Свет во тьме

Аккуратно разложив на сетке жаровни овощные шашлычки из порезанных кубиками цуккини и картошки, я быстро убрала все лишнее: теперь моя задача следить, чтобы наш завтрак не сгорел. Жаровня небольшая, прекрасно помещалась возле стола.

Накатило какое-то подозрительное, ненормальное... умиротворение. Для меня еще совсем недавно шла война на уничтожение, бои с гантзерами в колонии. Шестнадцать часов назад — прощальный разговор с Ивой... его последний бой и гибель. Сознательно подставился под удар малолетнего идиота, которого мог размазать кровавой кашей... Пальцы судорожно сжались на палочках. Полные ненависти слова гантзеров в Комнате Правды, для которых я стала врагом и предателем, тяжелый, полный лжи и уверток разговор с тварью божественного разлива, затяжной торг и утомительный самоубийственный ритуал, итогом которого стала моя смерть под ударами молекулярных деструкторов... А потом мир, наполненный болью, просто мигнул, и я вновь оказалась в до исступленной ненависти знакомой желтой комнате с черной сферической сволочью на своем законном месте.

Я тряхнула головой. Еще не хватало раскиснуть из-за ошибок прошлой жизни! Да, та реальность прошла по канонному пути и схлопнулась, когда породивший ее эгрегор оборвал подпитку, но я умудрилась сделать невозможное: утащить с собой в новую жизнь две души. Одну — важную. И вторую — абсолютно для меня бесценную...

Перевернув мясо, я совершенно бескультурно развалилась на соломенной циновке-татами, начисто проигнорировав японский этикет. Сами пусть чинно сидят на корточках, а я как-то так, по-простецки. Олтра себя вообще такими неизвестными мелочами как чужой этикет не утруждал, и сейчас сидел, подобрав ноги, и глазел то на меня, то на занятого привычной разминкой брата, благо, раздвинутая секция окон давала возможность видеть внутренний дворик.

Я вопросительно приподняла бровь, встретив очередной задумчивый взгляд.

— Что-то не так?

Наблюдать за младшим братом Ивы было очень занятно. Все его мысли крупными буквами пропечатаны на выразительной физиономии, хотя он честно пытается держать себя в руках, однако неизвестность и дикость происходящего сильно выбивали его из равновесия. Для парня, выросшего в замкнутой, плотно населенной космической колонии и воспитанного старшим братом после гибели родителей, жизнь на планете была чем-то странным и непонятным.

— А... ты же...

— Да, в прошлой жизни я тоже была человеком. Только переродилась в Кишимото Кей. Та, которая Сиськи.

Парень опустил взгляд и едва заметно покраснел. Милашка! Стеснительная, притом. Я и забыла, что Олтра очень молод: ему же лет двадцать было, когда он погиб. Ива старше на одиннадцать лет и куда опытнее: его жизнь прошла в бесконечных боях выжигавшей галактику войны на уничтожение, принесших ему славу героя, обожание сородичей, специфическое прозвище и... одиночество.

Ива закончил разминку и сейчас, спустив верх брони, ополаскивался ледяной водой родника.

— А как ты... — короткий, быстрый взгляд синих глаз на брата.

Я хмыкнула и уточнила вопрос:

— Как я познакомилась с Ивой будучи человеком?

Олтра кивнул.

— Она меня подловила во время высадки, нацелила гравитационную пушку и вежливо попросила уделить ей внимание в беседе. — спокойно ответил умывающийся Ива, который прекрасно нас слышал.

Младший удивленно заморгал.

— Нацелила. — я согласно кивнула. — А иначе поди тебя убеди выслушать. — и, не сдержав ехидства, добавила: — Ты был столь галантен и учтив, что не стал травмировать мою хрупкую женскую психику и сделал вид, что это оружие тебя очень-очень впечатлило. Это потом, где-то через месяца два нашего знакомства, узнала, что ты на интуиции и чутье уворачиваешься от выстрелов и гравитационной пушки, и молекулярного деструктора, хотя я считала это чем-то из области ненаучной фантастики.

Ответом стал тихий-тихий веселый смех, едва слышимый в журчании воды.

Выражение лица Олтры было неописуемо!

— Да, представляешь, твой брат умеет смеяться. И даже улыбаться.

Ива фыркнул, стряхнул воду с рук, поежился и в момент исчез из виду, чтобы буквально через пару секунд нарисоваться в дверном проеме. Не вставая, я подняла упаковку полотенец, разодрала пленку и кинула ему плотный сверток. Ива поймал, развернул, быстро обтер ледяную воду.

— Подсаживайся к жаровне и грейся.

Спорить он не стал и сел рядом. И так светлая кожа побледнела до синевы, губы чуть заметно подрагивают, движения резкие, дерганные, какие-то ломанные. Тренировка, конечно, разогрела тело, но ледяная вода взбодрила, вытянув остатки тепла. Все же на дворе декабрь месяц, а неактивная броня превращается в то, чем и является — трехмиллиметровую в толщину, плотно облегающую тело органическую одёжку-мечту-извращенца-хентайщика, которая ничего не скрывает и практически не греет. Особенно, если она спущена до талии и верх болтается на бедрах, как ее по привычке носит Ива. А здесь не тепличный климат замкнутой экосистемы корабля! На дворе нормальная для Токио зима! С суточными перепадами температуры, моросящим дождиком и прочими радостями. Иногда даже изморось появляется.

Покачав головой, я встала, подошла к сваленным у стены рюкзакам, достала благоразумно спёртую специально для него плотную свободную толстовку на змейке с капюшоном, расстегнула ее и накинула на плечи Иве.

— Простуда — это последнее, что тебе нужно. Да, телепортация лечит всё, но... — я развела руками. — Ива, мы живем в нежилом доме без отопления.

Он медленно кивнул, одел кофту, застегнув под подбородок и натянув капюшон почти на глаза. Вот и замечательно.

Прошло полтора года, но я отлично помню собственные ощущения, когда простыла после ночевки на улице. И высокую температуру, и слабость, и ломоту в теле... В то время рядом со мной никого не было. Некому было помочь. Да никто и не помог бы... Хорошо хоть телепортация вылечила, а то я уже начала думать, что так и загнусь от воспаления легких в этом старом, промерзающем за ночь доме.

Сев на место, я не сдержала улыбки. А ведь это по-своему приятно, когда можно проявить заботу... В прошлой жизни обо мне заботился Ива, я же могла максимум что сделать, так это развлекать его беседами и оказывать моральную поддержку. Сейчас, в новой жизни, исчезла одна крайне неприятная проблема...

Ива же все прекрасно понимает: иногда у него очень выразительные глаза. Полгода же вместе пытались переломить ход событий... Если первое время встречи были мельком, то позже, когда владельцы Гантза начали работать в открытую, я практически полностью перебралась к Иве, лишь изредка встречаясь с другими гантзерами. Что странного в том, что мы так привыкли друг у другу...

Перевернув практически готовые шашлыки, я аккуратно сняла палочками аспарагус, переложив обжаренные стебли на деревянные дощечки. Вручив младшему большую помидорину и нож, сказала:

— Порежь дольками. Только не слишком крупно, иначе будет неудобно... — я запнулась, встретив непонимающий растерянный взгляд. О... а, ну да... — Порежь на восемь частей вдоль вертикальной оси овоща.

Парень кивнул. Ива с интересом за нами наблюдал, но его я никакой работой не напрягала. Даже пустяковой. Пусть этот день пройдет в покое, рядом с младшим братом, который для него еще сутки назад был мертв...

Нам обоим нужен отдых. Не физический. Иной.

Я достала из пакета хлеб, содрала эту вездесущую упаковку. В комнатке тут же вкусно запахло ароматным молочным свежим хлебом. Олтра непроизвольно сглотнул, виновато опустив взгляд на перемазанные несчастным помидором руки. Ива улыбнулся. По-настоящему, а не как обычно, равнодушно, одними губами, не вкладывая эмоций. Подхватил полотенце и кинул его в брата, пытающегося снять с руки томатные семечки.

Вытащив из кармана кофты гантз-меч, я включила оружие, выставив минимальную длину силового клинка, и под обалдевшим взглядом младшего спокойно нарезала мягкий свежайший хоккайдо, честно купленный в маленькой пекарне неподалеку. Деньги я благополучно сперла тем же утром.

— Не надо на меня так смотреть. — я усмехнулась, глядя, как Олтра вытирает руки и броню от помидорного сока, выключила клинок, убрала оружие обратно в карман. — Обычным ножом ты этот хлеб аккуратно не порежешь. По крайней мере, у меня не получалось.

Ива, улыбаясь, сказал:

— У нас никто не режет продукты боевым оружием.

Я улыбнулась в ответ:

— У нас тоже.

Олтра снова промолчал, но какое у него было выражение смазливой мордашки! Блеск! Ива украдцей наблюдал за братом. Живым, здоровым братом. Да, они теперь люди, ну и что? Они оба живы... Мы живы.

Я разложила шашлычки по досточкам, заменяющим нам тарелки, закинула на сетку жаровни мясные онигири, чтобы поджарились, раздала еду братьям.

— Первое правило этикета: в этой стране говорят "итадакимас", и только после этого приступают к еде. Я на соблюдении таких мелочей, как этикет чужой страны, не настаиваю, но вы должны его знать, чтобы чувствовать себя комфортно в чужом обществе. Особенно, в столь традиционном, как японское.

Ива согласно кивнул. Дальше началось ускоренное обучение правильному использованию палочек для еды. А заодно я рассказывала мелкие правила приличия, принятые в японском обществе, в котором нам вращаться еще почти два года до прибытия корабля-колонии.

* * *

На экране репортер широким жестом обвел уходящий во мрак туннель метро и произнес:

— На этой платформе двое старшеклассников спасли мужчину, упавшего на пути. — мужчина повернулся на камеру. — Но затем они внезапно исчезли.

Женщина в розовой кофте и белой юбке прошла мимо молодого черноволосого парня и мальчишки лет десяти. Братья стояли ровно, выпрямившись и опустив руки по швам. Глаза смотрели в пол.

— Не надо мне тут сказки рассказывать! Он вернулся промокшим насквозь.

— Извините. — ровно произнес Като, глядя перед собой. — Я собирался забрать его.

Женщина подошла к вешалке, сняла оранжевое пальто.

— На улице такая грязь, заешь ли! Теперь придется стирать его вещи отдельно! — в голосе явственно прозвучало раздражение и брезгливость. — Я хочу, чтобы ты хорошенько подумал над своим поведением! Вы живете за мой счет.

Красивое лицо парня окаменело.

— Я знаю.

— Еще бы ты не знал. — фыркнула тетя. — Мой брат и эта деваха просто посмеялись над нами: бездумно нарожали кучу детей, а потом просто взяли и умерли!

Репортер тем временем продолжал рассказывать о трагедии, произошедшей на перроне токийского метро поздним вечером.

— Они даже не задумались о том, кто должен тащить на себе этих детей! — с негодованием буквально выплюнула тетка.

Като не шевелился, а Аюми, услышав слова репортера: "Этот зонтик был оставлен на месте происшествия...", повернулся, заглядываясь на экран. Черноволосый мужчина одной рукой держал микрофон, а во второй демонстрировал на камеру поломанный белый зонт с двумя буквами "А.К", вырезанными на рукояти.

В комнату вошли два подростка, погодки Като.

— Жареное мясо, да? — осуждающе произнес один из них, глядя на брата. — Стоит ограничить себя двумястами граммами.

— Я не настолько голоден. — отмахнулся тот, проходя сквозь комнату.

Тетя застегнула пальто, повернулась к молчаливо стоящим племянникам.

— Вы останетесь, чтобы присмотреть за домом.

— Да. — коротко ответил Като, не поднимая взгляда.

— Мама. Может, Массару-кун и его братик пойдут с нами? — неуверенно спросил младший.

Его мать фыркнула.

— Вот еще! Нечего их баловать!

Семья ушла. Като, подняв взгляд, хмуро и зло смотрел на закрывшиеся двери, крепко стиснув зубы.

— Братик... — тихий голосок младшего заставил старшего вздрогнуть и повернуться.

Репортер, показывая переломанный зонтик, продолжал говорить:

— Полиция еще не решила, стоит ли рассматривать это дело. — камера приблизила ручку с вырезанными инициалами. — За доказательство это пока не принимается.

— Братик... Это же мой зонтик... — тихо-тихо, растерянно прошептал мальчик, непонимающе глядя в экран телевизора.

* * *

— Что за дерьмо?

Я брезгливо подцепил палочками кучку этого вонючего, скользкого дерьма под названием натто, с отвращением глядя на склизкую липкую жижу, потянувшуюся за странными бобами цвета детского говна. Смердело от этой дряни аммиаком и тухлыми яйцами. И они это жрут каждый день? Судя по памяти мелкого озабоченного придурка-Кея — да! Он сам жрал натто практически каждое утро. И ему эта мерзость НРАВИЛАСЬ!

— А-аа... бля!

Воткнув палочки в липкую мерзость, я сунул ее в пакет, плотно замотал и закинул в мусорный мешок к продуктам. ЭТО я жрать не буду! Пусть сами свое дерьмо едят! И нахрена столько купил? Почти два куска потратил на эту мерзость!

В мусор к комиксам полетели еще шесть упаковок этой вонючей дряни. Через пять минут туда же отправились рыбные сырные сосиски, от которых смердело тухлыми крабами. На вкус они оказались как на запах: тот же тухлый краб. Какие-то копченые колбаски на вкус оказались жирной жесткой сортиркой с салом. Онигири я откусил с опаской. Первое оказалось еще ничего так: с лососевой стружкой. Второе — с какой-то зеленой непонятной ерундой, а вот третье... с этим сраным натто! А я его от души откусил... и проглотил...

Когда проблевался и выполз из толчка, настроение упало ниже плинтуса. Я спустил в этом долбанном магазине четыре куска, а жрать то, что купил, нельзя!

Мрачно жуя будо пан и запивая сладкую булку с изюмом молоком, я прикидывал, что ж я жрать тут буду. Бабла у меня осталось еще семнадцать тысяч йен и до начала января пополнение не предвидится. Кею родаки каждый месяц переводят сто двадцать тысяч, из которых шестьдесят четыре куска надо отдавать за хату. Налички на прожитье оставалось около пятидесяти шести тыщ. Для ученика старшей школы неплохо. Но этот мелкий озабоченный козел спустил кучу бабла на порнуху и хентай! Каждый месяц этот мудила покупал кучу журналов с обнаженными красотками и рисованной японской порнухой! И жрал это ебаное натто, тофу, разводную лапшу и мисо-суп, вместо того, чтобы купить нормальную жратву!

— Паскуда малолетняя! — буркнул я, распаковывая новую сладкую булку.

Поход в магаз привел меня в уныние: цены тут пиздец кусючие! Особенно, на нормальные продукты типа мяса. Молочки нет вообще: ни моего любимого кефира, ни сметаны, ни ряженки, ни творога. Даже твердого сыра почти нет! На овощи и фрукты тут вообще цены нереальные! Но да хрен бы с ними, с ценами! Будет броня, можно будет под скрытом таскать хавчик. Проблема в другом. Я готовить не умею! Максимум моего таланта — яичницу пожарить. И картоху. Но в магазе НЕТ картошки! Только эта, сладкая!

Срань, а...

Ладно, мясо я, наверное, пожарить смогу. Не совсем же криворукий рукожоп, чтобы спалить нормальное мясо. В магазе продается классная говядина. Уже порезанная, в упаковке. И рыба уже готовая. Только пожарить надо.

Или, может, в забегаловках питаться? Должны же быть в Токио мелкие обжорки, где можно недорого пожрать. Но где? Я живу в тихом спальном районе, и в округе только мелкие магазинчики и булочные. Ресторанчики тут недешевые: один раз пожрать примерно одну-две штуки йен стоит. Надо искать. Может, еще раз в магаз сходить? Только дальше и в другой район? Может, там что-то найду? Съедобное.