Фанфик по Гарри Поттеру: Мы, аристократы - 4

2.

На следующий вечер Джонс снова появился у Малфоев. Мой опекун пригласил его в кабинет, а через час ко мне явилась домовичка Ниппи и сообщила, что хозяин зовёт меня туда же. Войдя, я заметил, что Джонс с Малфоем выглядели слегка разочарованными, словно сбылись их неприятные, но наиболее предполагаемые ожидания.

— Садись, Гарри, — Малфой кивнул мне на кресло. Я сел и вопросительно посмотрел на него. — Рик уже выяснил насчёт медальона — там его нет.

Я ненадолго задумался. Для создания гомункула требовался только один хоркрукс. Допустим, Дамблдор знал о медальоне. Если бы он сумел раздобыть этот артефакт, ему не понадобилось бы красть чашу Хельги Хаффлпафф из сейфа Беллатрикс Лестрейндж. Или защиту пещеры преодолеть труднее, чем защиту Гринготса? Кто же тогда взял медальон?

— А что там с защитой? — поинтересовался я у Джонса.

В его ответном взгляде промелькнуло лёгкое недоумение с некоторой долей замешательства.

— Какая разница, если там нет артефакта?

— По остаткам чар можно определить, были они сняты или взломаны. Тогда стало бы понятно, к кому он попал — к союзникам или к недругам Лорда.

— Сам я там не был, — признался Джонс. — Я послал туда Кричера с приказом посмотреть, на месте ли медальон. Домовик сообщил, что его там нет.

Всё сошлось бы, если бы медальон забрал кто-то ещё. Но кто? Беллатрикс была самым доверенным лицом Волдеморта и, похоже, это она знала об его хоркруксах и отвечала за их сохранность. Передав Малфою дневник на хранение, она даже не рассказала ему о назначении артефакта. Могла ли она знать и о медальоне?

Могла. Но Беллатрикс сидела в Азкабане — видимо, это и помешало ей заняться восстановлением личности Волдеморта из хоркрукса. Неужели в пещере побывал кто-то третий?

— А Кричер мог обмануть вас? — я уже знал, какими хитрыми бывают домовики, когда дело касается безопасности их хозяев.

Джонс понимающе хмыкнул.

— Домовик может увиливать сколько угодно, но не может пренебречь прямым приказом и солгать в ответ на прямой вопрос.

Значит, медальон всё-таки был унесён. Интересно, а возможно возрождение сразу двух экземпляров Лорда? Надо будет выяснить у Эйвери, когда я окажусь в Академии.

— Вы спросили домовика, где находится пещера?

— Зачем, если там больше нет медальона? — увидев мой скептический взгляд, Джонс добавил: — Если что, Кричеру всегда можно приказать перенести меня туда ещё раз.

Я прикинул, что мне даст, если я буду знать наверняка, сняты были охранные чары медальона или взломаны. По всему выходило, что почти ничего. Либо это был Дамблдор, либо кто-то из ближнего круга Волдеморта. Это я и так мог сказать, а кто конкретно, сейчас не имело значения.

— Вы правы, незачем, — согласился я.

На этом Джонс попрощался с нами — приходил он только для того, чтобы сообщить о медальоне. Я взял на заметку, что след артефакта может появиться где-то ещё, и вернулся к своим делам. Мне хотелось сделать летние школьные задания до помолвки Драко, чтобы не возвращаться к ним на каникулах.

Винс и Грег на эти дни уехали к родителям. Тед остался со мной и с Эрни. Драко под присмотром матери штудировал брачные клятвы, ритуалы и этикет, а в свободное время таскал нас на квиддичное поле, поэтому когда ритуал наконец состоялся, у всех нашлось из-за чего облегчённо вздохнуть. На помолвке Астория выглядела изумительно, и теперь Драко посматривал на меня свысока, чувствуя себя ужасно взрослым и почти женатым на красавице. Мне пока не находилось пары — и, разумеется, он об этом знал.

В Германию мы отправились через министерский портал, потому что каминная сеть работала только в пределах Британии. Совы через пролив тоже не летали, для пересылки международной почты использовались вороны и ястребы-тетеревятники — птицы редкие и дорогие, потому что они, в отличие от сов, не размножались в неволе. Для тех, кто не мог позволить себе ястреба или ворона, в Отделе международных отношений существовало отделение связи, укомплектованное этими птицами.

Германское министерство магии прежде располагалось в Берлине, но в конце Второй Мировой войны было перенесено на юг страны, подальше от бомбёжек. Сейчас оно размещалось под землёй в одном из пригородов Мюнхена, с выходом на поверхность в виде телефонной будки на конечной остановке городского автобусного маршрута. В отличие от немецких маглов, магическая Германия после войны осталась единой. Выбор Мюнхена для нового местоположения министерства был очевиден, ведь в его окрестностях размещалась и Всемирная Магическая Академия, и Моргенштерн, лучшая из европейских магических школ. Моргенштерн был платной элитарной школой, для поступления туда требовалось сдать сложные приёмные экзамены по общим дисциплинам и по владению магией, а иностранцам — ещё и по немецкому языку. Разумеется, проблемы грязнокровок там не существовало, потому что их туда не брали.

Наше правительство, до печёнок оскорблённое заведённым в Моргенштерне порядком, в лучших традициях дяди Вернона прикидывалось, что этой школы, как и некоторых других, попросту не существует. Оно замечало только народные школы, в которые брали всех подряд и без экзаменов, а таких в Европе имелось аж целых две — французская Шармбатон и западно-славянская Дурмстранг. Русская школа Китеж уже не считалась европейской, потому что во время войны перекочевала со Светлояра на Байкал и до сих пор оставалась там.

По-немецки я знал только 'хальт' и 'хенде хох', застрявшие у меня в памяти неизвестно откуда, остальные наши — и того меньше. Поэтому Малфой-старший взял на время из Отдела Тайн артефакт-переводчик, один на всю компанию. Переводил этот артефакт каждое слово буквально, но в общих чертах объясниться было можно. Он нам понадобился сразу, едва мы вышли из портала в немецком министерстве — портальный дежурный не знал английского. Короткими рублеными фразами Малфой объяснил, что он здесь с официальной миссией и что ему нужно оказать содействие. Дежурный справедливо рассудил, что важные лица не прибывают без предупреждения, и ограничился тем, что назвал нам номер этажа, где находился отдел иностранных дел. Там по-английски разговаривали, поэтому через полчаса мы в сопровождении Эйвери-старшего уже устраивались в гостиницу при Академии.

Здание Академии было немногим моложе Хогвартса, но замком оно не было. Оно строилось сразу как официальное учреждение, по типу средневековой городской управы или торгового дома. Находилось оно в самом центре Мюнхена, в северной части парка курфюрста Карла Теодора или, как его теперь называют, Английского сада. Во время небольшой прогулки до гостиницы мы успели оценить, что окрестный лесопарк здесь исключительно красив, а воздух не по-городскому свеж. По пути Эйвери рассказал нам, что это немецкие маги в 18-м веке проследили, чтобы город не застраивали рядом с Академией. В лесопарке размещался целый магический городок, невидимый для магловских глаз. Проходили туда по тому же принципу, что и в Косой переулок, нужно было только знать, где находятся ворота. Эйвери показал нам Мюнхен-волшебный, затем мы перекусили в кафе и направились в Академию, где он устроил нам экскурсию по кафедрам и лабораториям.

Во время экскурсии мы узнали, что кафедры тёмной магии как таковой в Академии не существует, потому что обыватели относят к тёмным искусствам наиболее вредоносные методы, зелья, заклинания и артефакты из самых различных разделов магии. Зато там были кафедры алхимии, прогностики, ритуалистики, артефакторики, магии крови, магловедения и защиты от маглов, стихийной, родовой, ментальной магии и ещё какие-то, не запомнившиеся из-за обилия информации, которую с энтузиазмом обрушил на нас Эйвери. Аудитории, библиотека и административные службы размещались в главном корпусе Академии, лаборатории были разнесены по флигелям по причине взрывоопасности. При Академии имелся также виварий, оранжерея и два полигона для экспериментов. День мы закончили ужином в академической столовой и прогулкой по вечернему лесопарку, а затем вернулись в гостиницу.

Наутро нам предстояло разойтись в разные стороны. Это только у меня были дела в Академии, а остальные парни приехали сюда, как говорится, мир посмотреть и себя показать. Всем им не терпелось поскорее оказаться в миллионном городе, только Нотт, услышав, что я не беру его с собой, обвиняюще упёрся в меня своим фирменным взглядом 'бедного брошенного Теда'. Я где-то даже посочувствовал ему, потому что это наверняка испортит ему половину удовольствия от прогулки, но разговор предстоял слишком секретный, чтобы втягивать в него даже Теда. Одевшись по-магловски, парни в сопровождении ассистента Эйвери отправились в магловский Мюнхен, Малфой переместился в немецкое министерство договариваться о визите к Гриндевальду, а я с Эйвери пошёл на кафедру магии крови, где он занимался научно-магическими изысканиями.

— Интересные вы предоставили артефакты, мистер Поттер, — сказал он, выкладывая на стол предметы обсуждения. — Мистер Гириш Човдар, мой хороший знакомый с кафедры артефакторики, был весьма впечатлён ими.

— Надеюсь, он не болтлив, — я полагался на благоразумие Эйвери, но не удержался от напоминания.

— Внутренние дела Британии нисколько не интересуют его — он учёный, а не политик. У меня другое направление, я не мог не обратиться к специалисту.

Я понимающе наклонил голову.

— Эти два артефакта объединены в систему, — продолжил Эйвери. — Вот этот выкачивает магию из магического сооружения, в которое он помещён, — он указал на концентратор, — и работает в совокупности с пятью поглощающими рунами. Там ведь были руны, мистер Поттер?

— Да, — подтвердил я. — Они были размещены по... сооружению.

— Чем точнее руны составляют пентаграмму, тем выше поглощающая способность концентратора. Его отводной энергетический канал соединён с этим приёмником, — Эйвери кивнул на флюгер. — И, самое интересное, приёмный артефакт работает не как потребитель, а как проводник магической силы. Обычно такие системы ставятся для отъёма силы в одном месте, чтобы запитать другое. Здесь же у нас второй артефакт служит не конечным, а промежуточным звеном, — глаза сухонького мага вспыхнули исследовательским восторгом.

— Это что-нибудь меняет? — спросил я, не будучи столь искушённым в артефакторике.

— Безусловно! Как сказал мистер Гириш Човдар, это примитивная система, но не лишённая конструктивного изящества. Она не могла бы функционировать, если бы принимающий артефакт не был хоркруксом и не передавал бы силу источнику этого хоркрукса. Здесь использовано природное свойство хоркруксов, которые всегда сохраняют остаточную связь между собой и породившей их личностью, и передача силы идёт по этой связи.

— Хоркрукс, значит... — я предполагал, для чего предназначена эта конструкция, но не знал, что флюгер является хоркруксом и что она работоспособна только поэтому. — Но, насколько мне известно, отделение даже одного хоркрукса приводит к повреждению личности мага?

— Да, но если хоркрукс только один, повреждения бывают небольшие. Это обычно выражается в чудаковатости и в... — Эйвери на мгновение задумался над точностью формулировки, — ...как бы в утрировании и бесконтрольности основополагающего свойства личности. Скажем, если маг был склонен к жестокости, ему становится труднее контролировать свои агрессивные порывы. Если он от природы был робок, он становится трусливым перестраховщиком. Если он был жуликоват, он становится беспринципным обманщиком, ну и тому подобное, мистер Поттер. Время от времени находятся маги, которые готовы рискнуть — мало кто способен вообще замечать свои недостатки, не говоря уже об осознании их настолько, чтобы догадаться, какие из них станут неуправляемыми.

Теперь мне стало понятно, как на это решаются. Некто один путает свою жестокость с твёрдостью характера и не видит беды в том, что это качество усилится. Некто другой считает себя гуманистом и согласен стать ещё добрее.

— А я полагал, что назначение хоркрукса — обеспечивать возможность воскрешения его, как вы сказали, источнику, — заметил я.

— Да, но у хоркруксов есть и побочные применения. Воскрешение через хоркрукс в последние столетия непопулярно у магов — полагаю, вы заметили, что вокруг не так уж много воскрешённых? — дождавшись моего кивка, Эйвери продолжил: — Во-первых, самостоятельное воскрешение невозможно, нужен доверенный маг, который проведёт его. Во-вторых и в главных, личность возрождается весьма ущербной, она полностью подчинена своему основополагающему недостатку, который был усилен отделением хоркрукса. Из прошлого известны ужасные примеры возрождения могущественных магов — и каждый раз в них не сохранялось ничего человеческого. Это были разумные монстры, но никак не люди.

— А может некая личность считать себя настолько безупречной, что создание хоркрукса не повредит её? — я указал глазами на флюгер.

— Невежество и самонадеянность, больше ничего. Безупречных людей не бывает, и достоинство личности состоит не в том, чтобы не иметь недостатков, а в том, чтобы не идти на поводу у них.

Эйвери замолчал. А у меня появились кое-какие планы насчёт этих артефактов.

— Мистер Эйвери, вы говорите, что хоркруксы связаны между собой и с породившей их личностью. Возможно ли на основе одного из них создать поисковый артефакт для этой личности и остальных её хоркруксов?

— Интересная идея! — мгновенно загорелся Эйвери. — Човдару она наверняка понравится. Но я не знаю, существуют ли такие наработки и сколько времени это у него займёт.

— Было бы неплохо, если бы он сделал такой артефакт для меня. Если потребуется финансирование, вы мне так и скажите.

— Човдар сделает это в рамках программы академических исследований, если вы не запретите ему статьи по этой теме.

— Не запрещу, только пусть он не указывает в статьях, где и какой был взят образец.

— Договорились. А что делать с концентратором?

— Я могу подарить его Академии.

— Човдар будет доволен, он всё время жалуется на нехватку оборудования. Мистер Поттер, у вас есть ещё вопросы по этим артефактам?

— Не то чтобы совсем по ним... Допустим, маг создал больше одного хоркрукса — как это скажется на его личности?

— Мистер Поттер, это никому не известно. Даже если кто-то из магов и пойдёт на такое ради науки, уже после первого хоркрукса его личность изменится настолько, что он не позволит себя исследовать. Однако учёные сходятся в том, что при увеличении числа хоркруксов изменения личности будут не количественными, а качественными. Человеческая душа — отнюдь не картошина, которую можно разрезать на несколько одинаковых заранее вымеренных частей. Если пользоваться растительными аналогами, она скорее как луковица, с которой хоркруксы обдирают слои, сначала малозначащие, а затем всё более важные. И никогда не угадаешь, который из них окажется последним перед тем, как обнажится сердцевина.

Мне вдруг вспомнилось, что говорил о хоркруксах Том-из-дневника.

— Насколько мне известно, — произнёс я, — одни маги считают, что для создания хоркрукса необходимо убийство, другие утверждают, что этого не нужно. А вам известно, кто из них прав? Просто хотелось бы знать, был ли убийцей создатель этого хоркрукса.