Русь 13 век. Тень предков

А вот всадники тушкой Романова заинтересовались. Кряжистый детина на таком же исполинском коне как он сам подъехал к Святославу. Настоящий богатырь, вроде Ильи Муромца. Голова круглая, лоб широкий, нос картошкой, мозгов чуть, зато силушки хоть отбавляй.

— Ты что убогий? Может, слухом слаб, али в ухо захотел? К тебе боярыч обращается.

К словам всадник присовокупил огромный кулак, скорее даже не кулак, а булыжник размером с футбольный мяч. Нет, Святослав тоже был не из маленьких, да и драться часто приходилось, болельщики это любят, но связываться с десятком мужиков. Себе дороже. Спортсмен вышел на бережок. Оттуда голову задирать не нужно, да и чувствуешь себя на холме безопасней.

— Ребят, мне проблемы ни к чему. Сейчас отдохну чуток и пойду себе дальше.

Тощий мужичок с огромными как у осла ушами, с вытянутым крысиным носом, да еще и красный, видимо с перепою, противно заржал, похрюкивая на каждом вздохе.

— Ты паря видимо и вправду ушибленный, — 'Илья Муромец' печально вздохнул, — Чей ты хоть будешь? Хуторской, кузнеца Никулы холоп?

Да что они все холоп да холоп. И крысеныш все пищит да пищит, так бы и дал ему в челюсть — злился Святослав. Но сдержался и даже подыграл реконструкторам.

— Вольный я, коль на то пошло. Заблудился. Может, подскажите куда зашел?

Здоровяк покрутил бороду, видимо раздумывая о чем то, а потом спрыгнул с коня и оказался таким большим, что хоккеист по сравнению с ним был самым настоящим карликом. Святослав бросил взгляд на себя, на ноги, на руки, потом кинулся к воде и увидел в отражении реки молодого парнишку. Совсем подросток, волосы черные, густые, ресницы как у девчонки длинные, глаза голубые, лицо правильное, овальное, скулы узкие и мушка на щеке. Симпатичный щупленький подросток. Святослав так и плюхнулся назад от неожиданности. Нет, проснуться утром в поле — это необычно, но объяснимо. Много спиртного, наркотики, которые он раньше никогда не употреблял, самолет, машина и вот, ты уже в поле, но чтобы тридцати трехлетний мужик стал подростком. Ну, не бывает так!

— Да не боись, не обидим, — примирительно сказал 'Илья Муромец', — что мы тати какие. В землях боярина Путяты ты.

Святославу само собой это ничего не говорило, кроме того что сочетание 'боярин Путята' резало слух. Странно такое слышать в наше время. Хоккеист поднялся и отряхнулся.

— А год сейчас, какой?

Здоровяк добродушно улыбнулся. Не было уже грозного богатыря, а был добродушный мужчина, многое повидавший и ничему не удивляющийся. Ну, еще явно решивший, что перед ним стоит человек убогий, а значит отмеченный свыше.

— Так 6708 год от сотворения мира, весна на дворе, — и добавил, предрешая вопрос, — княжество Переяславское, а княжит сейчас Ярослав Всеволодович. А ты, чей будешь? И как ты тут оказался? Роду ты вроде не нашего, а говор наш. Может ромей, они в языках шибко сведущие?

Такой поворот событий окончательно добил хоккеиста. Вот ты в лучах славы, на пике карьеры и вдруг ты оказываешься в дремучей Руси. То, что Переяславль это Русь даже Святослав знал. 6708 год...дамс, явно не будущее. Вчера был 2012 на дворе, маловероятно, что наши потомки через четыре с половиной тысячи лет будут выглядеть так. Нужно что-то отвечать.

— Да русский я, издалека только. К князю вашему ехали, а я потерялся.

Святослав простодушно улыбнулся, мол, ну глупый, ну не путевый, так не убивать же меня за это. А убивать никто и не собирался, исключительно прибрать, что плохо лежит.

— А кто докажет что ты вольный, а не рябичич? — встрял крысеныш.

— Ничего я никому доказывать не должен. Презумпция невиновности, слыхал такую? — возмутился хоккеист.

— Чего? Ты мне всякие глупости свои ромейские не говори. И не дерзи старшему, а то я тебя вмиг научу старших уважать. Батогами отхожу, так что мало не покажется.

Святослав даже попятился. Ох, не просто грозит крысеныш, такой гниде человека забить, что муху прибить. Остальные всадники внимания на чернявого мальчонку не обращали, коней поили. А вот парню в красных сапожках стало интересно. Странный чужак, потерявшийся в степи и взгляд у него наглый.

— А может половец? Глаза как у волчонка. И смотрит нагло, может сын подханка какого? — вмешался парень.

Так, дела совсем плохи. Половцы, печенеги, татары их на Руси любить было совсем не за что.

— Да, что вы, какой он половец, — отрезал 'Илья Муромец', — половцы так по-нашему разуметь не умеют. Ума у них маловато. Да и не похож он на половца. Те страшные как черти. Хотя русских я тоже никогда не слышал, нет в здешних землях такого племени.

— Так я и говорю, может подханка сын, те себе в жены красивых баб берут, горячих..., — не унимался парень.

— Шибко много знаешь, — 'Илья Муромец' махом отвесил парню подзатыльника, — постыдился бы старших.

Да высок был здоровяк, ему даже тянуться не понадобилось, чтобы леща подопечному отвесить. Парень отъехал в сторонку, на безопасное расстояние и тявкнул.

— А ты на меня руку не подымай. Я все папке расскажу, он тебя живо накажет, — голос парня сорвался и дал петуха.

Брови 'Ильи Муромца' сдвинулись, лицо посерело, лоб сморщился. Ох, и грозен был богатырь.

— Напужал ежа голой жопой. Давно видно я тебя уму разуму не учил. А ну слезай с коня!

Святослав смотрел на происходящее с интересом. Здоровенный мужик как грозовая туча надвигался на лошадь с юным всадником, при этом паренек, несмотря на то, что сидел в седле, выглядел маленьким и беспомощным. Видимо знатность происхождения никоим образом не освобождала от ответственности. А уж что с простыми пацанами вроде меня сделают? Бррр, у Романова даже спина зачесалась. Крысеныш же спрятался за спину белобрысого мужика, стриженного горшочком, с аккуратной бородкой.

— Не тронь боярыча, не тебе его наказывать, — просипел крысеныш.

— Не тявкай, а то язык вырву. Разбаловали тут, пока меня не было.

Здоровяк целенаправленно направился к боярычу, при этом снимая толстый кожаный пояс. Мальчонка спрыгнул с коня и, понурив голову, смирился со своей судьбой. Если тятя сказал, накажу, значит накажет. Святослав отошел в сторонку, чтоб не мешать, и смотреть удобней было. Картинка вырисовывалась весьма комичная. Не будет вякать, сопля мелкая, сейчас получит. Святослав не удержался, чтобы не рассмеяться. Тихонько совсем, но его услышали. Здоровяк уже приготовился отхлестать наглого мальца, развернулся в сторону чужака.

— Ты что, над боярычем смеешься, смерд?!

— Так смешно же. Извините, если кого обидел, не хотел, — хоккеист сразу перестал смеяться и попятился назад.

А вот боярыч вырвался из рук 'Ильи Муромца', да как подскочит к Святославу. Спортсмен с трудом успел увернуться от мощного удара в челюсть. Не ожидал он такой прыти от мальца, только благодаря хорошей реакции и ушел.

— Надо мной смеешься, пес! — рыкнул боярыч.

Рыком боевого пса этот звук было назвать нельзя, но и писком мыши тоже. Скорее боевой кличь детеныша волкодава.

А вот следующий удар прилетел прямо в солнышко. Дыхание перехватило и молодого хоккеиста согнуло в три погибели. Конечно, это был, всего лишь удар ребенка, сильного, но ребенка, но за то, как поставлен! Следующая серия сбила Святослава с ног, молодой человек упал на песок и скатился к реке. Мужики на лошадях заржали.

Хоккеист с трудом приподнялся на локтях, поднял голову и тут ему в лоб прилетел сапог. На мгновение Святослав потерял сознание. А потом его стошнило. Хорошо хоть ел он последний раз часов двенадцать назад, малина не в счет. Придя в себя, Святослав огляделся. На него никто не обращал внимания. 'Илья Муромец' что-то объяснял белобрысому мальчонке, крысеныш что-то вякал из-за спины другого мужика, а он Святослав валялся на песке у самой воды в собственной крови и блевотине. Герой, ничего не скажешь.

Ну ты у меня сейчас получишь, сопля мелкая и не таких ломал, — озлобился хоккеист.

Святослав спокойно встал на колени, омыл водой лицо и, поднявшись, направился к парню. К боли он был привычен. Сколько раз ему ломали нос, выбивали зубы, а уж синяков и ссадин вообще не счесть. Вот и сейчас голова немного кружилась, глаз заплыл, но Святослав шел, чтобы дать сдачи. Парень развернулся к хоккеисту и засмеялся.

— Хорошо я тебя отделал, прям на пугало похож. Будешь в поле стоять, холоп, ворон отпугивать.

'Илья Муромец' положил свою могучую длань на плечо белобрысого парня и сказал:

— Негоже над слабыми и убогими издеваться, но проучил чужака славно. И впредь никому спуску не давай.

И тут Святослав ударил. Красиво так, ногой по почкам. Парень даже успел прикрыться, только как то неправильно. Такое чувство, что ему длины руки не хватило. Двоечку в голову тоже пропустил, а вот удар коленом пришелся в пустоту. Парень поймал ногу, провел подсечку и Святослав, показав птичку, рухнул наземь. Противник навалился на него сверху, ударил правой, потом левой, ну и головой добавил. Святослав обмяк.

Боярыч добавил наглецу еще немного и поднялся с земли. Нос и губа разбиты, под глазом синяк. Хороший у чужака удар, ничего не скажешь, сразу видно, опыт. Илья Никитич подошел к подопечному и обнял его.

— Горжусь тобой! Вижу не все потеряно, не успела из тебя мамка тряпку сделать, пока нас с отцом дома не было. Ничего, выпестую из тебя богатыря.

Боярыч улыбнулся побитой мордой, скосив заплывший глаз на чужака.

— А его в холопы возьму. Мой боевой трофей, побил я его честно и неважно кем он раньше был, я его в бою взял. Правда, ведь дядька Илья?

Богатырь поморщился, развел руками, мол, что делать. Вольного холопить без суда не по Правде, но здесь, же степь, самый край земли Русской, так что, стало быть, побил врага, все его твое. Тоже по Правде.

— Бери!

И тут Святослав начал подниматься, неуклюже, с трудом, но с нескрываемым намерением поквитаться. Боярыч подскочил к нему, намереваясь добавить, и сразу отлетел. Чужак песок в глаза кинул, а потом еще в ухо дал. Правда, удар получился слабым, на одной воле на ногах держался. Боярыч очухался, наддал и чужак снова упал. В этот раз чужака пинали долго и упорно. Да только не успел боярыч отойти от поверженного хоккеиста, как тот снова начал вставать.

— Бешенный, — вырвалось у крысеныша, — как пить дать, половец.

— Не мельтеши, — Илья Никитич ухватил за шиворот тиуна и оттащил за спину, чтоб не мешался.

Боярыч уже хотел добавить чужаку, но богатырь остановил.

— Хватит, негоже тебе с холопами биться. Он проиграл, вяжите его.

— Дядька Илья так он же, добавки просит. Потом мне в горло вцепиться, если я ему сейчас не покажу кто сильнее. Ты ж сам мне говорил спуску не давать.

Двое мужиков спрыгнули с коней и сноровисто скрутили Святослава. Как кулек, даже рукой не пошевелить. Один из них перебросил его поперек седла, да так что Романов снова ударился животом о седло и потерял сознание.

— Вцепиться, обязательно вцепиться. Да только сейчас ты его приручить не сможешь, не умеет он сдаваться, жизнь еще не научила. Убьешь только зазря. Понимаешь, Данилка ты людей в бой потом водить будешь, а ими ой как не просто управлять. Воин не холоп и даже не смерд, служить будет только тому, кого выше себя считает, кому верность свою пообещает. И дело тут не только в силе. Есть в дружине твоего отца воины и побойчей чем он сам, но дух в нем таков, что остальные ему противься не могут и с радостью за него в сечу идут. У чужака дух сильный, побори его, пусть сам захочет тебе служить. Ты будущий вождь, научись не только кулаками махать.

Глава вторая. Дурной сон.

За окном завыла страшная метель. Окна закопченной избы заткнуты ставнями со шкурами, холодно зимой. Каждая капля тепла на счету. Пол деревянный, из нарубленных чурок. В углу печь без дымохода, топиться по-черному. По избе разносится храп, могучий мужик спит на широких полатях, рядом крепко сбитая баба, за занавеской детишки, много, возятся как котята, всех и не счесть.

Святослав стоит у стола и ему страшно. Темно в теплой горнице, а на улице мороз и вой как тогда. Но слышит его только он, остальные спят. Боязно выходить за дверь, но коли себя не пересилишь, всю жизнь бояться будешь, и страх этот, волю твою заберет. Святослав толкнул дверь, в сенях мелькнула тень, даже не тень, а сгусток тьмы еще более черный, чем сама ночь. Парень остановился, помедлил секунду, сжал глаза посильней, а потом разжал. Стало светлее, привыкли глаза к черноте. Святослав перешагнул через порог и вошел в сени. Никого. Но вой! Страшный, дикий, похож на волчий, но не волчий. Теперь Романов знает, как воют волки, этот зверь был гораздо злее. В его вое читалась боль, которую может унять только боль другого человека. Убей, кричал он, убей. Я иду за тобой. Ты меня слышишь...? Святослав помедлил секунду и вышел во двор. Ледяной ветер ударил прямо в лицо. Холодные колючие хлопья мигом забили уши, забарабанили в грудь, прикрытую одной нательной рубахой. Святослав босыми ногами прошел по снегу. Во дворе было светло, на небе повисла полная луна, блики которой играли зловещими огоньками на голубоватых сугробах. В хлеву беспокойно заблеяли овцы, где-то рядом залаял пес. Святослав снял факел со стены, запалил огнивом, лежащим в сенях, и двинулся к воротам. Вой дворового пса сорвался на дикий визг и затих. Мальчик остановился. Пес молчал. С улицы послышался всхлип. Романов прислушался, еще всхлип. Кто-то плачет, тихо, горестно. Девочка, точно. Святослав поднимает засов, и дверь распахивается настежь, выбитая порывом ветра. Святослав отскочил назад, выставил вперед факел, огонь рассеял тьму. Но на место плачу пришел смех, ехидный, злой. Так смеются гиены, когда загоняют дичь. Сердце упало, куда-то вниз. Романов хотел бежать, укрыться под лавкой дядьки Никифора, но не мог, страх сковал. Ни рукой пошевелить, ни вздохнуть, только чувство, что что-то надвигается из тьмы и смеется. Святослав сжал факел посильней и, прикусив губу, пересилил себя, шагнул вперед. И выкрикнул.

— Я не боюсь тебя! Покажись!

В ответ ему неслось лишь эхо, слившееся со свистом метели, не боюююсь! Покажииись! Но смех прошел. А плач вернулся вновь. Святослав пошел на звук. Улица маленькая, не широкая. Вышел к речке. Вдоль реки шла дорога, а у реки, где был мост, сидела девочка. Вся в белом, маленькая хрупкая, в нательной рубахе, как и сам Святослав. Он помедлил. Девочки в ночи в метель у реки не плачут. Не девочка она, но кто? Он двинулся вперед, намереваясь заглянуть неведомому врагу в лицо. Девочка так и сидела у реки и горько плакала. Святослав остановился в нескольких шагах от нее. Темно, но фигура малышки знакома. Аленка! Святослав отбросил факел и кинулся к ней, развернул девочку к себе. Точно Аленка, все лицо заплакано. А глаза голубые-голубые, как ледовый океан. И холодные, мертвые глаза.

— Аленка, ты чего тут? Чего плачешь?

Аленка печально улыбнулась. Прижалась к узкой груди мальчика, как будто желая укрыться от метели и от всего этого несправедливого мира.

— Беги Святославушка, беги. Они идут за тобой.

И тут Аленка оттолкнула его и на место лица маленькой девочки, на него уставилась смуглая бородатая морда, перечеркнутая шрамами. Черные глаза впились двумя горящими угольками.