Волчья песнь

— Да я тебя и не виню, — Олмер бросил на неё извиняющийся взгляд. — Будем ждать...

* * *

Сашка лежал в десятке шагов от тропинки и с нетерпением ожидал очередного патруля. Патруль был каким-никаким, а развлечением. Ну в самом деле, если лежать в постоянном напряжении всего в сотне метров от вражеской вышки, прячась за чахлым кустиком, по недоразумению выросшим на минном поле, и созерцая спиральки мины, чуть покачивающиеся в полуметре от правого плеча — удовольствие ещё то.

"На кой они вообще водят тситсу, — размышлял Сашка, — если всё равно не обращают на них внимания?! Бедные животные чуть ли не лопаются, так ведь нет, чтобы по сторонам повнимательней посмотреть!" Временами ему даже становилось тошно от слепоты патрульных и хотелось заорать: "Да вот же я, идиоты!" Но это, конечно, играли напряжённые нервы.

Лежать совершенно неподвижно несколько часов подряд! Если кто этого не пробовал — то пробовать и не стоит.

Сашка прикрыл глаза. За то время, что они тут пролежали, можно было заново создать, доказать и опровергнуть напоследок какую-нибудь научную теорию. А тут всего-то требовалось решить, как преодолеть проволоку, по которой пущен ток. Сущие пустяки. Сашка уже начисто запутался в вариантах этого преодоления. Ну чего проще — проползти за волчьим хвостом через минное поле (пролежав сутки на жаре посреди этого поля), пролезть под колючкой и причинить аэродрому максимальные повреждения.

А вот поди ж ты — сделай.

Впрочем, ребятам было не привыкать к неподвижности. Если ты охотился на самую чуткую дичь, подстерегая её часами, если ты выслеживал смертельно опасного врага, если ходил, как по широкому бульвару, по качающейся ветке в ладонь шириной на высоте тридцати метров — то неподвижность для тебя не представляет проблем.

Есть один секрет. Если лечь на какое-то место, чтобы тебя в этот момент никто не видел, а потом лежать по возможности неподвижно — то тебя не будет видно. Более того — дворяне, например, могут исчезать в людном месте и даже двигаться так, чтобы их никто не видел. Можно безо всякого старинного колдовства сделать так, что глядящий на тебя в упор не будет тебя замечать. Конечно, такому ребят никто не учил. Но — взгляды одного патруля за другим равнодушно скользили по ним.

А они ждали...

* * *

Шум, поднятый в Фахоту, когда стало ясно, что ночью тут побывали Лесные Псы, не шёл ни в какое сравнение с чем бы то ни было, происходившим тут ранее. К счастью для отряда, обосновавшегося на минном поле, конечно, никому и в голову не пришло искать их там. Патрули устремились по всем тропкам, рассчитывая нагнать дерзкого врага. Тщетно.

И всё-таки кое-кому повезло кое-что обнаружить. Мальчишка, ходивший в лес по своим делам, забрался потихоньку в место, куда бы и в голову не пришло взрослым — и...

...На подстилке из листьев, под зелёным каскадом падавших до земли ветвей ивы, в этом тенистом шатре, плавно сплетались и изгибались два тела — обнажённые тела юноши и девушки. Плавные взмахи рук, ласкающие, как тёплый ветер на морском берегу... жадные поцелуи, которыми они покрывали друг друга... долгие, приглушённые стоны и короткие вскрики... И почти невозможно было понять, где кто — и ни Олмер, ни, тем более, Лулани сейчас просто не способны были смотреть по сторонам или хотя бы слышать что-то, кроме самих себя.

37.

Вне всякого сомнения, проволока была подключена к пульту сигнализации. Вариант был один — лезть под неё, рискуя тем, что где-то стоит ещё и масс-детектор, позволяющий обнаруживать подкопы. Волки пустили в ход свои мощные лапы. Можно было даже не спешить — впереди пять часов темноты, не меньше.

Ловкие, вёрткие и бесшумные, Лесные Псы проползали следом за своими друзьями, не касаясь проволоки. Бранка как раз протискивалась в свой лаз, когда патруль остановился в метре от её ступней — кто-то из джаго задымил, сладкий запах курительной травы повис в ночном воздухе. Мирко, стискивая зубы, замер — уже за проволокой, готовый открыть огонь, если Бранку заметят — и будь, что будет. Кашляющие, фыркающие голоса джаго раздавались совсем рядом...

— Не слышал, поймали этих?

— Да не знаю, не говорят. Надо было его в клетке держать, а потом просто отдать наверх, а не по домам таскать. Допрос, допрос, какой ещё допрос...

— Угу, это верно... Знаешь, а вот я не верю, что это какие-то там партизаны. Я тебе точно говорю, это уже вторжение началось. Пластуны это земные.

— И мальчишка, что ли?

— А что мальчишка, у них же людей не хватает. А мальчишки у них ещё хуже взрослых.

— Не знаю, я уж ничего не знаю... Ладно, пошли, нам ещё ходить...

— Пошли...

Бранка подождала ещё с полминуты, с совершенно спокойным лицом протиснулась до конца, перекатилась в сторону и замерла.

Грибообразный колпак укрепления виден был в каких-то десяти метрах. В узкой щели, глядевшей в сторону ребят, был виден косо срезанный ствол плазмомёта и... призрачно-зеленовато поблёскивал окуляр перископа.

"Ну вот и всё," — подумал Сашка, перемещая удобней ружьё. Но... ничего не произошло, и Сашка осторожно перевёл дух — очевидно, часовые отошли по делам.

— Ну и охрана, — прошелестел еле слышно, но отчётливо-насмешливо Дик. — Тут кирасирский полк пройдёт, а они не пошевелятся.

Ему никто не ответил. Вперёд двигаться было невозможно — земля легонько, но отчётливо, дёргала током, это показывало, насколько высоко напряжение. Но правей поднимался грубый мостик — по нему патрули переходили опасную зону. Там маячил вышагивающий часовой; ещё двое стояли у спуска и подъёма.

Волки отправились обратно. Люди поползли вбок — к мосту, двигаясь до тошноты размеренно и плавно — так, что их движения казались продолжением темноты. Это казалось чудом — или безумием. Проползая буквально за спиной у часового, Лесные Псы, как мухи, один за другим перебирались на... нижнюю, внутреннюю сторону моста и карабкались по конструкциям спиной к земле. Они прижимались к брёвнам, чтобы не выделяться на силуэте моста. Вот тут помогала мягкая обувь — цепляясь пальцами ног, упираясь ребром ступни, пяткой, потихоньку... Руи впивались в алейшие щели, пальцы стали стальными клиньями.

— Может быть, это и есть счастье? — еле слышно прохрипел Димка. Над ползущими прошёл часовой; слышно было, как он с хряском и скулёжем зевнул. Собственно, он там ходил регулярно — и так же регулярно заразительно зевал...

Пальцы Нины проскользнули в щель между брёвнами, и часовой наступил на них. Девушка молча побелела — так, что её лицо даже обрисовалось во тьме — но не пошевелилась и не издала ни звука, а через несколько секунд она уже ползла дальше.

Спуск оказался трудней. Спускаться пришлось вниз головой, напрягая все силы, чтобы удержаться... но наконец все перебрались через мост и залегли в пыльной, сухо пахнущей траве по краю аэродромного поля. Он стальных плит, которыми была выложена полоса, несло дневным жаром. Справа начиналась комплексы управления и бесконечные склады и ангары. Гигантская белая туша самолёта, которую подтянули к распахнутым воротам одного из складов, разгружалась прямо туда — сновали платформы, в две шеренги замерли охранники. Дальше на необъятном поле застыли разбросанные далеко друг от друга громады других самолётов — с погашенными огнями — и остроугольные силуэты атмосферных истребителей. Примерно в полутора километрах виднелся ярко освещённые въезд под землю — в бункерные ангары для боевой авиации. Ещё дальше можно было различить "остров" диспетчерской — весь утыканный ажурной арматурой антенн.

— Значит, слушаем, — Сашка указал подбородком на диспетчерскую. — Горь, бери Гальку с Люськой. Уничтожьте диспетчерскую. Осторожней на поле, они могут посветить прожектором.

— Понял, командир, — Горька туже затянул повязку, забрав под неё волосы, выбившиеся было на лоб. Подмигнул: — Пошумим, как следует!

— Да уж постарайся... Мы с Димкой возьмём на себя самолёты — расстреляем, сколько успеем. Мирко, Бранка, Нина — попробуйте что-нибудь сделать со входом под землю.

— Сделаем, — коротко и без объяснений откликнулся Мирко.

— Так. Дик и Машка — займитесь той штукой, которая разгружается. Первым начинает Горька, это сигнал — за ним остальные. Ну — разошлись!..

...Группы Горьки и Мирко перебежали к топливозаправщику, стоявшему на краю аэродрома. Водитель скучал в высокой кубической кабине, пока его гигантскую цистерну закачивали топливом; в каких-то двадцати метрах стояли несколько спецназовцев.

— Подъедем? — озорно подмигнул Горька. Мирко ухмыльнулся и кивнул:

— Не против.

Перебежав к кабине, Горька вспрыгнул на подножку и, прежде чем водитель успел хоть что-то сообразить, ударил его кинжалом — раз, другой, третий — насмерть. С другой стороны вспрыгнул Мирко и скорчился между сиденьем и приборной доской. Девушки бесшумно и ловко "оседлали" цистерну и легли на ней, держась руками за разборочные люки.

Кто-то из спецназовцев обернулся — но ничего подозрительного не заметил. Сзади заправщику скомандовали отъезжать, и Горька, не без труда орудуя рычагами, заставил машину тронуться в нужном направлении.

— Захват служебного транспорта, — пробормотал Мирко, стараясь удобней устроить ноги, руки и автомат. — Сколько это лет, как думаешь?

— Согласен на пожизненное, если ты мне его гарантируешь, — хмыкнул Горька. — Так... экспресс отправляется.

— Не стряхни девчонок, лихач...

Девчонки между тем отцепили шланг и отвернули вентили. Горючее хлестало на плиты по ходу заправщика, растекаясь широкими чёрными лужами...

... — Так... снаряды... зажигательная смесь... авиабомбы... а это снаряды к орбитальным орудиям... — Дик облизнул губы.

— Если взорвать этот самолёт, то начнут рваться все склады! — азартно шепнула Машка.

— Предложи — как, — вздохнул Дик.

— Пробраться в кабину и толкнуть самолёт назад...

— Дурочка, — ласково сказал Дик, — во-первых, кто это сумеет, а во-вторых, самолёт задним ходом не поедет. Никак. Нет... нужно что-то другое...

— А если пальнуть из подствольника в дверь склада?

— Ох, едва ли там рванёт достаточно сильно, чтобы повредить контейнеры...

— А если этим? — девчонка достала из чехла за спиной наствольную гранату. — У меня две, если что...

...Легко и неслышно Горька взбежал по решётчатой лестнице на верхнюю площадку, выдёргивая из чехла обрез. Задержался, осматриваясь. Ему показалось, что на аэродроме стало тише; юношу посетила идиотская мысль — а что, если джаго догадались о диверсии, и вся эта тишина — лишь секунды перед беспощадным режущим светом и шквалом огня со всех сторон? Он перевёл дух, покачал головой. Ну — пора!

Пи онк в дверь! Ворвавшись в ярко освещённую комнату, Горька разрядил поочерёдно оба ствола в начавших поворачиваться от пультов джаго. Экраны лопались, взрывались, выбрызгивали жидкость, и Горька услышал свой собственный яростный вопль...

...Девушки внизу вышибли окна и сейчас расстреливали и забрасывали гранатами тех, кто был в нижнем зале. Потом, отскочив, Люська из пулемёта начала крошить антенны...

...Мирко немного припоздал. Он остановил наливник сбоку от освещённого спуска в ангар, около которого стояли часовые — и буквально через минуту раздалась стрельба в диспетчерской, а потом — вспыхнул стоявший в двухстах метрах самолёт — в него попали несколько сашкиных ракет. Часовые закричали, один — бросился внутрь.

— Девчонки! — они скатились на землю. Мирко рванул рычаг и, пригнувшись, направил машину со всё ещё хлещущим из цистерны горючим прямо на освещённый проём.

Мелькнула перекошенная ужасом харя часового. Стекло разлетелось крошевом, раня лицо юноши. Он захохотал:

— А ну! — второй часовой, выбежав наружу, тут же упал — кто стрелял, Мирко не понял. Первый бросил оружие и рванулся к аварийному пульту; изнутри выбегали ещё джаго. Удар передка подбросил завертевшееся в воздухе тело, но бронированные створки уже начали закрываться. Мирко выпрыгнул, чудом миновав удара о стену, извернулся, как кошка, перекатился, срывая с плеча автомат. Он увидел, как огненная стрела — с невероятной скоростью и быстротой! — рассекла поле по всему пути следования наливника, высветив всё призрачным колдовским светом, бело-голубым. Мирко заметил и другое — огненная стрела, нагнав наливник, с лёгким хлопком превратилась в шар, охвативший всю корму — и горящая машина, корёжа створки ворот и сминая джаго, с возрастающей скоростью помчалась внутрь-вниз, в глубины ангара.

Загорелись ещё несколько самолётов. Мирко вдруг понял, что одновременно происходит масса событий, и он их все отмечает. Дико кричащий джаго прикладом замахнулся на Гальку, всё ещё стоявшую с зажигалкой — но ударить не успел.

В адском взрыве на краю поля потонул другой — в глубинах земли. Всех вокруг сбило с ног. Трещины и провалы возникали по всему огромному полю, в них заваливались, ломая крылья и взрываясь, самолёты. Опаляющий, жаркий вихрь пронёсся над аэродромом. Огненный смерч раскручивался над складами и казармами — взрывались всё новые и новые, и было уже светло, как страшным неестественным днём. Раки пламени хлестали из-под земли и из разрушенных зданий. Десятки джаго метались среди этого хаоса; диспетчерская, словно корабль в бурном море, проваливалась в землю...

...Когда горящий наливник пробил не успевшие закрыться ворота и устремился в подземные ангары, Дик и Машка выпустили гранаты в дверь склада.

Позднее, вспоминая происходившее, Дик понял, что из спас самолёт, стоявший на разгрузке. Когда гранаты разорвались внутри — секунду вроде бы ничего не происходило. Но потом из двери ангара ударила плотная, практически материальная, струя пламени, мгновенно растворившая и джаго, и платформы — так, словно их и не было.

Последнее, что запомнил Дик — самолёт, закрывавший их, вдруг содрогнулся и покатил по аэродрому, подталкиваемый пламенем, словно решил самостоятельно взлететь в небо.

Дика и Машку, потерявших сознание, вышвырнуло за колючую проволоку...

...Сашка, честно говоря, перепугался. У Димки прыгала челюсть, юноши не поднимались на ноги, выпустив оружие и руками вцепившись во взбесившуюся землю. По небу пролетали подброшенные вверх атмосферные истребители. Стальные щиты и куски зданий рушились сверху, убивая и калеча всё живое, земля вспучивалась, выпуская огонь, а в других местах — проваливалась, жадно всасывая его в себя. Падали и взрывались здания — в океане бушующего высокотемпературного пламени. И надо всем этим ужасом танцевал трёхкилометровый столб огня — это выгорали запасы орбитального горючего...

В Фахоту вылетели стёкла во всех домах, несколько зданий завалилось. На шесть километров в округе в лесах пожухла зелень. От сотрясения уш8ла под землю река, а на месте взрывавшихся ангаров позже возникло озеро.

Вырвавшиеся из-под контроля буквально адские силы не спешили успокаиваться. Но страх уже прошёл — уступив в Лесных Псах место полумистическому чувству восхищения. Сашка стоял в рост на фоне зажжённого им и его друзьями пожара, потрясал ружьём и кричал: