Волчья песнь

— Посмотри, — показал Горька на верх картины. Только теперь Сашка понял, что наверху, над полем битвы, ровным строем висят неподвижно несколько больших кораблей. Они ничего не делали, не стреляли, не двигались — просто висели на месте. Одни — похожие на обычные геометрические фигуры, словно бы две соединённых основаниями пирамиды, вторые — напоминавшие корабли землян, хотя и отдалённо. — Это не древнее сражение. То есть, оно очень древнее... для нас... но для сражающихся оно не древнее... — Горька запутался, досадливо поерошил волосы... но Сашка понял его мысль.

— Может, это просто какой-то символизм, — тихо сказал он. Горька покрутил головой, потом ответил:

— Если всё для нас закончится... закончится хорошо — я приду сюда с экспедицией. Настоящей. Пусть будет живым ещё один кусочек истории. За правду надо бороться — бороться без сроков давности!

"Бороться за правду без сроков давности, — подумал Сашка. — Хорошо он сказал... — его поразила странная мысль — что, если они сейчас и Рейнджеры тогда делали и делают одно дело? И подумалось: — Но они же проиграли... — и тут же Сашка оспорил себя: — Добру не вечно проигрывать. И почему бы и не нам одержать ещё одну его победу?!"

— Посмотрим, — сказал Сашка негромко, чувствуя, словно что-то бы приподнимает и расправляет его и без того прямые плечи. — Посмотрим, но одно я точно знаю уже сейчас: пока мы боремся — нас никто не победит. Даже если убьёт.

Горька промолчал, но молчание его было одобрительным. А Сашка сделал ещё шаг вперёд. Юный рыжеволосый дикарь перед картиной древнего воина — каким-то неведомым чувством Сашка понял, что, даже если бы он не пришёл сюда вот так, вот таким и правда дикарём, а прилетел на вертолёте — для воина на картине он, пожалуй, всё равно был бы дикарём, потому что вся цивилизация Земли в сравнении с ним родилась вчера... а то и сегодня утром. Но это почему-то не давило и даже не задевало гордого землянина.

Едва Сашка сделал этот шаг, как под ногой у него что-то звякнуло — глухо, но отчётливо. Он опустил факел и негромко вскрикнул удивлённо:

— Смотри, Горьк!

С трудом оторвавшись от разглядывания картины, Горька нагнулся, упираясь руками в колени.

Яркие блики отражённого света запрыгали по стенам. На полу лежали сверкающие предметы — и непонятно было, откуда они взялись, пусть и в полутьме, но нельзя же было их не заметить.

Первым предметом было золотое кольцо — гонящийся за своим хвостом зверь, похожий на волка (но чем-то и отличавшийся). Между носом и хвостом зверя кроваво сверкал крупный рубин, огранённый множеством мельчайших плоскостей.

Рядом лежал золотой же браслет — в три пальца шириной. На нём сражались друг с другом гравированные странный змей и такой же похожий на волка зверь — глаза волка сверкали двумя рубинами, глаза змея — двумя изумрудами, клыки — выложены какой-то белой эмалью.

Но самым главным был меч.

Меч буквально приковал к себе взгляд Сашки. Такого оружия он не видел нигде и никогда. Длинная — не меньше тридцати сантиметров — рукоять была образована сплётшимися металлическими стержнями и увенчана головой всё того же волкоподобного зверя с разинутой пастью. Гарду образовывали распростёртые крылья птицы, в месте их схождения сверкал чистейший крупный бриллиант, с другой стороны — чёрный опал. Узкий, шириной не больше трёх сантиметров, и короткий, всего вдвое длинней рукояти, клинок был плоским и обоюдоострым. Это могло показаться несоответствием, но не казалось — скорей притягивало. Сашке вдруг ужасно захотелось взять это оружие. Как будто... да, словно оно ковалось для него. Хотя так быть и не могло.

— Это его меч, — сказал Горька. — И перстень, и браслет — его.

— Что? — Сашка не без труда очнулся от грёзы-желания. Горька молча показал на картину.

И Сашка увидел! Да, конечно же! Рукоять меча у пояса... блеск перстня в волосах отрубленной головы врага... браслет на протянутой руке...

Сашка прерывисто вздохнул. это было странно — ещё более странно, чем всё, что он видел за сегодняшний странный день. Оружие и украшения были словно бы молчаливыми, но живыми свидетелями того, что неведомый воин жил. Будто протянулась между тем невероятно давним прошлым и настоящим днём тонкая, но явственная нить.

Друзья присели на корточки. Сашка, подняв факел чуть выше, негромко сказал:

— Как думаешь, если я возьму меч — ничего?

— Думаю, что ничего страшного... — ответил Горька. — А я возьму перстень и браслет. Знаешь... я даже думаю, что эти вещи лежат тут не просто так. Они ждут кого-то.

— Ну не нас же... — усмехнулся Сашка.

— Кто может сказать? — возразил Горька серьёзно. Он нагнулся и, подняв перстень и браслет, покачал головой, обращаясь к картине: — Наверное, вы были бы довольны, что эти ваши вещи вновь увидят свет. И будем надеяться, что они принесут нам счастье.

— А меч возьму я, — Сашка наконец решительно взялся за рукоять и поднял оружие. — Я, может, и не имею на него никакого права, но к чему ему лежать тут — а в моей руке он, может быть, снова сгодится в дело!

Длинная дрожь прошла по сводам и полу. Друзьям почудилось, что барельефы воинов в коридоре вдруг обрели объёмность и выступили из стен. Послышался стонущий злой крик... откуда-то снизу, что ли?

И снова всё затихло — или ничего и не было, всё показалось?

— Мы уходим, — тихо сказал Сашка.

— Мы уходим, — эхом откликнулся Горька, — но во всяком случае я вернусь сюда...

... — Мы уж думали, что вас засыпало! — Мирко возбуждённым жестом подал руку Сашке. — Пора отсюда уходить, к утру тут уже будут...

— Мы никуда не пойдём, — усмехнулся тот, выбираясь из провала. — Нам надо ещё разжиться боеприпасами!

14.

Лётчику сложили погребальный костёр недалеко от камня со звездой и цветком. Но место кострища и дыру, ведущую в подземелье, скрыли как можно тщательней.

Отряд остался ночевать на вершине холма. Расположились за камнями, не разжигая огня, пожевали вяленое мясо с остатками сухарей — и постепенно все задремали. Уснул даже Сашка, сжимая в руке меч.

Не спал один Горька. Он находился в странно-взбудораженном состоянии, его не отпускало это ощущение с тех пор, как он надел перстень и браслет. Перстень оказался неожиданно узок, но Горька в непонятном ему самому ожесточении буквально натиснул его на мизинец.

Сейчас он пытался уснуть. Не получалось. Его будоражили дики, обжигающие мысли, казавшиеся реальней реальности, совершенно чуждые и его прошлому, и его настоящему. Он делал усилия, чтобы справиться с собой, вернуть привычное холодно-ироничное состояние рассудка. Ничего не получалось и тут.

Власть. слава. Подвиги. Победоносная война. Он сможет не только победить в этой войне, он сможет бросить к ногам Человечества всю Галактику! Почему бы и нет? Всё начинается с кого-то... и династии — тоже.

Да, но есть ещё третья вещь — меч. Меч, без которого ничего не выйдет. Он у Сашки. Надо срочно забрать...

...Горька взглянул на спящего друга. Стоп, именно друга. Меч у Сашки, у Сашки пусть и остаётся... но ладонь Унтерова во сне плотней обняла рукоять, и Горьке почудилось, будто на его глазах лапают его девушку. Он тихо зарычал. На каком основании Унтеров захапал его меч?! Все мелкие, нелепые обиды, когда-либо в обычных мальчишеских отношениях и совместной лесной жизни причинённые вольно или невольно Сашкой Горьке, всплыли на поверхность сознания, будто уродливые чудища океанских глубин, разрастаясь до гротескных, заслоняющих мир, размеров.

Если бы Горька сейчас увидел себя со стороны, он бы отшатнулся в ужасе и омерзении. Юноша выглядел... нет, не старше своих лет, земляне не бывают такими ни в каком возрасте. Глаза злобно горели и щурились, губы подрагивали. Левая рука со скрюченными, как когти, пальцами, лежала на колене, правой он бессознательно стискивал рукоять ножа.

Убить! Убить и забрать меч!

Горька неслышно поднялся и сделал бесшумный шаг, пригибаясь, словно зверь перед привычным боевым прыжком.

Резкий повелительный окрик на чужом языке заставил его вздрогнуть и замереть. Рука упала с ножа; Горька не мог понять, кто его окликнул и почему все остальные спят?! Подкрались враги?! Но неужели никто не слышал... и что, собственно, он вообще собирался де...

— Мамочка, — выдохнул Горька, с размаху садясь на место. Тут же привстал, спрятал руки под зад и повторил: — Мамочка, ой... я же чуть не... — он стукнулся лбом в ствол дерева, посмотрел на спящего Сашку, помотал головой и решительно улёгся, но тут же снова привстал на локтях и негромко спросил: — Кто тут?

Ответом ему была тишина, нарушаемая только тихим дыханием спящих, да обычными звуками ночного леса. Горька попытался сосредоточиться, вспомнить, что его разбудило — но н7ичего не получалось, только сон какой-то вспоминался, страшный сон. А потом что-то кто-то ему сказал... Горька, ероша волосы, снова прилёг — и локтем наткнулся на перстень. Очевидно, сон его свалил, когда он старался натиснуть перстень на палец — как дурак, видно же, что тот ему мал. Да и не подходит совершенно... Пожав плечами, Горька убрал перстень в кармашек к рунам на поясе.

Было прохладно. Лес примолк, только вскрикивали птицы, да хрустело в чаще — опять же хорошо знакомые, привычные звуки. Горька сел снова, пожал плечами — выспался, что ли? — потом осторожно поднялся на ноги, чтобы не разбудить спящих рядом Сашку и Галю, но Сашка всё равно, конечно же, проснулся:

— Фух, — проворчал он, скользнув пальцами по мечу. — Горь?

— Я, я, — откликнулся тот.

— Мне сон снился, — сообщил Сашка, — про охоту... А ты куда собрался?

— Облегчусь и приду, — объяснил Горька. Он и в самом деле ощущал очень сильное желание...

...Обычно люди, проснувшись, ещё какое-то время зевают, наступают себе на ноги, стукаются лбом в дверные косяки и вообще не совсем нормально себя ведут. Но Горька давно излечился от подобной дурости. Он мог проснуться заснуть, как хищник — мгновенно и с ясной головой.

Спустившись с холма, он подошёл к понравившимся кустам. Но даже не успел распустить ремень своих клёшей. С поразительной отчётливостью юноша ощутил, что рядом с ним кто-то стоит.

Горька плавно, медленно повернул голову. И сдержал крик, когда что-то ткнулось ему в браслет... а потом мокрый, холодный нос прошёлся по руке. Рядом с ним стоял огромный — под метр в холке — серый волк. Широченная грудь, могучие плечи, сильные лапы, большая голова с острыми ушами и умными жёлтыми глазами — Горька различил всё сразу. Юноше стало очень не по себе. Шансов в схватке с этим существом у него было немного — даже если успеть выхватить нож. Или хоть пистолет.

Но волк не выказывал ни малейшей враждебности. Он поднял голову и, странно оскалив жуткие зубы в характерной для волков и собак улыбке, посмотрел на Горьку чуть ли не умоляюще. Как будто о чём-то просил человека...

Потом — снова толкнул Горьку в руку, в браслет. Чёрный влажный нос расширился — волк принюхивался. Третий толчок в браслет.

Горька медленно протянул руку и положил её на лобастую голову между ушами зверя — рука вполне там уместилась, ещё и вторую можно было бы положить рядом.

— Чего... тебе? — тихо спросил юноша. Волк подсунулся под руку, как собака, ждущая ласки хозяина.

Хозяина? Горька быстро взглянул на браслет. Что, если эта штука даёт такую власть?! Животные на нём похожи на волков, хотя волков во времена Рейнджеров не было... или были? Горька смутно вспомнил фильм, который видел совсем маленьким — там герои ездили на огромных волках... но фильм был фантастический... и не про Рейнджеров...

Горька нерешительно потрепал холку зверя — плотную, тёплую. Волк невероятно, по-щенячьи, обрадовался — внешне выразив это тем, что подпрыгнул на уровень груди отшатнувшегося парня — а потом затрусил к кустам. Добравшись до них, оглянулся — по-волчьи, всем телом — словно удивляясь, что человек не идёт за ним. Слышно было, как он издал негромкий вопросительный звук — поскуливанье-тявк.

— Хочешь, чтобы я пошёл? — Горька оглянулся неуверенно и решился: — Хорошо, иду.

Волк побежал вперёд, но так, чтобы человек его всё время видел. Горька трусил следом — совершенно интуитивно бесшумно и быстро. Он неплохо видел в темноте, намного лучше обычного своего ровесника.

Бежать пришлось недолго. Огромный зверь вдруг плавно лёг, и юноша тут же прислонился к большому дубу.

Враги.

— Шестеро обойдут холм с юга. Рассыпаться в кустах, во рву — ждать. Мы поднимемся наверх и прикончим их. Если кто успеет побежать — стреляйте. Всё. Вперёд.

Лавина мыслей...

Как они узнали?! Или — это за лётчиком?! Нет, они говорят об отряде... Сколько их? Наверняка больше десятка...

И ещё какие-то обрывки, но Горька думал об этом уже на бегу. Он проскочил в каком-то метре от передового дозора врага — и даже успел понять, что это не обычные джаго-спецназовцы. Морды их скрывали маски, головы целиком — капюшоны, лапы — перчатки, даже оружие и обувь были маскировочных цветов. И двигались они очень хорошо... для тех, кто в лесу воевал, а не жил.

Куда делся волк — Горька не понял, да его это в тот момент и не интересовало. Взбежав на холм, он обнаружил, что никто не спит — полузвериный инстинкт поднял на ноги всех, и они лежали за камнями, держа в руках оружие.

— Уходим, — Горька перемахнул камни и схватил брошенный ему карабин, — сюда идут. С юга во рву будут ждать шестеро, сколько их там ещё — не знаю.

Сашка ухмыльнулся:

— Едва ли они смогут даже пожалеть, что явились сюда... Скорей, за мной!

15.

— Ух, ух-ху! Ух, ух-ху! Ух, ух-ху!

Дик полулежал на ветке, протянувшейся над звериной тропкой, держа в правой руке нож. Под ним быстрым шагом прошли двое — передовой дозор. Следом шагали три... шестеро. И это были не джаго, а мьюри.

Пропустив под собой последнего, Дик прыгнул вниз. С веток бесшумно и стремительно, словно большие ночные животные, падали остальные. На тропинке началась короткая яростная возня — не больше трёх секунд — и всё было кончено.

— Что такое? — приглушённо-встревоженно спросил впереди один из патрульных.

Больше он ничего сказать не успел. Выступивший из кустов Сашка лёгким движением меча наискось перерезал ему горло. Потом, возвращая меч, воткнул его в пасть второму — и тут же выдернул.

Подошёл, вытирая нож и улыбаясь, Горька:

— Кончено со всеми, дружище. Чисто и быстро. Наши все целы, эти даже опомниться не успели. Иногда полезно быть дикарём, а?

— Горь, возьми Димку, Олмера, Гальку и Люсю, — Сашка тщательно вытер меч. — Найди, на чём они сюда прилетели.

— Понял. Ты займёшься теми, во рву?

— Да.

Горька неожиданно тихонько засмеялся. Сашка взглядом спросил: "Что?" Горька покачал головой:

— Представляю, как они там валяются кверху задницами и ждут до посинения. Не разочаровывай их!

— Не беспокойся, — Сашка приподнял уголок рта...

...Сашка, Мирко, Дик, Бранка, Машка и Нина выползли на край рва. Джаго лежали в каких-то двух метрах — совершенно тихо и неподвижно, выставив стволы. Они терпеливо ждали, не подозревая, что, в сущности, уже умерли, что нет их.