Фанфик на Гп (общий файл)

Когда в вазочке закончилось печенье, я поспешила удалиться.

Как я поняла, кто-то еще в замке знал про Карту Уизли и очень хотел, чтоб меня на ней не было. Очень приятный подарок, но пришлось отложить часики до возвращения близнецов.

Решила заняться газетами Хилари.

"Гарри Поттер.... Гарри... Поттер" мелькало в названиях статей.

Какой-то ужас! Волшебный мир сошелся клином на несчастном мальчике!

Обо мне тоже знали больше, чем я о простейшей магии, но так пиарить пацана! Что ж с ним будет, когда он попадет в объятья магического мира? Он может, конечно, продолжать усиленно поддерживать слухи, но если про меня писали без особых преувеличений, то про этого мальчика...

Он должен был впервые увидеть волшебников, сразу поступить на один из факультетов Хогвартса и с первых же секунд заткнуть за пояс Дамблдора по части колдовства! Нет. Я б на его месте ушла в глухую оборону. Ходила б с табличкой "все брехня". Да... Не повезло малявке.

Так. А Гарри ж действительно должен был поступить в Хогвартс. Только вот на Слизерин ему лучше не соваться. Иначе Снейп его сожрет.

Из газет я также узнала про родителей Гарри и про то, что внешность у него отцовская, а глаза — матери.

Только вот что связывало Гарри и Северуса? Об этом в газетах не было ни слова. Вариант мщения за былого властелина я отмела давно.

Что могло заставить моего нового папашу ненавидеть мальчика, который лично ему технически ничего не мог сделать. Ответ ясен. Только его родители. Либо Северусу придавил хвост отец Гарри, либо мой декан был отчаянно влюблен в Лили (мать Гарри). Мог быть и третий вариант, объединяющий первые два.

В любом случае Поттеру младшему я не завидовала.

Узнать что-то еще я могла только из одного источника — от Северуса Снейпа. Но не хотела портить отношения. Так что решила побольше прислушиваться к болтовне сокурсников.

Так я плавно перешла к изучению оставшихся подарков. "История Зельеварения" оказалась чрезвычайно увлекательной. Я "проглотила" ее в первые же дни каникул. Там, кстати, упоминались многие Брокко. Это была семья потомственных зельеваров. Что примечательно, они не были помешаны на чистоте крови, хотя браки заключали только с волшебниками. Но чаще с волшебниками не из чистокровных семей. Так они блюли "баланс крови", то есть не давали выродиться своему таланту. Мои потомки считали, что излишняя чистокровность приводит к рождению в семьях волшебников простачков. А прокляли Людольфа, как оказалось, за зелье. Зелье Бесплотия. Он напоил своего соперника зельем, которое того развоплотило. Но, развоплотившись, он не умер, а продолжал жить, думать, переживать. Людольфу этого оказалось мало. Он отыскал бестелесного врага и уничтожил, превратив его душу в камень, да так, что после заимствовал силу у поверженного врага. Как-то уж слишком бесчеловечно. Попахивало недоговорками.

Во всем этом была недосказанность. Я чувствовала, что знаю больше. Еще что-то чрезвычайно важное. И только моясь в душе, неожиданно поняла, что именно.

С конца августа этого года на моей шее висела душа Дранги, былого противника Людольфа Брокко.

Меня все еще мучили мысли о Дранге, когда я пришла на урок к Северусу.

Он долго изучал меня пытливым взглядом.

— Я не думаю, что сейчас подходящий момент лезть в мою голову! — вырвалось у меня.

Я поджала губы и отвернулась.

— Я правильно понимаю, Вы говорите в таком тоне из чистого уважения лично ко мне?

Удивленно перевела взгляд обратно на профессора. Он хрипло смеялся.

— Может быть, расскажете, что случилось?

Вдруг в кабинете стало по-домашнему уютно. Снейп смотрел на меня с горечью и теплотой. Оказывается, в океане ненависти и тяжелой грусти плавало еще что-то человеческое. Изъеденное, забитое, никому не нужное...

— Профессор... Северус, я знаю о Дранге!

На обычно каменном лице можно было прочесть удивление, сменившееся обычной вековой печалью.

Я не знала, что делать, чтоб только сохранить этого Снейпа! Живого Северуса.

— Я даже не успела открыть книгу про мой кулон! Я узнала...

— Книга о Дранге? У Вас есть книга "Заключенные в крестражах"?!!

Мой отчим даже привстал.

— В общем, — я сомневалась, что книга называлась именно так, — да.

— Вы пробрались в библиотеку Министерства Магии? Не иначе! — профессор сменил удивление на издевку.

— Мне ее подарили.

Я вся сжалась. Не хотела отдавать ему книгу. Не то что мне так сильно захотелось узнать историю кулона. Я не хотела отдавать свой рождественский подарок.

Снейп молчал, барабаня кончиками длинных пальцев по столешнице.

— Не советую Вам читать эту книгу именно сейчас. Хотя не исключено, что некоторое представление о кулоне и его свойствах может пригодиться в самом ближайшем будущем. Выбирать Вам.

Он снова посмотрел на меня в упор. И куда девалось все тепло? Его взгляд промораживал до мозга костей! Наверное, тепло было лишь в моем больном воображении.

В общем, на этом наш разговор был окончен. Мы перешли к подробному изучению противоядий.

В тот день я не стала открывать "Заключенные в крестражах", как и во все последующие дни каникул.

Дни пролетали незаметно. От Снейпа в кабинет Флитвика, оттуда в столовую, а затем в библиотеку, на ужин, в лабораторию и спать.

Через день должны были вернуться ученики, а через два — начаться занятия, когда я в очередной раз оказалась в лаборатории со своим деканом.

— Сегодня мы завершим изучение простейших противоядий. Вам известны все основные формулы. Но я учил Вас не для того, чтоб всю жизнь стоять у котла в стороне. Я хотел бы увидеть, как Вы примените полученные знания на практике.

Профессор молчал, глядя куда-то сквозь меня. Я судорожно вспоминала все изученные мною формулы, гадая, что сегодня он попросит приготовить. Я пребывала в состояние нервно-радостного предвкушения.

— Подойдите, — я удивилась, но подошла к декану.

Он поставил передо мной небольшой флакончик с янтарной жидкостью.

— Это довольно сильный яд растительного происхождения. В небольших дозах вызывает галлюцинации и головокружение, — Снейп достал откуда-то полую иглу, опустил кончик в яд, — Но того, что останется на кончике иглы достаточно, чтоб убить.

Я не успела отдернуть руку, попыталась высосать яд...

— У Вас полтора часа.

Северус сел. Я с минуту не верила тому, что на кончике иглы был действительно яд. В отчаянии я рванула к дверям. Решила бежать к мадам Помфри. Щелкнул замок. Я обернулась. Снейп следил за каждым моим движением. И тут вдруг все поплыло перед глазами. Я едва не потеряла равновесие. В голове заиграли огромные барабаны, а потом что-то взорвалось.

Я побрела к котлу с разрывающейся от боли головой, не чувствуя под собой ног. Еще взрыв и я достала нужный корень. Еще взрыв, и пришлось опуститься на колени. Я не могла держать нож. Пришлось ломать корень руками. Еле как разожгла заклинанием огонь. Выронила палочку, перевернула кувшин с водой над котлом. Бросила уродливые обломки корешка. От появившегося запаха стало легче. Голова немного прояснилась. Но минутное облегчение сменилось все нарастающей головной болью. Перед глазами стали появляться картинки, никак не относящиеся к лаборатории. Пришлось работать вслепую. Мой мозг отчаянно боролся с ядом. Я все еще сохраняла здравый рассудок. Выбирала ингредиенты. Рвала, ломала, бросала, вливала, помешивала. Череда галлюцинаций сменилась одной картинкой. Доска в лаборатории, а на ней необходимая формула. Последний штрих.

Если все было сделано правильно, зелье должно было получиться холодным. Если что-то не так — приходилось надеяться только на помощь профессора. То есть мне было совершенно нечего терять. Выслушивать, что я полнейшая бездарность в зельях, для меня было все равно, что сдохнуть.

Я зачерпнула зелье ладонью. Но не смогла определить его температуру. Я жадно всосала полученную жидкость. Мгновение ничего не происходило, а потом меня будто резко спустили с потолка на землю. Приятно было ощутить собственную тяжесть. В глазах почернело, доска исчезла. Только через несколько минут начали появляться очертания знакомой аудитории. С головы градом катился пот, одежда прилипла к телу.

Не скоро мое дыхание стало ровным. Я приподнялась и заглянула в котел. Там плавали не слишком приветливые размокшие куски чего-то непонятного, но цвет, запах, радужное свечение... Это было практически идеальное зелье.

Из моей головы мгновенно вылетели все нехорошие воспоминания. Я ликовала. Я, ученица первого курса, выдержала испытание! Я...

— Браво! — Северус по-прежнему сидел за учительским столом. Раздались редкие гулкие хлопки. Но это было не важно... Он улыбался! Он ликовал!!! Я была его произведением искусства. Только сейчас я по-настоящему почувствовала себя чьей-то дочерью, чьим-то продолжением, преемницей. Этот человек мог ненавидеть всех и все в этом мире кроме своей профессии. Он мог быть безразличен ко всему, кроме зелий!

Передо мной сидел Великий Мастер и мой Учитель. Он не мог стать кумиром, моделью для подражания. Он...

Мне так хотелось верить, что именно тогда я видела настоящего Северуса, излучающего странную леденящую колкую нежность. Без маски, не безразличного... Северуса, который всегда будет существовать для одной меня.

С моей стороны это был случайный романтический порыв. В моей крови, наверное, было излишнее количество эндорфина, но... С этой минуты Снейп стал частью моей жизни, неотъемлемой моей частицей. Стало смешно скрывать от него хоть что-то. В моем мирке появился человек, с которым я могла поделиться всем...

Это продолжалось целую минуту. Эйфория кончилась. Я могла поделиться с ним... практически всем. Но отнюдь не всем.

В тот же момент я поняла, что не способна перешагнуть грань, отделяющую "практически всем" от "всем". И причиной этому была только я. Возможно, Снейп тоже не мог перешагнуть ту же грань, но зачем мне было это знать?

В тот день я узнала о себе много нового, обрела веру в себя и навсегда рассталась с мечтой хоть на минуту превратиться в нормального ребенка.

Я по-прежнему могла играть-веселиться-беситься, совершать безалаберные поступки...

Я не умела отдыхать, как все, мне было весело не от того, от чего весело всем, мне нужно было все то, что не нужно остальным.

Кошмар. Когда-то еще в прошлой жизни я слышала от матери, что в переходном возрасте "перелопачивают" себя. Так вот. Мой переходный возраст начался слишком рано.

До самого приезда соседок я все делала, не замечая, что что-то делаю. Последние два дня каникул вывалились из памяти. Даже по прошествии недель я не могла вспомнить, чем занималась.

С приездом хохотушек жизнь снова наполнилась красками и обрела форму. Девочки наперебой расспрашивали, как я провела каникулы в замке, а потом рассказывали, чем занимались на "Большой Земле".

Алис целых десять дней нежилась в теплом море, а Хилари, напротив, предпочла высокогорья Гималаев. Первая рассказывала о моделях своих многочисленных купальников и магических водных башмаках, позволявших бегать по воде, за которые ее родители выложили кругленькую сумму. Вторая восхищалась маггловскими горными лыжами, которые были специально заколдованы ее отцом, чтоб не уронить свою обладательницу и самостоятельно буксировать ее на вершину горы. Больше всего ее впечатлили ночные спуски. Казалось, Хил теперь могла рассказывать о звездном небе целую вечность!

Байрон отвоевал меня у соседок, заключив в свои цепкие объятья. В прочем, он сразу отпустил меня, покраснев и насупившись. Я засмеялась легко и непринужденно. Мой смех был настолько настоящим и заразительным, что скоро смеялись Хил, Алис и, конечно же, Байрон.

Друг завалил нас тонной совершенно ненужной информации, перегруженной несчетным количеством незнакомых имен и фамилий.

Я не хотела его останавливать. В его голосе было столько эмоций, столько жизни, что слова были неважны.

Все говорили только то, что считали нужным сказать. Меня не принуждали рассказывать все в подробностях.

С этими людьми я чувствовала себя свободной, ничем и никому не обязанной. Мне было так легко и так хорошо, что я сильно удивилась, получив свое новое расписание, вернувшее с Небес на Землю.

Вместо Биологии, Физики и Химии в субботу были сдвоенные Естествознания. В среду стояли два дополнительных урока Зелий. Были также указаны "мои" часы в лаборатории. Других отличий не наблюдалось.

Так начался мой второй семестр в Британской школе чародейства и волшебства "Хогвартс".

Глава 12. Время

В первый же день учебы близнецы Уизли устроили широкомасштабные опыты в мужском туалете на втором этаже. Опыты закончились для них крайне неудачно. Был частично затоплен второй этаж, а нарушители порядка должны были целых две недели каждый вечер драить без магии Большой зал вместо замковых эльфов.

Проверку подаренных часов пришлось отложить.

Первые дни я откровенно бездельничала, за что поплатилась к концу первой же недели. Грузом повисли тонны невыполненных домашних заданий. Чтоб успеть вовремя сдать Гербологию, я отложила работу для Флитвика до лучших времен. Надеялась, что он простит свою лучшую студентку.

Не тут-то было! В целях профилактики преподаватель Чар заставил меня присоединиться на вечер к Уизли. Я была в бешенстве. Худшее наказание сложно было представить.

Мыть-убирать я не любила и не умела, а показывать свои "таланты" в этой области кому-то еще было неудобно. Я привыкла жить в условиях переизбытка домашней прислуги. В небольшом двухэтажном коттедже, где я провела детство, были три домработницы. С одной стороны — слишком для экономной семьи, а с другой... Мы постоянно находились в разъездах. Отец бывал дома не больше суток в месяц, мать чаще всего не присоединялась к деловым отлучкам отца, но все свое свободное время проводила в городе, возвращаясь в коттедж глубоко за полночь. Я родилась, когда за домом уже следили чужие люди. Меня приучили смотреть на них, как на мебель, запрещали с ними играть и общаться. Мое воспитание также проходило за стенами уютного дома. Рано утром меня поднимали с кровати и везли в "Эстетический центр развития ребенка". Это что-то вроде детского садика, только намного дороже. В общем, мои родители делали все, чтоб я стала удивительно неприспособленной к дешевой жизни. Они воспитывали деловую леди, лишенную всяких ненужных моральных принципов. В эстетическом центре за всеми детьми бегали орды воспитателей и нянечек, над которыми мы с удовольствием издевались. Нас учили рисовать, писать, считать, понимать три иностранных языка... Мы очень редко играли. На это катастрофически не хватало времени. Вместо игр у нас была гимнастика с индивидуальным тренером. Все было слишком серьезно и официально. Но мне нравилось. Я свысока смотрела на детей, не знавших языков. А вечером мать или отец устраивали "смотр талантов". Они слушали стихи в моем исполнении, рассматривали рисунки, наблюдали за гимнастическими трюками, лишь изредка подбадривая меня жидкими хлопками. На этом и заканчивалось все общение с родителями. Кем они были для меня? Оценщиками, критиками, рецензентами... Какие там любовь, ласка и семейные ценности! Я была не ребенком, а наследницей! И что было с меня взять, как с уборщицы?