Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Куда он? — сонно пробормотала Галька, удобней устраиваясь на руке юноши. Горька провёл ладонью по её волосам, нагнулся, поцеловал:
— У него дела с одной местной русалкой. Под кустиком. Кстати, ты как насчёт этого?
Но Галька уже спала. Горька вздохнул, закрыл глаза и мгновенно погрузился в глубокий чуткий сон.
И во сне он не переставал слушать.
* * *
Ручеёк тёк в трёх метрах от лица Сашки, лежавшего на толстой ветке, перекинувшейся над водой, как мостик. Левую руку он подложил под подбородок, в правой держал нож. Он ждал литорального оленя — в таких местах эти животные должны были встречаться часто.
Охотиться с ножом он начал учиться ещё до того, как всё это — это — началось. Его учил старый охотник-траппер, англосакс, часто забредавший в посёлок с мехами. Где сейчас старик, какая судьба постигла его? Может, он и вовсе ничего не знает об оккупации, бродит себе и бродит по лесам? Странный был человек. Казался нелюдимым, грубоватым, ворчливым — а иногда на память читал стихи или разрешал какой-нибудь спор, выказывая знания хорошо если просто лицейского уровня. Знал несколько языков, в том числе — и мёртвые... Как он там любил повторять — из английского старинного поэта: "И мы в пучину канем — или доплывём до Островов Блаженных!" Может, и мы ещё доплывём до Островов Блаженных, подумал Сашка, улыбнувшись.
Еле слышно захрустели кусты. Юноша напрягся. Он различил удлинённую голову, небольшие уши, прямые маленькие рога, белый, словно светящийся в темноте, кончик морды... да, самец литорального оленя. Наверняка вожак стада. Остальные при нападении на него убегут, но больше одного и не надо. Послышалось осторожное шлёпанье — олень наступил в воду, нагнулся... пьёт.
И Сашка, оттолкнувшись ногой, молнией бросился вниз.
Он упал на спину оленя, словно охотящийся хищник, своим весом свалив животное с ног. Сверкнул в зеленоватом свете Неразлучного и опустился нож. Стон животного оборвался хлюпаньем крови — охотник убил оленя одним точным ударом. По кустам шарахнулись тени — убегало стадо, которое вожак спас, как и должен был.
Стоя на колене, Сашка бросил нож в землю и подставил под клокочущую струйку ладони. Горячая кровь наполнила импровизированный ковшик, как вода... вот только у воды не бывает такого пьянящего, тёмного запаха, в воде не блестит так загадочно ночной небесный свет!
Он пил кровь на охоте всю жизнь, сколько себя помнил, ещё когда был обычным и совсем небольшим мальчиком и жил в обычном доме, где за окном вился местный плющ, а на столе матово поблёскивал экран их с братом компьютера, где висели на стенах портреты путешественников и военных... Тогда это казалось экзотикой, хоть он и слабо понимал в те годы это слово. Сейчас? Сейчас это — его жизнь?
Нет, это не должно всё-таки стать жизнью. К жизни ещё предстояло вернуться. А это -= это война.
Он выпил кровь, ополоснул ладони в ручье, занялся разделкой туши, не заботясь о внутренностях, костях и ошмётках мяса. К утру ничего этого не останется, даже окровавленную траву сожрут. В лесу все жрут всех, говорил тот старый охотник-англосакс. Только человека никто не в силах сожрать...
Сочащиеся кровью куски парного мяса Сашка бросал в рюкзак, они мокро и плотно шлёпали. Он так увлёкся, что почти что прослушал шаги по берегу ручья — но всё-таки расслышал их вовремя и даже различил фигуры с оружием раньше, чем те засекли его.
"Конец," — мелькнула заполошная мысль. Но почти тут же пришло невероятное облегчение — он услышал голоса, принадлежавшие юношам на год-два старше его. Говорили на местном диалекте мьюрика, который Сашка неплохо знал.
— Давай отсюда наберём, вода хорошая.
— Давай сперва сами хоть попьём, — один из них скинул с плеч предмет, оказавшийся канистрой.
Они опустились на колени шагах в десяти от Сашки, совершенно неподвижно сидевшего на берегу. Мьюри — мобилизованные джаго местные жители. Молодые, не слишком обученные, годные лишь в заслон. Они напились и, перебрасываясь полупонятными шуточками, стали наполнять канистры. Сашка поражался, как можно быть настолько слепыми! Не то что он — распоследний мальчишка, хоть изредка бывавший в лесу, давно заметил бы человека на берегу. Но мьюри не любят леса — они стараются селиться по берегам океана, морей, на крайний случай — больших рек и — там, где теплей.
Убить из? Сашку останавливала не жалость, хотя он не считал мьюри теми врагами, которых стоило истреблять при первой возможности. Он переместил пальцы на рукояти ножа. Если они из засады пришли за водой — а по их разговору понятно, что так и есть — то их исчезновение вызовет переполох. Очень быстро. Но... собственно, почему он так опасается переполоха? И почему бы не разделаться не только с этими двумя, но и со всей засадой? Хватит уже просто бежать... Сашка мысленно засмеялся. Пусть попробуют догнать или перехватить!
Всё было решено. В воздухе резко пропел свою песню брошенный нож. Солдат, как раз начавший взваливать на плечи свою канистру, вдруг всхлипнул и повалился в ручей, клокоча проткнутым горлом. По воде поплыли чёрные масляные пятна...
Второй, кажется, ничего и не понял сперва.
— Анару, ты что? — окликнул он. — Анару! — и нагнулся к трупу. — Ан...
Когда он, холодея от ужаса, повернулся от трупа в сторону леса, перехватывая непослушными пальцами автомат, перед ним стояла Смерть. В глазах существа, мгновенно и бесшумно возникшего неизвестно откуда, висели луны.
Жестокий удар ноги опрокинул солдата на спину. Чудовище из ночи навалилось сверху, коленями придавив руки. Из горла упавшего вырвалось наконец сипение, но в крик оно не переросло — сильные, цепкие пальцы обняли горло, сминая мускулы, передавливая артерии, ломая гортань. Мьюри забился, глупо отказываясь поверить в свою смерть, рот его открылся, оттуда вылез язык. Всё начало уноситься куда-то, мир обваливался с шумом и грохотом...
...Ещё какое-то время фиксируя пальцы на шее врага, Сашка чутко прислушивался. Нет, совсем тихо. Да и не успел крикнуть, так — зашипел... Выдернув свой нож из первого убитого, юноша пошёл обратно через ручей — к останкам оленя и рюкзаку с мясом.
6.
Следов, как всегда, было выше крыши. Больше чем достаточно для тех, кто охотно проснулся поохотиться. Они шли по следу, держа наготове ножи.
Засада врагов была... слышна, видна? Нет, "нюхна", если можно так сказать — нюхна издалека. Пахло сигаретами, точней — курительными палочками мьюри, земляне называли их сигаретами, потому что так было привычней, да по сути это и было одно и то же. Самый страшный враг любой засады...
На часах стояли двое — за плазмомётом на лёгкой треноге, редкая штука у здешних призывников-мьюри. Ещё четверо спали в древесном выворотне — огромный дуб, умерший от старости, повалила какая-то буря — в обнимку с оружием, трофейным земным. Такая засада была бы эффективной против тех же призывников. Не больше.
— Куда они пропали? Уже сколько за водой ушли, — без особого, впрочем, беспокойства сказал один из плазмомётчиков.
— Дрочат друг другу, — с зевком, превратившим его слова в неудобопонятное завывание, ответил второй. — Придут — прибью.
— Лишь бы воду принесли. Пить хочется... — часовой насторожился. — Погоди, кто это?
— Да они и идут, — пояснил его напарник. — Точно, вон, канистры тащат... Эй, а вы побыстрей шагать никак не можете? Ползут, ползут...
Нож Мирко перерезал ему горло почти нежно — оно раскрылось, как спелый арбуз, обнажив выплёскивающие кровь срезы артерий. Димка нанёс своему удар под челюсть снизу — длинное лезвие прошло в мозг.
Сашка, Горька, Дик и Олмер подошли к выворотню и на секунду замерли. Потом почти синхронно нагнулись — каждый к "своему". Короткая возня продолжалась не больше ещё одной секунды.
— Может, попробуем пойти в прорыв? — Дик махнул дальше в лес. Сашка покачал головой:
— Кольцо наверняка не одинарное. Поиграли и хватит — уходим. Отдыхать придётся на ходу.
— Захотим отдохнуть — перейдём с шага на бег, — со смешком поддержал его Димка...
...Девчонки ждали парней уже на ногах. Разобрав по куску ещё тёплого мяса, отряд скорым, быстрым шагом двинулся дальше — не отдохнув и двух часов.
* * *
Ловушка, казалось, не успела захлопнуться. Вырезанная засада и то, что всё-таки найденное место стоянки оказалось пустым, привели командование операции в бешенство...
...Первых врагов при солнечном свете увидели утром третьего дня, когда до болота оставалось не больше пяти километров. Но эти пять километров были километрами совершенно ровного поля. Такое же ровное поле расстилалось и километра на три перед цепочкой холмов, поросших лесом — они делили равнину на две части.
Отряд бежал через поле изо всех сил, стремясь добраться до кустарника у подножья холмов. Сашка на несколько секунд приостановился, поднял бинокль, пошарил по холмам. Там было пусто, но у южной и северной их оконечности были видны палатки, сидящие винтокрылы и — движение.
Ловушка всё-таки захлопнулась. Но надежда оставалась — надежда на то, что можно будет пройти эти восемь километров через поле, холмы и снова поле, а там выбраться краем болота.
За пятьдесят часов почти непрерывного движения бегом и быстрым шагом все осунулись, хотя и казалось, что это более просто невозможно. Дик бежал босиком — он отдал свои сапоги Машке, у которой подошвы обуви превратились в окончательные лохмотья. Обувь, впрочем, дышала на ладан у всех— дыры, рвань, лохмотья, обмотки из кусков одежды и вообще пёс знает что. Лишь ботинки Сашки держались с буквально эпической доблестью. Он бы их отдал кому из девчонок, но его размер был велик даже старшим — Люське и Гале...
Сейчас отряд в самом деле напоминал волчью стаю, загоняемую охотниками. Но в отличие от волчьей стаи особой мрачности среди бегущих не наблюдалось.
— Ползёт человек по пустыне, — на ходу хохмил Дик, — пить хочется, просто ужас, солнце жарит, от песка палит, как из печки. Вдруг видит — в песке лежит термос. Он на колени рухнул, открывает термос дрожащими руками, а та лежит пакетик концентрата и написано: "Просто добавьте воды."
— Как же он на колени рухнул, если ты говоришь, что он полз? — спросил Мирко. Но это Дик ничего ответить не смог, а точней — не успел.
— Всадники! — завопил Олмер.
Все даже остановились, хотя этого и не стоило делать. До подножия холмов оставалось ещё метров восемьсот, а на опушку леса позади галопом вылетел отряд джаго на кабаллокамелюсах. Всадники развернулись в цепь и рванули через поле, посвёркивая бликами обнажённых ятаганных клинков.
У Сашки только что волосы дыбом не встали. Он знал, что от атаки всадников на ровном месте лёгкой пехоте не спастись даже при самом скорострельном оружии и изобилии боеприпасов. Но теряться или пугаться он позволить себе не мог.
— Бегом к холмам! Когда подскачут ближе — девчонки бегут дальше, мы задерживаем! Потом прикроете нас сверху, девчонки!
И они наддали — не оглядываясь используя все НЗ организма, вторые, пятые и сто вторые дыхания, позабыв об усталости. Напряжение росло, явственно било в спину, и наконец Сашка, не выдержав, упал, в падении разворачиваясь, на колено, выхватил из кобуры тяжёлый "маузер" (1.), не примыкая приклада.
1.Не следует удивляться. Автоматический пистолет "маузер" образца 1896 года широко производился в обеих Империях Человечества с середины Реконкисты, как оружие для путешественников, инженеров и т.д. Официально он нигде не состоял на вооружении или снабжении, но охотно раскупался из-за "знаковости" оружия и его грозного вида, как, впрочем, и из-за отличных баллистических и убойных характеристик. В середине же Первой Галактической Войны для оружия этого калибра стали выпускаться патроны с термитными пулями.
Инстинкт не подвёл. С долгим, протяжным уханьем джаго скакали уже в каких-то трёх сотнях метров, а до холмов оставалось вдвое больше... Во всадниках не было гордого изящества конных, кавалеристов — джаго грузно подскакивали в сёдлах, их животные неслись, покачиваясь и подпрыгивая — но очень быстро, очень.
Однако Сашка позволил им проскакать ещё метров сто, утверждая длинный ствол "маузера" на руке — и лишь потом выстрелил.
Он почти услышал (хотя, конечно, это было лишь фантазией) хуканье джаго, выбитого из седла — бронзовая вспышка на миг заслонила падающего, его зверь шарахнулся в сторону с икающим длинным криком. И тут же — так же короткими — ударил ККС (1.) Горьки, зачастили, перебивая друг друга, УАКи Мирко и Олмера, залился длинно пулемёт Дика и, бумкая, стал равномерно выплёвывать осколочные "тунор" Димки.
1.ККС — карабин Калашникова самозарядный. 20-зарядный "калашников" под экспансивный патрон 7,62 х 39, с удлинённым стволом и полуортопедическим прикладом-рукоятью.
Всадники смешались. Они знали, что бегущему от верхового пешему почти невозможно остановиться. Конечно, они и представить себе не могли, что какие-то мальчишки смогут это сделать — просто потому, что тут, в далёком тылу, плоховато знали землян. Джаго закружились, перекидывая в руки автоматические винтовки, начали стрелять с сёдел. Они ещё раз попытались пойти в атаку.
— Кажется, не успокоятся, пока лоб себе не расшибут о нашу стенку! — крикнул Горька, перезаряжая карабин. — Обычно они не такие упорные!
— Это-то и странно! — отозвался Сашка, "снимая" с седла ещё одного. — Вот ведь...
— Я сильно огорчусь, если в меня попадут, — заметил Дик, когда на него упал срезанный пулей цветок. — Это будет просто трагедия.
— Не для меня, — ввернул Олмер. — Мы с Машкой тебя сожжём, как положено, и над твоим прахом она принесёт обет верности... мне.
— Щ-щенок, — беззлобно фыркнул англосакс.
...Горька выстрелил ещё несколько раз и закричал. Закричал от острого чувства тошноты, от желания очнуться, от мысли, что всё это дурной сон и лишь надо сделать усилие, ещё одно усилие — чтобы проснуться и увидеть всё совсем иным, потому что, например, не может быть Сашкой вот этот юный дикарь рядом — дикарь с обветренным лицом и собранными в "хвост" рыжими волосами до лопаток, одетый в меховую безрукавку, стреляющий в живых существ из длинного чёрного "маузера"... вернётся всё, вернётся Сашка и вернётся его Анютка, будет день без стрельбы и будет мама...
...не будет мамы. И Горислава Белкина не будет, потому что он — убит, и Сашка убит, и все убиты, война убила всех, всех, всех — и живых и мёртвых...
... — Ты что?! Горька, ты что?! Та ранен?! Горька!
— Нет, всё в порядке, — Горька вытер кровь с прокушенной губы. — Саш...
— Да что, что?! — лицо друга было встревоженным, ярость боя стекала с него, как вода.
— Ты правда жив? Скажи, ты правда живой?!
Облегчение на лице — и сердитость:
— Да, такое можешь ляпнуть только ты... Пока живой, но, если мы не начнём стрелять опять, то оба станем мёртвыми. Удовлетворён?!
— Девчонки стреляют! — заорал Мирко. — Назад, скорей! Они нас прикрывают!
— Всё, бежим! — продолжая стрелять, Сашка вскочил. Всадники не могли их преследовать — но стрелять могли...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |