Поймай меня, или Моя полиция меня бережет

* * *

Все частные дома индивидуальны, зато все казенные помещения похожи друг на друга.

Эта сентенция крутилась в моей голове следующим утром.

Несмотря на все попытки начальника РОВД придать своему кабинету лоск, он выглядел безнадежно унылым, безликим и неуютным. Хотя сложно ожидать иного от обстановки, в которой сочетались оттенки серого и коричневого.

Оперативка выдалась бурной. Обычно домовых и следствие инструктировали отдельно (а нас еще и далеко не каждый день), но в этот раз собрали всех вместе.

Вскоре стало ясно, почему.

Начальник райотдела, полковник Чандлер, негодовал и стучал кулаком по столу: накануне вечером Кукольник совершил очередное дерзкое преступление.

На этот раз ограблению подвергся ювелирный магазин, который лишился десятка ожерелий и почти сотни колец. Стоимость похищенного заставляла Чандлера биться в эпилептическом припадке. Еще бы, снова пострадал наш район!

Городской отдел не горел желанием взваливать на себя такое ярмо. На таких историях можно либо получить внеочередные погоны, либо лишиться своих, и пока все указывало на последний вариант...

Так что на нас тут же радостно спихнули расследование всех краж Кукольника. Еще бы, второй кряду эпизод в нашем районе! А раньше Кукольник объявлялся раз в неделю.

Меня пока начальственный гнев не коснулся. Сначала шеф песочил Мердока, который воспринял выволочку с поистине нордическим хладнокровием.

— Может, у вас есть план, Мердок? — вопрошал полковник, рыжеволосый краснолицый оборотень с квадратной фигурой и манерой орать так, что стекла дрожали. Кажется, по второму облику он питбуль (хватка уж точно та же!) Он многозначительно обвел взглядом подчиненных, но все отводили глаза — никто не хотел высовываться. — Подвижки? Свидетели?

— Сожалею, пока нет, господин полковник, — с видом человека, смирившегося со своей участью, отвечал тот. — Однако мы работаем.

— Пока нет? Работаете?! — повторил полковник и зловеще понизил голос: — Вы понимаете, что это значит? Мэр в ярости, городской совет требует найти и наказать, а начальник полиции может вот-вот уйти в отставку... Как хотите, но чтоб поймали мне этого Кукольника!

Все закивали, однако энтузиазма не выказали.

Я же рисовала в блокноте бабочек, глаза и молнии.

Мердок тоже помалкивал, зная, что лучше не соваться начальству под горячую руку. В этом обшарпанном кабинете он выглядел, как принц крови на помойке: безупречно белая рубашка, галстук стоимостью с подержанный автомобиль, костюм под стать и обманчиво скромные часы — непритязательные, если не знать, какое клеймо таится под крышкой. А странно, кстати, — не на зарплату же Мердок так одевается! Хотя я вообще знала о нем немного, он совсем недавно к нам перевелся.

Полковник уступал франтоватому следователю по всем статьям, знал об этом, но явно воспринимал философски. Зато все знали, что он очень переживает из-за ширящейся с годами лысины. Оборотни стареют быстро, и его "под пятьдесят" — это уже довольно солидный возраст, вот-вот на пенсию пора.

— Ладно, — тяжко вздохнул Чандлер и саданул ладонью по столу. — На сегодня свободны!

Все с облегчением зашевелились и начали расходиться. Я сидела в дальнем углу, поэтому сбежать не успела: в открытую дверь формально постучали, и в кабинет заглянул дежурный.

— Ну? Чего тебе еще? — недовольно спросил Чандлер.

— Господин полковник! — вытянулся во фрунт тот, даже пузо поджал. — Тут передали посылку для домового Стравински.

И показал аккуратный пакет размером чуть больше моей ладони.

— Чего-о-о? — лицо полковника опять на глазах налилось нездоровой краснотой. — А ну давай сюда!

— Простите, господин полковник, — возразила я, резво вскочив на ноги. — Позвольте, сначала я. Вдруг там... проклятие или яд?

— Вот еще! — Чандлер насупился. — Чтобы ваша бабушка мне голову открутила? Ну!

И повелительно протянул руку. Что оставалось делать бедному дежурному? Только вложить в его ладонь посылку. Мне же достался извиняющийся взгляд.

Я пожала плечами и села на место. Ну что стоило этому олуху дождаться, пока я выйду?!

Полковник поднес пакет к лицу и тщательно его обнюхал, забавно шевеля не по-человечески подвижным кончиком носа. Затем нахмурился еще сильнее и резким движением вскрыл упаковку. Несколько мгновений он тупо смотрел на посылку, затем вытряхнул на ладонь что-то, даже в тусклом свете переливающееся льдисто-голубым.

В кабинете наступила звенящая тишина, только дежурный гулко сглотнул.

Затем Мердок встал и подошел к столу полковника. Вежливо извинившись, забрал из рук оцепеневшего начальника пакет, поднял к свету ожерелье и констатировал:

— Бриллианты. Осмелюсь предположить, украденные этой ночью. Как вы можете это пояснить, домовой Стравински?

В первое мгновение мне стало не по себе в перекрестье взглядов, а затем я разозлилась и встряхнулась.

— Вы обвиняете меня в связях с Кукольником?

— Полагаете, для этого нет оснований? — он бросил ожерелье на стол и, вынув листок бумаги, прочитал с чувством: — "Красавицам, как и алмазам, нужна огранка. Кукольник". Как прикажете это понимать, домовой?

Я подняла бровь и предположила:

— Как намек, что он считает меня неотесанной?

Эта немудреная шутка успеха не имела.

Полковник выставил караульного, велев ему закрыть дверь, и, подперев голову рукой, произнес мрачно:

— Мердок в чем-то прав. Может, вас пока отстранить от работы, а, домовой Стравински? Какие-то подозрительные у вас связи с этим преступником.

Я всерьез обиделась и прибегла к нечестному приему.

— Как прикажете, — я сладко-сладко улыбнулась и добавила: — Только бабуля удивится, увидев, что я сижу дома. Придется сказать ей, что меня заподозрили в соучастии.

Обычно бабуля предоставляла мне самой выпутываться из неприятностей — если они не пятнали славное имя Стравински.

Мердок не дрогнул, а вот наш начальник тут же пошел на попятную.

— Ну, Стравински, не надо так волноваться, — заюлил он. — Вы же понимаете, мы должны рассмотреть все версии!

— Понимаю, — мрачно буркнула я.

— В общем, так! — он хлопнул ладонью по дубовому столу (единственному по-настоящему дорогому предмету интерьера, но другая мебель темперамент нашего полковника просто не выдерживала). — Стравински, раз уж вы в этом деле и так по уши, будете помогать Мердоку. В свободное время, от основной работы вас никто не освобождает. Все понятно?

— Но... — начал следователь, который не ожидал такого поворота, однако Чандлер больше не собирался с ним миндальничать.

— Это приказ, Мердок! Вам ясно? — и вперил в него взгляд покрасневших от недосыпа глаз.

— Ясно, — процедил следователь. — Разрешите исполнять?

— Мердок, — вздохнул Чандлер, расстегивая вдруг ставший тесным ворот рубашки. — Не ерепеньтесь. Если вы случаем позабыли, то напоминаю, что Стравински у нас спец по хищениям ценностей.

— Сокровищ, — поправила я хмуро.

— Не вижу разницы, — заметил Мердок, остановившись напротив.

Я криво улыбнулась.

— Всякое сокровище — ценность, но не всякая ценность — сокровище.

Господин следователь смерил меня скептическим взглядом и поднял бровь.

— Так, а ну марш отсюда оба! — рявкнул начальник. — Приказы не обсуждаются. Работайте!

Пришлось идти, куда послали...

— Стравински, извольте следовать за мной! — бросил Мердок и, не оборачиваясь, зашагал к своему кабинету.

Правда, дверь передо мной вежливо придержал. Вот это воспитание!

Берлога Мердока отличалась от остальных кабинетов в отделе, как сам он отличался от прочих полицейских. Здесь было безупречно чисто, аккуратно и очень, очень дорого. Интересно, когда он допрашивает всяких мелких воришек, он следит, чтобы отсюда ничего не сперли?

Хотя что это я? Следователь Мердок до мелюзги не опускается, а убийцам и насильникам не до интерьера.

— Присаживайтесь, домовой, — предложил он сухо. — Я внимательно слушаю все, что вы можете поведать о Кукольнике.

Приглашению я не последовала: осталась стоять напротив стола. Раз уж я то ли подчиненный, то ли подозреваемый...

— Послушайте, господин следователь, — с раздражением начала я. — Я ничего не знаю о Кукольнике!

Он смотрел на меня с неприкрытым сомнением.

— Хм?

— Точнее, знаю не больше, чем уже рассказала! — поправилась я.

Еще с минуту он так внимательно меня рассматривал, что захотелось подбочениться и спросить кокетливо: "Нравлюсь?"

Видимо, на моем лице что-то такое отобразилось. Или же он сам наконец пришел к определенному мнению.

— Ладно, — вздохнул Мердок, устало потер переносицу и повторил настойчиво: — Присаживайтесь, Стравински. Давайте попробуем работать.

Я не торопилась принимать это завуалированное предложение о мире, но и нарываться было бы глупо.

Опустилась на краешек мягкого кожаного кресла, сложила руки на коленях и вопросительно посмотрела на Мердока. Очень хотелось курить, но в его кабинете об этом не стоило и думать.

— Давайте начнем с самого начала, — он взял карандаш и принялся крутить его в руках. — Насколько я понял со слов господина полковника, вас часто привлекают к расследованию краж? Отчего так?

Что там Роза говорила о "бархатном" взгляде? Сейчас глаза следователя больше походили на алмазные сверла.

— А вы не знаете? — удивилась я.

— Увы, — он положил карандаш и чуть подался вперед. — Не имел чести быть посвященным в эту тайну.

Ах, да! Он ведь в наш район перешел всего с месяц назад, и кражами никогда не занимался. Мердоку поручали ловить рыбку покрупнее.

Собственно, поэтому с Мердоком мне пока работать не доводилось. К моей помощи вообще прибегали не часто, а он больше по части особо тяжких.

Но теперь придется выложить козыри на стол.

— Скажем так, — начала я, тщательно подбирая слова, — у меня есть некоторые... способности, помогающие находить украденное.

Мердок сузил глаза:

— Могу я осведомиться о природе ваших способностей?

Я невесело улыбнулась и прямо посмотрела на него. Никто до сих пор этим открыто не интересовался. Коллеги кое-что подозревали, но дареному коню в зубы не смотрят, поэтому любопытством меня не изводили.

— Наследственность, — вздохнула я, — тяжелая.

Мердок задумался, хотя о чем тут думать? Все равно придется работать вместе. Полковник прав: приказ есть приказ.

— Хорошо, — наконец кивнул следователь и снова откинулся на спинку кресла. — Предположим, вы можете почуять... сокровища, так вы сказали?

— Да, — нехотя признала я.

Он кивнул каким-то своим мыслям.

— Так почему, позвольте спросить, вас ранее не привлекли к этому делу?

Я вздохнула. Въедлив, дотошен и невыносимо зануден — но, безусловно, умен. Сразу зацепился за несоответствие.

— Потому, что я ищу только сокровища, — повторила я терпеливо. — Не мелочи, не деньги, не людей. Только сокровища. Это понятно?

Под конец в голосе все же прорвалось раздражение, и я заставила себя глубоко вздохнуть. Мердок не виноват, и надо взять себя в руки.

— Любопытно, — чуть смягчившись, заметил он. — Следовательно, до сих пор Кукольник не подставлялся? Интересно, а что им движет?

— Поймаем — спросим, — буркнула я, отводя взгляд.

Мердок не обиделся.

— Как полагаете, Стравински, отчего он присылает вам эти посылки? Быть может, это ваш знакомый или, скажем, поклонник?

От неожиданности я чуть не упала с кресла и вытаращилась на Мердока.

— Вы с ума сошли!

Получилось излишне эмоционально, но он только скупо улыбнулся.

— Почему нет, Стравински? Вы красивая молодая девушка, вполне понятно, что у мужчины могут возникнуть к вам нежные чувства.

А взгляд серьезный и внимательный, я бы даже сказала, изучающий.

— Спасибо, конечно, — усмехнулась я, — только как-то это... мелодраматично.

Хотя такой вариант, признаю, нравился мне больше, чем подозрение в соучастии.

— Если у вас имеются иные версии — излагайте, — благодушно разрешил он. — Кстати, хотите чая? Кофе?

— Нет, спасибо, — отказалась я вежливо. А, ладно, наглеть, так наглеть! — Но я бы закурила. — И добавила поспешно: — Если вы не против!

Он тяжко вздохнул, однако лекцию о вреде курения читать не стал. Только поднялся, распахнул форточку, выдал мне в качестве пепельницы блюдце и лишь тогда разрешил:

— Можете курить, Стравински.

На мгновение мне захотелось попросить его называть меня по имени, но я не рискнула. Еще вообразит, что я с ним заигрываю!

Отогнав дурацкую мысль, я вынула сигареты.

— Итак, жду ваши соображения, домовой, — напомнил Мердок, вежливо дождавшись, пока я закурю.

Надо же, я опять "домовой". Хотелось напомнить, что домовым инициативу проявлять не положено — мы же тупые исполнители!

Но не стоило лезть в бутылку — за исключением этого выпада он старательно держался на равных, — поэтому я призналась честно:

— Думаю, он просто сумасшедший. Ему нравится играть с полицией. Ну, не знаю, противопоставлять свою силу и хитрость нашим.

— Отчего же тогда он выбрал именно вас, Стравински? — парировал Мердок. — Ведь вы не занимались этим делом.

Я только развела руками.

— Понятия не имею. Может, он наблюдал за тем зомби, которого я взяла? Кстати, по нему что-нибудь есть?

— Ровным счетом ничего, — поморщился Мердок. — Ни четкой ауры, ни физических следов. Лишь очень смутные и размытые энергетические оттиски, которые не дают возможности идентифицировать некроманта. Наши эксперты разводят руками и уверяют, что такое невозможно. Какой-то...

И добавил кое-что еще, не вполне вежливое.

Я невольно улыбнулась и раздавила сигарету в блюдце, стараясь не задумываться о его стоимости.

Надо же, а он тоже человек! Зря я считала его бесчувственным истуканом.

— Чему вы радуетесь, Стравински? — осведомился он крайне холодно, подпортив впечатление.

Пришлось срочно сгонять с губ компрометирующую улыбку.

— Совпадению вашего и моего мнения о ситуации, господин следователь! — отрапортовала я бойко, преданно пожирая его глазами.

За время работы в полиции я освоила этот трюк безупречно.

"Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак!" — как любит повторять бабуля, с которой я репетировала тот самый "вид лихой и слегка придурковатый".

Он вздохнул, снова устало потер переносицу и предложил вдруг:

— Стравински, давайте мы с вами обойдемся без официоза? Разумеется, не при посторонних. Так или иначе, мы вынуждены работать вместе.

"Вынуждены" мне не понравилось, но я это проглотила.

— И как мне вас называть?

— Мердок, — предложил он ровно. — Обращаться друг к другу по имени будет излишне, а вот по фамилии в самый раз.

"Зануда!" — подумала я с досадой, а вслух сказала:

— Договорились... Мердок.

Он кивнул.

— Итак, вы не подозреваете, кто это мог быть?

— Увы, — я развела руками и с тоской покосилась в окно.

Там солнышко, птички... а мне тут разглагольствования Мердока выслушивать!

Сколько можно об одном и том же?

— Боюсь, так мы ни к чему не придем, — заявил он, словно подслушав мои мысли. — И все же любопытно, почему он изменил правила игры? Ведь не было никакой угрозы — ни улик, ни свидетелей, ничего. Любопытная загадка...