Полудемон. Король. Алекс. Часть 2

Но думать и не пришлось, к чему?

В следующий миг Тиррима начинает визжать так, что стекла в окнах не полопались чудом.

Из углов Храма потоком валят крысы.

Мелкие и крупные, светлые и темные, с рваными ушами, хвостатые — и потерявшие хвосты в тяжелых битвах, они бегут, целеустремленно, сосредоточенно, поблескивая маленькими глазками, в полном молчании — и это было страшнее всего.

Они не издают ни звука.

Тиррима визжит тоже недолго. Пока первые крысы не достигают ее ног.

Тогда она теряет сознание — и падает на пол храма.

Ее обнюхивают — и серая пушистая волна принимается переливаться через нее меховым одеялом. Равнодушно, целеустремленно, незаинтересованно — их ждет другая добыча.

Служка, который меняет свечи — он не успевает даже вскрикнуть. Куда там — удрать?!

Серый ковер накатывается, подминает его под собой, скрывает...

Крысы не могут убить человека?

Это вы не подумав сказали, бывает. Могут, еще как могут... если вопьются в глаза, в горло, в артерии — пара сотен укусов — и будь ты хоть трижды магом, а применить магию не сможешь.

Служка и не смог.

Крысы впиваются зубами, рвут его на части... когда серое покрывало распадается на отдельных крыс, становится видно, что на полу лежит скелет. Просто чисто обглоданный скелет.

А они текут дальше и выше, на верхние этажи Храма, туда, где спокойно спят холопы и служители, доверенный и прочая челядь...

Кто-то может и успеть удрать. Но...

Успеет ли?!

Во сне, когда на тебя накатывают и попросту жрут — кто сможет проснуться, сосредоточиться, отбиться?

Недаром, ох, недаром вызван был Крысиный король. Где есть хоть одна крыса — там и он. Он един в тысяче тел, он может быть одновременно в тысяче мест, любая крыса — его глаза, голос, воля, сила.... а сколько крыс в человеческих городах?

Очень, очень много...

Не один Храм к утру опустеет.

* * *

Тело неудачливого храмовника пролежало на улице достаточно долго. Бандиты связываться не хотели, законопослушные люди просто не заглядывали в мусорную кучу, а стражники... да, стыдно признаться, но патрули просто разыграли в кости неудачную находку.

Это ведь не просто так, не чмыря какого помойного прирезали, целого храмовника. А его придется нести в Храм, там отвечать на неудобные вопросы... и кто из нас без грешков за душой?

Кому хочется правдиво и без утайки рассказывать обо всем? Вообще обо всем, от цвета нижнего белья любовницы — до имен осведомителей на городском дне?

Уже неприятно звучит?

А ощущается еще неприятнее, можете поверить. Страшновато это. Когда твоя воля тебе не принадлежит — и под добрым, ласковым взглядом храмовника ты выкладываешь все. И не дай Светлый солгать хотя бы в малости. Подвалы у них тоже есть.

Глубокие.

И из них мало кто выходит наружу.

Так что проигравший патруль таки подобрал труп и поволок его в Храм, костеря беднягу такими словами, что нищие, встреченные по дороге, смотрели с уважением.

Двое несли носилки, еще двое шли рядом, бдительно поглядывая по сторонам — городское отребье не всегда останавливала форма стражников. Да и вообще — получишь кирпичом по темечку, очнешься (если повезет) голым в куче мусора — докажи потом, что ты стражник? Да и доберись до своих-то...

Нищие... да, нищие...

Патруль — четверо стражников — не сразу обращают внимание, что нищих-то им и не попадается. Вообще.

Странно для этого времени и для этого района города, но...

Додумать и поделиться друг с другом открытием они не успели.

На тело храмовника прыгнула крыса.

Большая, серая, жирная, она оскаливается и злобно шипит на стражников.

— А ну пошла...

Один из них размахивается, чтобы смахнуть тварь — и замирает статуей.

К первой крысе присоединяется вторая, третья... они прыгают откуда-то снизу, сыплются сверху, шипят — и самые храбрые уже начинают жрать.

Носилки глухо падают на землю. Стражники дружно вжимаются в стены — и замирают.

Не веря глазами своим, они смотрят, как крысы, словно повинуясь чьей-то злой воле, уничтожают труп храмовника. Как отрываются кусочки кожи и мяса, как выедается живот, как пожирается содержимое грудной клетки, как крысы проскакивают через клетку ребер...

Страшно?

Не то слово...

Их даже не рвало — от ужаса они словно онемели. И только когда на носилках остался лежать не слишком чисто обглоданный скелет, крысы, словно по команде, разбежались в разные стороны.

При всем страхе перед Храмом, стражники так и не осмеливаются прикоснуться к носилкам. Они бегут оттуда так, что ветер в ушах свистит.

Какое там патрулирование?!

Они и говорить-то смогли только в караулке, жахнув по паре стаканов крепкого самогона. А утром поняли, что двое из них поседели полностью, а у двоих появились седые пряди.

Страшная это была ночь....

* * *

— Ну, ты силен, — Ак-Квир смотрит с уважением. Я оскаливаюсь, но ничего не говорю. И демон продолжает спустя какое-то время.

— Мы сегодня еще....

— Однозначно. Доставь меня до ближайшего города — и сможешь там поохотиться. А я отдохну.

Чувствую я себя омерзительно. Громадный расход сил сказывается — я почти падаю. Мне бы сейчас полежать в чистой кровати, сожрать (да, именно сожрать — и побольше, побольше) мяса с кровью, запить красным вином и выспаться с десяток часов.

И я не собираюсь отказывать себе в такой мелочи.

Крысиный король начал свое шествие по городам и селам, думаю, пары суток храмовникам хватит, чтобы испугаться, еще дней через пять они запаникуют — и начнут искать выход. И тут-то я им предложу... нет, не дверь, а так — окошко. Но пролезть они смогут, хоть жирок по дороге и придется стесать.

Оставят мне земли, деньги... конечно, возможны разные варианты, но в лучшем случае я получу управляемый карманный Храм.

В худшем же?

Меня опять постараются убить, тоже мне, новости. И так постараются.

Но!

Если я предупрежу, что моя смерть завязана на вызов Крысиного короля, а я завяжу ее... я сделаю это, более того, я вызову того, кто еще страшнее...

Поостерегутся.

Будут ненавидеть, будут шипеть, будут подстраивать несчастные случаи, но друзей я тоже постараюсь обезопасить... я уже придумал — как.

Конечно, со временем Храм постарается восстановить свои позиции в Раденоре и Риолоне, друзья-соседи помогут. Но так то ж со временем.

На мой век хватит, а дети...

Я обязательно должен завести нескольких детей. Не из любви к этим созданиям, нет. Тут другое.

Вот моя мать — и мой дядя. Одни родители, а какая разница?

Герман и отец Касси? Сама Касси и Карли? Анри и его старший брат-герцог?

Никогда не скажешь, что это породили одни и те же люди. И не обязательно все мои дети будут умными и сильными, может, они в матерей пойдут. Например, в Дариолу.

Фу...

Надо иметь выбор, обязательно надо. И детям своим завещаю. Мало ли кто, мало ли что — на трон должен садиться не тот, у кого задница шире, а тот, кто для трона приспособлен. Более сильный, хищный, жестокий — такой, как я.

Мишель... мама — исключение.

Найдется ли еще женщина, готовая вот так пожертвовать собой?

Найдутся ли люди, которые смогут вырастить полудемона?

Не факт.

Ак-Квир легко перелетает через стену города, оглядывается по сторонам — и везет меня в сторону ближайшей таверны.

— Я сам поохочусь, некромант.

— Тебе дай волю...

— Обещаю, я потом покажу тебе тех, кого сожрал. Если что — накажешь меня.

— А сожранных это вернет?

— Думаешь, я рискну тебя обманывать?

Ак-Квир смотрит с непонятным выражением морды. Вскидываю бровь — и демон вздыхает.

— Я раньше думал, что я страшен. А сегодня вот посмотрел на тебя... мне за всю жизнь не сожрать столько, сколько ты отдал Королю.

— Завидуешь?

— И опасаюсь.

Я махаю рукой.

— Если что — я тебя даже развоплощать не буду. Учти, крысам все равно, кого жрать.

Ак-Квира явственно передергивает.

— Я все понял... некромант.

Зеваю и отправляюсь спать.

Завтра, все завтра, все потом.

Есть и спать.

Трактирщик без торга вручает мне ключи от комнаты, золотая монета — отличная штука. Мясо и вино приносят в комнату, я привычно проверяю их на яды и снотворное, но все чисто.

Съедаю все, проводу охранную черту по подоконникам и порогам — и вытягиваюсь на чистых простынях.

Я вымотан настолько, что засыпаю сразу же, без мыслей и сновидений.

Хорошоооо....

* * *

Служитель Аламон тоже не спит, правда, по иной причине.

Он не молится, он не едет верхом на демоне и даже не гуляет по ночным улицам.

Он ублажает свое чрево.

Ну, есть у мужчины такая слабость.

К перепелам в винном соусе, к нежнейшим трюфельным коврижкам, к шоколадным сливкам... да много к чему.

Дорогому, вкусному, недоступному обычным людям.

Да и ему-то...

Пост, конечно, соблюдать надо, но ведь это как? Светлому радости более о едином грешнике покаявшемся, чем о десяти праведниках имеющихся. Так вот он сейчас куропаточку-то уговорит, вином запьет — купец Рифрам прислал, десятилетнее лорийское, отменнейшего года, даже паутина на бутылке цела, потом, значит, пироженку съест....

И — покается!

Сразу же покается!

А то как же?

И Светлому радость — и ему приятно. А раскаиваться он до утра будет... все ж таки тяжко это перед сном-то употреблять.

А хочется...

Служитель достает белейшую салфетку, подтыкает под воротник, чинно берет вилочку и нож, усаживается поудобнее, чтобы вкушать, не отрываясь на мелочи, поднимает серебряную крышку...

— Сгинь!!! Нечистая!!!

На блюде нагло расселась небольшая серая крыса.

Жирная такая, самодовольная, прямо на куропатках в нежнейшем соусе с паштетом а-ратель...

Брошенная вилка результатов не дает. Служителю даже кажется, что зверюшка ухмыляется, скалится злорадно и как-то очень по-человечески...

А больше ему ничего и показаться не успело.

Это для человека закрытая дверь — препятствие. Крыс оно и на минуту не задержало.

Они выползают из всех углов, бросаются на служителя, лезут по нему, впиваются... и не вспоминает светлейший Аламон в этот миг ни о магии, ни о вере...

Куда там!

Он просто кричит.

Сначала.

Пока острые крысиные зубки не впиваются в язык, а одна из крысиных теней не сгущается, став странно похожей на громадную крысу в короне.

Крысиный король собирает свою добычу. И каждая жертва делает его сильнее. Он напитался нищими, сожрал тела — и только тогда сунулся в Храм.

И то...

Храм — иному Храму и рознь. Там, где молятся с верой, а молитвы принимают с почтением, там и его сила невелика.

А коли служитель плох, так и Храм нехорош. И падет он легко и весело.

Что и произошло. Никто в столичном Храме не уцелел в эту ночь. Ни один человек из тех, кто носил храмовную рясу.

Крысы были безжалостны и неумолимы. Они торопились собрать жатву для своего короля. Кто-то, конечно, погибал, но серые зверьки этого даже не замечали. Они служили.

В этом было их счастье, в этом была их жизнь.

Жизнь и сила Крысиного Короля.

* * *

Иннис месила тесто, когда истерически звякнул колокольчик на калитке. Звякнул — и упал, оборвавшись.

Неподходящее занятие для графини?

А знаете, как успокаивает?

А надо...

Вот что делать, если высокородная графиня проревела чуть ли не до утра и сейчас щеголяет экзотической красноглазостью и красноносостью? Плохо ей без Алекса, тоскливо, больно и тошно.

Понятно, что он должен был уходить, он же демон, но...

Ну почему он ушел!?

Разве ему было здесь плохо?!

С ней?!

А храмовники... да гори они ясным пламенем!

Иннис вспомнила, как Алекс злился после беседы с Доверенным. Ну да, пока не рядом с ними — их ничего и не взволнует! Лишь бы деньги с верующих состричь!

Да даже если бы Алексу нужно было для поддержания формы каждый месяц жрать по одному храмовнику — Иннис бы и слова не сказала!

Лишь бы оставался рядом!

Лишь бы смотрел своими ясными глазами...

Лишь бы...

Ну, вот как ее угораздило влюбиться в демона!?

И ведь болит...

Иннис отчетливо сознает, что болеть будет и дальше. Да, практичной частью сознания, она понимает и принимает слова тетушки Меди. Рано или поздно боль утихнет, она встретит другого мужчину, выйдет замуж, а уж когда дети пойдут...

Рано или поздно, так или иначе...

БОЛЬНО!!!

— Иннис!!! Мама!!!!

В кухню влетела Тиррима, но в каком виде?!

Иннис даже забывает о своих переживаниях.

Девчонка стала седой, как смерть, глаза казалось, сейчас выпадут из орбит, руки дрожат, лицо в красных пятнах...

— Мама!!!

— Доченька!!!

Тетушка Меди оказывается рядом, словно из воздуха соткалась. Мамы всегда своих детей услышат — если они настоящие мамы. Тиррима бросилась ей в объятия — и разревелась так, что Иннис чувствует себя ущербной.

Она по Алексу так не плакала, а это...

Это была смесь стона, воя и визга, щедро орошенная слезами.

— Что случилось?

— Муся умер!!!

Иннис прогатывает жестокое 'раньше бы' — и страдальчески икает. Запивает водичкой, чтобы легче прошло. Вот так...

Теперь успокоить девицу, напоить чем покрепче — и выслушать, что ж там такое?

Успокаивать пришлось долго, да и поить не вином, а виноградными выморозками, но через час с хвостиком захмелевшая Тиррима таки рассказывает об увиденном. Спотыкаясь на каждом слове, заикаясь, вздрагивая...

Иннис слушает со смешанными чувствами.

С одной стороны — страшно же!

Вот так, когда крысы...

Ну да, она хоть и графиня Андаго, только визжала бы не хуже Тирримы. И с черными волосами пришлось бы попрощаться — поседела бы точно.

И заикаться бы начала... наверное.

Тиррима не начала.

Она до утра пролежала на полу в Храме (лекаря позвать надо, мало ли что она там себе отморозила), а когда очнулась — встала и пошла к себе.

А там...

Муся...

Она его сразу узнала, по колечку. И медальону. И пряди русых волос на обглоданном черепе.

А больше ничего для опознания и не осталось. Крысы были голодны. Тиррима завизжала — и пустилась наутек. Домой, естественно. Туда, где добрая мама, где встретят, примут, поймут, обогреют и погладят по головке, а то ж!

Тетушка Меди этим и занялась. А Иннис накидывает шаль и отправляется за лекарем. Лучше — за магом жизни, был такой в пределах досягаемости. Брал, конечно, втридорога, драл, а не брал, но зато и лечил хорошо. А тут...

Тут ведь и мозги поправить надо, и здоровье...

Иннис медленно идет по улице и думает, что Алекс — чудо.

Именно поэтому он не боялся ее оставлять на произвол храмовников. Она-то вчера не подумала, а он наверняка. Если это не его рук дело — с крысами, пусть ее налысо остригут!

Сейчас всем будет не до расследования — отбиться бы.

Кстати, а почему никто не звонит в колокол, не звал народ на помощь?

Неужели всех сожрали во сне?

Алекс...

Иннис чуть передергивает плечами.