Квинт Лициний 2

— Его превосходительство ожидает вас. Прошу следовать за мной.

Вилиор понимающе кивнул и двинулся за провожатым.

"Почувствовал и насторожился. Профи. Ну, ничего, не все сразу. Слово сказано, и слово услышано. Запомнит про Пророка, при оказии расскажет друзьям и вспомнит обо мне. Пусть хрупкий, но мостик из человеческих отношений. Кто сказал, что работа разведки — это перестрелки и погони? Да ничего подобного! Ни разу не было... Нет, наша работа — это завязывание контактов, день за днем, неделя за неделей, пока они не лягут на объект такой плотной паутиной, что любое движение сил вызывает ощутимую вибрацию в сети. Конечно, медленно, да и далеко не все срабатывает. Как там классик сказал? "Труд награждается всходами хилыми, доброго мало зерна". Но есть оно, прорастает потихоньку. Оплетаем страну..."

Они вошли в небольшую библиотечную комнату, выдержанную в строгом английском стиле. Большой стол из красного дерева, на нем лишь бронзовый письменный прибор и бювар из темной кожи. Вдоль стен — высокие резные шкафы с книгами, в простенках — старинные фотографии. Да как бы даже не дагерротипы.

Почти сразу за ними зашел Нуристани. Осадчий впервые видел его так близко. Крупный, на голову выше советского резидента, широкоплечий, что редкость среди афганцев.

Прозвучали традиционные приветствиями, довольно формальные. Сев на диваны, мужчины обменялись взглядами, примериваясь, словно борцы перед началом схватки. Затем Нуристани неожиданно миролюбиво улыбнулся:

— Знаете, господин Осадчий... Это моя вина, что мы не познакомились раньше. Все как-то некогда было за текучкой дней. Спихнул на заместителя... А, видимо, зря. Жаль, что сейчас наше знакомство происходит в такой неблагоприятный период времени, но лучше поздно, чем никогда, не так ли?

Вилиор вежливо согласился:

— Несомненно. В конце концов, я не враг вашей стране. А ваши основные противники — и наши тоже.

— Да, — кивнул Нуристани, — да... Все так и есть. Кстати, вы не находите, что есть определенные параллели между одним отрезком вашей истории и тем моментом, который сейчас переживает Афганистан? Реформатор во главе страны, программа ускоренной модернизации, сопротивление пережитков прошлого?

— Хм... Петровская эпоха? — Осадчий вопросительно приподнял бровь, потом легко согласился, — да, есть схожесть... То же ожесточенное сопротивление со стороны духовенства...

— Посылка недорослей для обучения за границу, — с улыбкой продолжил министр.

— Лишение бояр бороды и усов, — Осадчий выразительно посмотрел на выбритого на европейский манер Нуристани.

— Да вы что? — искренне поразился тот, — у вас тоже так было? Вот не знал. Зато у вас точно не было отмены чадры. А наш сардар еще в шестьдесят третьем первым из королевской семьи запретил своим женам ее носить. Потом уже остальные последовали его примеру. Так, что будете: чай, сок, может быть, кофе?

"Молодец", — восхитился Осадчий, — "прямо по нашей методичке шпарит. Собеседник для доверительной беседы должен быть искренним, раскованным и сочувствующим. Ну, и где сочувствие"?

— Гранатовый сок, — выбрал Вилиор и пояснил, — чай уже в глазах булькает.

— Да, тяжелый для вас сейчас период, понимаю, — мягко согласился министр и отдал распоряжение вызванному звонком слуге.

— Уверен, у вас даже тяжелее, — на стол перед Осадчим встал чуть запотевший темно-рубиновый бокал. Резидент дождался, пока дверь за слугой закроется. — Непросто, наверное, казнить хороших знакомых?

Рука министра чуть дернулась, лоб взбороздили тяжелые складки.

— Да, — сказал он после длительного молчания, — да. Хорошо, что Хайбер застрелился, когда за ним пришли. Я его ближе всех знал. Он же начальник полицейской академии был... Я у него учился.

Нуристани покатал желваки и продолжил с жаром:

— А все это дурацкие идеи с севера! Нельзя такую пропасть перепрыгнуть, чтоб раз — и все! Надо постепенно, шаг за шагом страну тащить!

— Мы противодействовали планам Халька как могли. Вы же знаете, — твердо сказал Осадчий.

— Да, мы знаем, — после небольшой паузы подтвердил Нуристани, и голос его опять стал спокойным, — и ценим это... И принятый вами риск... Если мы говорим об одном и том же.

Он испытующе смотрел на резидента, словно ожидая от Осадчего чего-то.

Резидент понял:

"Вот он, тот момент, ради которого меня привезли".

— Я не уполномочен... — Вилиор попытался скрыть непонимание за многозначительным умолчанием.

На лицо Нуристани на миг легла тень разочарования, и, словно по наитию, в голову Осадчему пришла идея небольшой игры. Интуиция вопила: "раскачивай его, раскачивай! За этой подачей что-то есть"!

Ну что ж, ему не впервой ходить по минным полям недоговоренностей и двусмысленностей.

"В худшем случае, стану крайним", — мысленно махнул он рукой.

— Я не уполномочен официально, — веско повторил он, — но в неофициальном порядке...

Нуристани нервно хрустнул переплетенными пальцами и подался вперед, впившись глазами в лицо собеседника.

"Что, что же он на самом деле ждет от меня?!" — лихорадочно металась мысль, — "ладно. Подставляюсь".

— Ситуация с Хальком для нас была сложной. Были... разные мнения, — от пристального взгляда разведчика не укрылся легчайший даже не кивок министра, а лишь намек на него. — Официально мы не могли желать их поражения, вы же понимаете? Но и победы их замыслам разумные люди тоже не желали. Ваша страна не готова к социализму и еще долго к нему не будет готова. Поэтому... — он выдержал небольшую паузу и вплел в полотно разговора свою заготовку, — поэтому те, кто могли, делали то, что делали.

Министр замер, обдумывая услышанное. Осадчий поразился, увидев на его лбу легкий блеск испарины.

"Ну, угадал"?

— Хорошо, — медленно проговорил Нуристани, машинально поглаживая подлокотник, — но, тогда, почему так странно были переданы сообщения? Не через вас?

"Ого..." — Осадчий на короткий миг остолбенел. — "Никак я вляпался в игру, ведущуюся Центром"?

Разговор, начавшийся спокойным ручейком, внезапно обернулся бурным горным потоком, несущимся сквозь зубастый каньон, и теперь любое неловкое, сказанное наугад слово грозило резиденту катастрофическим ударом о подводный валун. Случайно развалить игру Центра...

"Спокойствие, главное спокойствие. Выгребай".

— Хм... — Осадчий, выгадывая мгновения, глотнул сока. — Разные мнения... Они были и в Москве, и здесь. Кто-то больше работал с хальковцами, например, наши военные советники, и по инерции дорожит этими контактами, кто-то — меньше. Поэтому... Поэтому традиционные каналы связи с нашей стороны было решено не задействовать. А с вашей стороны... У афганцев тоже бывают разные мнения... И разные убеждения. Да и ваша же пословица говорит, что афганцем нельзя завладеть, его можно только взять напрокат. Вы понимаете, о чем я?

— Понимаю, — министр словил намек на лету и опять нервно хрустнул пальцами, — понимаю, да. Но вы же резидент? Вы же знаете, кто из афганцев... эээ... "взят напрокат"? Неужели их так много, что до меня, их не задев, не дойти?

Осадчий потер подбородок, всерьез, не напоказ задумавшись. Ответ имелся, но поймет ли потом эту откровенность начальство? Конечно, с одной стороны, это не супер какой секрет, основной противник знает. С другой, все же секрет. А, с третьей, игра по выстраиванию отношений с министром может стоить свеч. И он решился:

— Дело в том, Абдул-ага, что у нас не одна внешняя разведка, — он со значением заглянул в темные глаза напротив. — И мы соревнуемся. И это максимум того, что я могу вам сказать.

— О как... — протянул с завистью Нуристани, — большая страна СССР, богатая. Я вас понял, шурави, это объясняет основное. И, да, сказанное останется между нами, обещаю. Думаю, к теме "взятых напрокат" афганцев мы с вами еще будем неоднократно возвращаться в спокойной рабочей обстановке. Пока же я хочу сказать следующее. Мы... — он на миг запнулся, формулируя, — мы крайне высоко оценили ту информацию по заговору Халька, что поступила к нам из Москвы. Крайне. Вилиор-ага, я сейчас оставлю вас на несколько минут. Надеюсь, что наш разговор через короткое время продолжится в другом составе. Теперь наша очередь делать шаг навстречу.

Дверь за министром закрылось, и Осадчий смог отпустить с лица доброжелательную маску.

"Ох! Не может быть... А как иначе его понять?! Центр слил заговор Халька? А как вообще о нем узнали, кто? Неужели соседи? У меня же данных не было. Атташат раскопал? Или Горелов и его военспецы? Они с офицерами хальковцами больше всех работают. Черт, а я все прохлопал... Но... Нет, даже накопав, само ГРУ такое решение принять не могло. Не верю... Это — политическое решение. А, значит, Центр..." — мысли постепенно укорачивали свой бег, и он начал успокаиваться, оценивая открывшуюся картину в целом. — "А красиво Центр сработал, да. Хальк... Да Хальк сам отринул наши рекомендации. Встали на путь экстремизма, вопреки советам и требованиям Москвы. Поставили под угрозу не только себя, но и Парчам, да и межгосударственные отношения. Это уже и не марксизм. Какой социализм в Афганистане! Это маоизм какой-то, "винтовка рождает власть". И правильно от них избавились. Зачем нам маоисты под боком"!

Предполагаемая схема игры постепенно выкристаллизовывалась под его мысленным взором. Судя по намекам и недомолвкам, он только что превратился в канал неформального политического общения между политическим руководством Афганистана и кем-то в Москве. Вот только кем?

Осадчий негромко вздохнул. Да, придется прыгать через голову непосредственных начальников и идти к Председателю напрямик. Как резидент, он имеет на это право. Неизвестна степень информированности его непосредственных руководителей о принятом Центром решении. Но уж мимо Андропова это никак пройти не могло. А Председатель разберется, как с этим каналом дальше работать.

За приоткрытым окном раздались приближающиеся звуки автомобильного мотора, потом хлопанье дверок. Осадчий подошел к простенку и аккуратно выглянул во двор. Из подъехавшего "Мерседеса" выбралась необычайно высокая и узкоплечая фигура.

Ого! Перепутать невозможно. Это Наим Дауд, формально — министр иностранных дел. Неформально же двоюродный брат премьера — второй человек в государстве, голос сардара на закулисных переговорах с такими же, как он, доверенными лицами президентов и шейхов.

Осадчий вернулся в кресло и приосанился, ожидая. На уровень общения с людьми такого ранга он еще никогда не выходил.

Спустя пару минут дверь неторопливо открылась, впуская дорогого гостя министра. Следом тенью зашел и сам Нуристани.

Наим неторопливо поздоровался, расселись.

"Циничен, мудр, в глазах усталость", — сформировал первое впечатление Осадчий.

— События последнего времени, — негромко, но веско начал Наим, обращаясь больше к столешнице, чем к советскому резиденту, — печальны для нашей страны. В то время, как главный враг собирает силы в Пешаваре, между теми, кто пять лет назад свергал монархию, возникла смута. Наши сердца плачут... Мы понимаем, что и вам было не просто принять то решение. Но теперь, благодаря этому вашему шагу нам навстречу, мы сможем оставить за спиной все те шероховатости, что возникали между нашими странами в последнее время. Знаете, — он впервые прямо посмотрел в глаза Осадчему, — как говорят: если хочешь иметь друзей, будь другом. Вы поступили как наш друг. Мы это оценили. Теперь мы готовы к быстрому восстановлению наших отношений. Мы пойдем навстречу вашим пожеланиям и постепенно заметно уменьшим число западных специалистов, работающих на севере нашей страны. Мы готовы и впредь посылать курсантов на обучение в СССР. Так же мы надеемся на дальнейшее расширение взаимовыгодного экономического сотрудничества между нашими странами и имеем в этой области конкретные предложения. Это все будет обсуждено по обычным дипломатическим каналам. Однако, есть некоторые вопросы, которые мы бы хотели прояснить через вас.

Осадчий сдержанно кивнул. Он уже понял, что разговор как таковой закончен. Сейчас его задача — дословно запомнить то послание, что хотят передать в Москву афганцы. То, что он будет через пару дней излагать Андропову.

— Во-первых, мы хотим передать вам выдержки из допросов. Они подтверждают и детализируют вашу информацию, — Наим повернулся к Нуристани. Тот извлек из стола и передал Осадчему тяжелую папку.

— Во-вторых, мы полагаем, что вы вполне могли бы ограничиться только нашим послом и не приплетать в качестве дублирующего канала САВАК. Мы понимаем, почему вы так поступили... Но на будущее будет правильнее выстроить прямой канал между теми людьми в СССР, которых вы представляете, и нами. Абдул-ага, — он указал на Нуристани, — обсудит с вами технические подробности. И, в-третьих, мы готовы обсудить с СССР судьбу ряда арестованных членов Хальк. Из, так сказать, рядового состава. Готов ли будет СССР принять этих людей к себе?

Осадчий выдержал паузу и ответил на выверенном канцелярите:

— Ваше превосходительство, я немедленно вылечу в Москву и передам все сказанное вами своему самому высокому руководству, — подчеркнул он тоном последние слова. Наим и Нуристани коротко переглянулись, и лица их чуть просветлели. — Я не готов предсказывать политические решения, но, исходя из имеющихся прецедентов, убежден, что СССР сможет предоставить убежище лицам, упомянутым вами. И, как я уже говорил его превосходительству, мы с большой симпатией следим за вашими трудами по модернизации страны и искренне желаем вам большого успеха, а вашим врагам — бесславного поражения.

Наим встал и протянул руку поднявшемуся навстречу Осадчему:

— Как у нас говорят, то, что началось с трудностей, завершается удачей. Пусть то, что произошло, останется последней трудностью между нами.

Дверь за Наимом закрылась, и Нуристани махнул в сторону кресло:

— Садитесь, Вилиор-ага, в ногах правды нет. Вы разделите со мной трапезу? Мой повар просто фантастически готовит палау-е шахи. Из четырехмесячной ягнятины, с фисташками и чесноком — чудо как хорош... А потом обсудим механизм связи. Я ведь правильно понял, что вам желательно не светиться перед своими?

Среда, 2 ноября 1977 года, утро

Ленинград, ул. Чернышевского

Фред уже успел побриться, но все равно ночь в "Красной стреле" оставила на резиденте свой неизгладимый отпечаток: он был взъерошен, как воробей после купания в луже, с запутавшимся в волосах мелким пухом. Синти демонстративно сморщила носик, оглядела руководство и злорадно констатировала:

— Хорош... — после чего двинулась к тумбе за пайкой утреннего кофе. Обобрать лишний раз шефа вовсе не грех, иначе для чего он привозит сюда хороший бразильский?

— Да уж, — согласился Фред, ухмыляясь и потягиваясь, — опять подушки дырявые в купе. Специально, что ли, подкладывают именно нам, никак не пойму... Хоть самолетами летай, но уж больно у них тут салоны вонючие. Сразу блевать тянет. Лучше уж пух, у меня на него аллергии нет.

Синти развела мелкий порошок кипятком и с удовольствием присоседилась к пышущей жаром батарее, чувствуя, как постепенно сходит на нет проклятущая зябкость ленинградского утра.