотрите, смотрите момент оплодотворения. Вот яйцеклетка, а вот сперматозоиды. Глядите!
Оба родителя плохо соображали, всмотрелись в многократно увеличенный и подсвеченный процесс, происходящий в сейчас животе женщины.
— Все! Поздравляю, вас... с сыном! Запомните, как подсматривать за ним в утробе. Любите его! И благодарю...
Бета уже не нужна была и распалась солнечной пыльцой. Елси радостно следила за открывшимся образом, сердце матери знало, а еще мутное сознание ничего другого больше не вмещало, как и у Вофальта, не сразу заметившего мое исчезновение. Зато когда понял, всхлипнул и наконец-то позволил себя закрыть глаза, крепко обнимая супругу левой, и тихо разрыдаться в ее плечо. Тонкости биологии были ему чужды, но свою жену он знал и любил. Чета еще долго так и сидела, слегка покачиваясь.
Работа у Биболтов спорилась. Просветленное состояние супругов бросалось в глаза. Взрослые со своим пониманием отнеслись. А Фоктер, последние пару дней необычно суровый и молчаливый, когда увидел мать и отца, не выдержал их взора на свое чадо, опустил смущенные очи, наполнившиеся тревогой, борющейся за первенство с надеждой и верой в чудо. Его сердце гулко стучало, весь день он ходил сам не свой, как и позавчерашний после памятного вечера.
Зимен тоже заметил и стал еще пришибленнее. Он так и не связался с Костажем, больше не говорил с Фоктером, избегал сестру, что удавалось довольно легко. Глава "Сейфа" знал о произошедшем между двумя сорванцами, незаметно для них самих разделил и свел встречи к минимуму.
А вечером супруги Биболта, влекомые моим сигналом, уединились, во все глаза смотря на деление двух клеток, размером с их головы, на четыре поменьше, про себя повторяя названия всех элементов. Им вторила семья Аврора. Зартэ согласилась вслепую поделиться образами своего чрева, а Элси, прослезившись, приняла эстафету, открыто вернув в обратку свое. Как-то незаметно две пары собрались вместе, мамочки защебетали, а папаши... один крепко сжал руку и ободряюще хлопнул по плечу, намеком на кивок положительно отвечая на немой вопрос, второй прерывисто вздохнул и ровно выдохнул.
Йом с колоссальным интересом утром пронаблюдал за самым первым делением, ну как его не порадовать видом более развитого плода!? С энтузиазмом мы вместе закопались в книги памяти. Так Ламб дополнился биологическим модулем, вскоре начавшим совершенствоваться для возможности демонстрации и описания вплоть до рождения. А библиотека десятком новых фолиантов, восстановленных Йомом напрямую в памяти Лейо, а мной в виде материальных объектов, в довесок к внеочередным из фондов АЗУ.
Костаж не стал тем вечером проявлять любопытство, но не выдержал в этот, когда собрались вместе Аврора и Биболты. Не прошел по открывшимся ссылкам на прошлые моменты, проассоциированные с текущим, да одну он уже и видел, а окрас, и вообще вид в целом, знакомый люму, второй, своим фактом окончательно утвердили просматривающего, проведшего остаток вечера в объятьях соблазнительно грудастой дровки, впоследствии зачастившей.
Глава 31. Самосуд
Выходным все воспользовались по-разному. Кто к родственникам заглянул, кто по городу гулял, побывав на набережной и в платном парке при Школе, на Батаце, хватило денег и на обе вершины, Баца и Фтаца. Солнечный день с редкими и быстрыми облаками способствовал величественности панорамы.
Сабир с вечера обналичил кругленькую сумму. Вся зарплата, как и другие денежные операции, после первого аукциона была только по безналу, а презренный металл, кроме меди, накапливался в деньгохранилище, защищенном покруче, чем у дядюшки Скруджа. Со своего личного счета, самим когда-то открытого.
В тот же вечер, после закрытия, всей гурьбой уры ломанулись в какой-то притон. Наигрались в азартные игры, накурились и надышались, напились кто в стельку, кто в зюзю, а кто и йейльски. Все закончилось общей оргией с приглашением ночных бабочек, среди которых была урка, действительно смахивающая на упомянутое насекомое. Силы были, а как им не быть-то? Даже после славной драки и с намятыми боками можно предаваться утехам. Не беда, что стилеты и кинжалы с отравленными лезвиями дырявили одежку, ударяясь словно в камень, главное — это железо кулаков Мартида и Дузона, вволю насчитавшихся чужих ребер и иных косточек, спрятанных под розовый кожей и щетинистыми шкурами.
Их вечер пополнил базу данных мошенников и убийц, не понявших урока. Браслет оставлял на подсовываемых бумагах фальшивую подпись, обеззараживал пойло. Мне пришлось долго не спать, лично следя за магическими изощрениями и алхимическими шедеврами сугубо смертельного характера, совершенствуя методы обнаружения, уничтожения и превентивного воздействия.
Бывшие корсары, охотники и прочее, и прочее просадили всю сумму, а днем, косые и с больными бошками, но довольные, дули пиво на кое-как собранных обломках вчерашнего увеселения, освежая пьяный угар, воцарившейся в помещении аж со дня его открытия. Хозяин заведения все получил еще в самом начале, за весь сервис вперед, с солидной прибавкой.
Браслеты уже содержали сводный отчет не раз спасенных. Днем я сам принял радикальные меры, проявив настойчивость и твердость в разговоре с Йомиэлем. Он не считал меня правым, но в итоге поддержал, обняв сзади и поглаживая меня, пока я скакал по умам, выявляя цепочку до самого верха. К решительным действиям прибег ближе уже вечером, когда до заката оставалось всего ничего, когда уры были уже в далеко от приснопамятного вертепа.
Замех Дрех де Брех, барон бац`Врех-Мальвайский, схватился за сердце прямо на приеме у мэра во время своего тоста, туда были приглашены и де Оллагд с дочерями и зятьями, и все трое де Цеген. Острейший трансмуральный инфаркт миокарда обоих желудочков со смертельным исходом, сердечная мышца в хлам разорвалась и не подлежала восстановлению.
В этот момент пять зубчиков у каждой из корон "Ламбады" окончательно выгнулись в обратную сторону, сойдясь в одной точке, испустив мощный импульс, создавший вихревые помехи, воспрепятствовавшие активному магическому вмешательству, скрывшие следы. Безумная красота, усладившая магический взор и внутренний цветок Дара. Две вертикальных кисточки в этот момент удлинились, образовав два мощных фонтана: один залил крышу, второй зонтиком раскрылся высоко в небе.
Еще пара баронетов там же скончалось от тотального ишемического инсульта и субарахноидального кровоизлияния, сопровождавшегося децеребрационной ригидностью, стол был опрокинут со всеми яствами, по полу раскатились фрукты. Целая волна прокатилась по Груздю, десятки внезапно погибших без шанса на выживание, в том числе и толстенький хозяин, лично разносивший днем кружки, полные ароматного пенного напитка из первосортного солода и хмеля. Кара была только за конкретный приказ и его исполнение.
К так и не просмотренным сообщениям в браслетах добавилась вся цепочка, и в общедоступную для владельцев "Мечты" базу данных едва не слил слепки памяти, все по форме, с доказательствами, принимаемыми городской судебной системой, за час до исполнения приговора, первого, покаравшего кого-то кроме непосредственных исполнителей. Но сдержался, призрачная причастность на фоне зыбкости реальных доказательств и фактов и так попортит репутацию, не стоит делать все явным по собственной воле. Пусть мое инфэо чудовищно ускорило время для плоти наказуемых в разных пропорциях так, что все медикусы в последствии констатировали естественные причины приключившегося с несчастливцами, но действительно матерых зубров магических дисциплин такая дешевка не обманет.
"Не трогайте "Сейф" и не тронут Васссс..." — то ли был шепот, принесенный язычком ветра, то ли это галлюцинация, порожденная чрезмерно воспалившимся воображением присутствующих на балу(!!!). Костаж с Чако и Арамом из числа тех приглашенных, что не явились, не слышали, не видели, остались в неведении, до конца прочувствовали волшебность вечера, кого миновал синюшный писец.
Вращение корон плавно замедлилось, опали фонтаны, восстановилась исходная фигура. Бал завершился приглашением на тризну с ритуальным сожжением. Этрас Килех, сын и наследник титула и всех прав, стоял белее мела, как непосредственный свидетель он знал, кто и за что. Пальцы теребили яхонтовые четки, собирая дрожащие по закоулкам сознания мысли, среди которых попалась и необходимость удержать бразды правления, и желание сохранить фамильное влияние. А острый вопрос о лагере лезвием ядовитого кинжала уже пустил струйку крови, от срочности принятия противоядия зависла его судьба.
В Грузде, как и Эжзасза, и Речных Королевствах, и Дрегдагрском царстве трупы было принято сжигать, не было кладбищ и усыпальниц. Не достанутся злу в лице мифических ларутских некромантов, отпустят душу в свободное странствие, не обремененное земными заботами, дабы не вспоминали и не навещали родственничков. И у всех на слуху был тот факт, что слишком часто омертвевшие тела магов, особенно сильных и убитых в бою, в какой-нибудь стычке в дальних далях, куда переправлялись наемные армейские отряды Груздя, доставались врагу, их приспосабливающему в алхимических или обрядовых целях, подробности о которых разлагали воинский дух, подтачивали внутренние стержни. Да и местные не брезговали подменами, предпринимая все мыслимые и немыслимые усилия для сокрытия экспериментов "ради науки".
— Ах, ослепительная! Каждый Закат прекрасен, отчего же ваши глаза не радуются?
Я был уже на Баце, одинокий, не считая статуи Гамма-Сая, Йом и Леон гуляли по городским паркам для богатых в сопровождении наставника Костажа и двух помощников задолго до и много после момента отрыва пяти проводящих коронных каналов. Здешняя площадка больше и не вращается. Боком к городу, лицом на закат, на одном из двух компактных тронах, угловатых и монументальных, меж которыми на тонкой витой ножке стоял цельный хрустальный столик с чашей, с краю которой била маленькая винная струйка. И два бокала, бросающих кровавые тени от багрового солнца. Она появилась сзади, в центре смотровой площадки, в том же вечернем наряде, что и на балу, не боясь холода. Остальные столпились на Фтаце, не рискуя больше телепортироваться ко мне.
— Арье, ваш театр не к месту.
— Вся жизнь — игра, а ставка в ней — сама жизнь. Не так ли, о искушённая? — лукаво, беря один из двух бокалов. — Или искумшенная? — опережая.
— Ах, — вынужденно. — Ирония неуместна. Если...
— Если, — одновременно, она затихла, а я, такой нахал, продолжил, — нет дальнейшего роста — значит близок закат. Но это не конец жизни, а рассвет мудрости. Присядьте, о грозная царица... грибов... — пригубляя вино. Она молча и с царским достоинством села на краешек в пол-оборота ко мне. — Закат-рассвет-закат... Пульс жизни, не так ли?
— Чего вы хотите? — после долго изучения моего профиля, твердо, без лишних эмоций.
— Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
— Власти? Богатства? Почитания?
— Делать хорошее и слышать дурное — удел царей, о небесный адамант. Может, начнем аб ово?
— Крутой правитель властвует не долго, — недопоняла она.
— Всё должно изменяться, чтобы всё осталось по-старому. И не рискуйте пропустить закат, антитеза моя, расслабьтесь и получайте удовольствие, хотя бы эстетическое, раз боитесь яда в вине, — постепенно понижая градус до глубокого минуса, так же и в прямом смысле, покрывая инеевым узором столик, края чаши, стройную витую ножку одинокого бокала.
— Грубость — духовная слабость, мой юный друг, — печально, сделав маленький глоток.
— Критика — налог, который великий человек платит публике.
— Самообман может довести до саморазрушения, — игра ей приелась.
— Не зазорно быть альтруистом и уважать эгоизм других.
— Первое условие для сближения — искренность.
— Искренность в небольших дозах опасна, в больших — смертоносна.
— Чей риск, того и выгода. Никогда опасность не преодолевается без риска.
— Человек гибнет, дело остается?
— Смерть — последний аргумент.
— Не трогайте "Сейф" и не тронут Вас, — помолчав, я выразительно процитировал басню:
"Соседка, слышала ль ты добрую молву? -
Вбежавши, Крысе Мышь сказала, -
Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!"
"Не радуйся, мой свет, -
Ей Крыса говорит в ответ, -
И не надейся по-пустому!
Коль до когтей у них дойдет,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки зверя нет!"
Я сколько раз видал, приметьте это сами:
Когда боится трус кого,
То думает, что на того
Весь свет глядит его глазами.
На город из-за спинки трона полетела жиденькая вереница иллюстрированных маленьких листочков, в уголке была авторская подпись "И.А. Крылов". Закат пред нами еще только догарал, а подножья гор во власти сумерек давно уж были.
— Мои подчиненные не виноваты в том, — нарушил я молчание, когда последний лучик исчез, — что я кому-то там неугоден. Я отвечаю перед ними и за них перед собой. Защищаю. И постараюсь, чтобы всякие твердолобые, подобные Замеху, им не докучали. Грубые средства удостоились грубых мер, достопочтенная Олисанна. — Покатал вино на языке. — Не заставляйте меня и дальше отчитывать Вас словно глупую школьницу, это равно унижает обоих. И в глазах тех, кто за нашими спинами сейчас свидетельствует.
