Русь 13 век. Тень предков

— Отрицаешь ли ты все, что было сказано против тебя? — задал вопрос боярин.

— Нет, не отрицаю. Я убил Мотыля, я побил шестерых воров, что татьбой занимались средь бела дня.

Толпа охнула. Дружинники одобрительно заворчали. Для них парень был молодцом, семерых побил, один из которых, был старше его на четыре года. Ему братину давать надо и гривну серебряную на шею навешивать, а не судить. Герой!

— Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я все сказал!

— Поясни, — нарочито гневным голосом сказал боярин.

— Скажи мне, светлейший боярин, тебе ли принадлежит Алена Никифоровна, твоя ли она холопка?

— Моя, — не стал отрицать Путята.

Это все знали, никого не удивил.

— А, что по Русской правде полагается за кражу чужой вещи со двора?

Ответил стряпчий.

— По правде, коли вор, застигнут на месте преступления в отчем доме под теплой крышей и миром дело разрешить, не желает, так будет он бит до тех пор, пока от своего злого умысла не отречется. А коли смерть он свою сыщет, так-то по Правде, и виру за убийство его платить не следует.

Толпа зашумела. Ну, какое же тут воровство?

— Так то, в доме отчем, а он в сарае, — выкрикнул кто-то из толпы кожемяк.

— А ну тихо! — взревел стряпчий, — говорит только тот, кому слово дали.

— Разреши продолжить, светлый боярин? — обратился Святослав.

Боярин кивнул. Благосклонно так.

— Именно воров я и увидел в сарае. Твою вещь боярин украсть хотели, Алену Никифоровну. Скрутили ее вшестером и намеревались похитить. Ну, а как еще это можно понять? Коли хватаешь, кого и волочешь куда-то, значит, украсть намереваешься. Больше никак это понять нельзя. Ну, а насчет дома, отчего... Алена Никифоровна твое имущество, вся земля, что тебе принадлежит, твой отчий дом. Украсть ее пытались из под крыши, значит из твоего, отчего дома. А я всего лишь вступился в защиту твоего имущества светлейший боярин, как и полагает княжьему человеку. Коли не прав я был, накажи.

Кожемяки зашептались. Не нравилось им, как суд обернулся, с боярином ссориться глупо. Можно и без бороды остаться.

— А чем докажешь слова свои. У нас три десятка послухов, а у тебя кто? — степенно спросил староста.

— Я подтверждаю. Одином клянусь! — вперед вышел огромный Скулди.

Ох, и грозен был норманн. Все его родичи давно христианство приняли, а он по-прежнему в старых богов веровал. Его боевая секира висела за спиной, напоминая всем окружающим, что язык нужно держать при себе, так как часть этого тела легко отделима.

— Коли не верит кто, божьего суда требую. Выйдем на перекресток и будем биться.

Свей Сигурд уже намеревался выйти, сказать что-то, но Путята глянул на него так, что тот сразу умолк и с места не двинулся.

— Охотно верим тебе, — промямлил староста.

Ну, еще бы ты не поверил. Ни на какой перекресток идти не пришлось бы. Скулди бы прямо тут из одного целого смерда сделал двух полусмердов. А потом виру бы заплатил, все ж по Правде.

— Кто-то еще что-то хочет сказать?

Толпа молчала. Вроде все правильно. Чужую вещь трогать нельзя, коли из дома потащишь, наказание за это суровое.

— А как же насчет колдовства страшного. Волком он обратился, демон в нем был! — взревела убитая горем мать.

Так, об этом обвинении не подумали.

На помощь пришел молодой княжич. Ярослав встал с помоста. Поклонился люду.

— Люди добрые, позвольте мне ответить. Святослав друг мне, видел я храбрость его. Видел поступки его славные, а видели ли вы хвост у него? Клыки волчьи, али может шкура на нем была? Отвечай, кожемяка.

Отец убитого парня понурился. Опустил голову, ответил.

— Не было у него шкуры, и хвоста не было. Глаза только страшные...

Ярослав улыбнулся, но не по-доброму, зло оскалился. У смерда даже мурашки по спине побежали.

— А мои глаза добрые?!

— Тоже страшные, — буркнул мужик.

— Так то-о! А ну Святослав, перекрестись. Докажи людям, что сила твоя от бога данная.

И Святослав осенил себя крестным знаменем. Священник поднес крест, Романов поцеловал распятие. Очистился.

— Вот видите люди добрые, в бога Исуса Христа сей отрок верует и во имя этой веры, за вас всех был готов смертушку лютую принять. Один против тьмы половцев вышел, из засады ворогов выманил, под удар подставил. Только благодаря ему и живы вы до сих пор.

Ярослав обвел всех грозным взглядом и сел на свое место. Толпа громко охнула. Это что ж получается, героя и спасителя судим? Не правильно как то получается. А Путята встал и громко огласил свое решение.

— Раз добавить больше нечего, так замолчите вовсе. Слушайте слово мое! Святослав Игоревич вина в убийстве по умыслу совершенному тобой не доказана, действовал ты, как и полагается, свободному княжьему человеку. Вступился за мое имущество и обиду не за что претерпел. Благодарю тебя за службу. Кожемякам присуждаю уплатить гривну серебром, за суд княжий и две гривны за навет потерпевшему. Ворожбы в твоих действиях нет, крестным знаменем от навета очистился. Все, слово мое сказано. Пусть все услышат. А коли, кто мстить захочет, так пусть знает, что Святослав отныне отрок мой. Месть к нему на себя принимаю.

Святослава просто распирало от важности. Его прилюдно оправдали, объявили княжим человеком. Наконец за него вступились. Приятно чувствовать себя частью чего-то цельного, сильного. Этим и гордиться не грех. Суд само собой был постановочным. Стряпчий Святославу уже давно объяснил, что нужно говорить. Но Романов приукрасил, хорошо получилось, сам собой был доволен. Ярослав поздравил друга. Молодой княжич относился к тому типу людей, с кем всегда легко. В первый раз увидел человека, а как будто всю жизнь его знаешь. Всегда веселый, разговорчивый, улыбается, даже не подумаешь что варяг. На охоту пригласил. Завтра мишку брать будем. Потом все пошли купаться, жарко на улице, а Святослав задержался. Подошел к Аленке. Девочка дулась, ее тут битый час вещью называли. Кому понравиться?

— На охоту поедешь?

Девочка робко поправила плащ на плече Святослава.

— Поеду. С Ярославом хоть на охоту хоть в сечу. Я теперь княжий человек, отрок.

Аленка сморщила носик.

— На медведя опасно. Мал ты еще княжьего зверя брать. Вдруг замнет тебя лесной царь?

— Мне мишка не полагается. Князь его сам брать будет, я для страховки. Большую честь мне оказали. Из отроков на медведя никто не ходит, один я пойду.

Девочка взяла ладонь мальчика, сжала.

— Не ходят, потому что рано еще. Мишка зверь грозный, не ходи. Предчувствие у меня не доброе. Скажись болезным.

Улыбка с лица парня сошла. Ну что ж такое, ни дня спокойно пожить нельзя, каждый день что-то случается.

— У меня малышка каждый день предчувствия не хорошие. Вот как открою глаза, посмотрю на мир, средневековье и сразу предчувствия нехорошие. Ты лучше вот что знай, твой отец холоп рядный, так что в грамоте цена каждого из вас указана. Я вас выкуплю, у дяди денег попрошу, он мне не откажет.

Аленка зарделась, раскраснелась вся, грудку выпятила, платочек мнет.

— А зачем? — запнувшись, спросила девочка.

Святослав задумался. Да ясно же зачем, чего тут думать!

— Друг ты мой лучший. Не могу я уже без тебя. Лечить меня будешь, ругать, когда я глупости всякие творю. Будешь ведь?

Девочка улыбнулась, просветлела.

— Буду!

Глава десятая. Дикая охота

Охотник из Романова был еще тот, пару раз из ружья по рябчикам стрелял, а тут собрался идти на царя зверей. При том что мишка здешний совсем не тот затравленный зверь, что скрывался от людей в лесах в его время. Медведи здесь достигают до тонны весом, ни человек, ни сам черт им не страшен. Единственным оружием, которым умел пользоваться Святослав, был лук, но для медведя стрела, что слону дробина. Отмахнется и не заметит. Правда, как надеялся Романов, участвовать в охоте, ему не придется, это больше почетная должность, чем реальная повинность. Но все оказалось иначе. Княжья охота, это не тоже самое, что пиршество при дворе французского короля, где на охоту едут с кучей слуг, выпивкой и женщинами. Здесь охота на медведя это часть воинской подготовки, идут на охоту малыми боевыми группами. К примеру, Святослав вошел в группу Ярослава, в которую входил еще Даниил, десятник Годым и гридень Непряда. Плюс в качестве усиления егерь с парой собачек звероподобного вида. И была это именно боевая группа, то есть у каждого была своя роль. Святослава, к его большой радости, поставили в арьергарде, прикрывать с рогатиной тыл группы. По мнению Романова это была самая безопасная диспозиция, но оказалось, что все не так просто как он думал. Как ему потом пояснил дядя Скулди, медведь хитер и опасен, если учует человека, то не попрет, на пролом, а попытается обойти и выйти на тропу, где ранее прошел человек, а потом, пройдя по ней ударить с тыла. Все как у людей.

Доспеха у Романова не было, да и не к чему он ему. С такой комплекцией хоть в латах, хоть без них, мишка из Романова одним ударом дух выбьет. И с луком тыл прикрывать Святославу никто не дал, вооружив его мощной рогатиной, длиной под его руку, и щит дали небольшой. На голову шелом нацепили, так на всякий случай. Лук все же Святослав с собой взял. Мало ли пригодиться.

Сначала двинулись на лошадях на Север, в степи медведя искать бесполезно, ему лес нужен. Десятник Годым, сказал что знает где найти знатного медведя. Такого, что только князю по-силам его на копье принять. Так что туда и направились. Двигались больше суток, тремя отрядами, авангард, центр и арьергард, поочередно меняясь местами. Это тоже часть обучения воинов, отработка так сказать на практике приемов движения по вражеской территории. Здесь территория была своя, но лучше сразу привыкнуть стеречься от врага, чем потом неожиданно попасть в засаду. По пути один раз остановились на привал в небольшой лощинке у ручья.

В отличие от Святослава для остальных это была обычная охота. Подумаешь, завалить мишку и не таких брали. А вот Романову стало страшновато. Еще и Аленка со своими предчувствиями. Вечером на привале Святослав до полуночи просидел у костра и не мог заснуть. К нему подошел Ярослав и сел рядом.

— Не спиться?

Святослав утвердительно качнул головой и потянулся всем телом.

— Предчувствие плохое. Может просто страх, я ведь на медведя никогда не ходил раньше, а он посильнее половца будет.

Ярослав улыбнулся и подбросил полешко в огонь.

— Медведь хоть и силен, но он просто зверь. Если все правильно сделать, то возьмем его тепленьким, даже не опомниться. За человеком охотиться гораздо опаснее, ты у того идола в такой передряге побывал, что тебе теперь сам черт не брат. Любит тебя господь, любой другой на твоем месте лежал бы уже в могиле у того идола, а ты жив и здесь со мной разговариваешь. Так что ложись спать, завтра будет тяжелый день.

Святослав открыл флягу, глотнул разбавленной медовухи и протянул Ярославу.

— Может ты и прав, только мне сны, сняться, которые потом сбываются. Боюсь, что лягу спать и снова что-то страшное увижу. Наверное, это мое проклятье.

Князь отпил из фляги и вернул ее Романову.

— Это не проклятье, это дар. Ты видишь то, что не видят другие. Многие мечтают о таком даре, я тоже. Только не полагайся полностью на свои сны, они могут запутать тебя. Так было с моим предком, он неверно истолковал сон и поплатился за это жизнью.

— Иногда мне кажется, что я избранный, что я создан для чего-то большего, для великих свершений. Глупо наверное так думать.

Ярослав снова улыбнулся.

— Кто знает, может так и есть. Правда, мне кажется, что каждый мальчишка мечтает о величии. Стать великим полководцем и завоевателем, создать свою империю, как Александр Македонский. К сожалению это все только мечты, я тоже раньше мечтал, но мир жесток и беспощаден, от нас мало что зависит и мы вынуждены просто играть свою роль.

Святослав, удивленно сдвинув брови, поднял взгляд на Ярослава.

— Странно слышать такие речи от тебя, ты все же князь, сын Великого князя Владимиро-Суздальского Всеволода. Ты и вправду можешь создать империю, воплотив свою мечту, объединив княжества, возродить Киевскую Русь в былом величии. Я же вижу, ты достоин этого и тебе это по силам.

Ярослав печально вздохнул.

— Я младший в роду, когда я стану князем Владимирским я буду совсем стар, а если пойду сейчас, силой занимать чужие столы, то на меня набросятся все, даже мои браться и отец. Мне не по силам их одолеть. Так, что, уже ничего не изменить, по крайней мере, не мне и не сейчас.

— Я бы пошел за тобой, многие бы пошли. Руси нужна единая рука, которая объединит все племена, не должно быть Новгородцев и Суздальцев, должны быть русские, единый народ, под рукой сильного князя, только так мы сможем выстоять против внешних врагов.

— К сожалению, мы больше привыкли сражаться друг с другом, чем с чужаками. Ты идеалист мой юный друг. Но мне нравиться полет твоих мыслей.

Ярослав встал и, похлопав Святослава по плечу, направился к лежанке.

— Ложись спать, ты слишком молод, чтобы думать о таких вещах. Да и мне рановато. Если кто то услышит наши слова и передаст их моим старшим братьям, то нас могут убить, — через плечо бросил князь Романову.

Ярослав ушел, а Святослав продолжил сидеть у костра.

Вот значит как, я не первый кто думает об объединении Руси. Тот же юный Ярослав хотел бы покорить остальные княжества и стать по-настоящему великим князем. Только это оказывается не так просто как кажется. Чтобы спасти Русь, ее сначала придется сжечь, вот такой парадокс получается. Не уверен, что я готов убивать своих братьев даже ради великой цели.

Святослав лег на лежанку и укрылся плащом. Сон был не спокойным, но вещих снов не снилось.

Подняли всех засветло, быстро перекусили, собрались и двинулись в путь. Непряда постоянно травил какие то байки, повествуя о своих похождениях в теремах купеческих дочек в Киеве. И было их столько, что Романову показалось, что гридень из тех парней, что постоянно рассказывает о своих победах на любовном фронте, а сам как был девственником так им и остался.

— Залезаю я вечером в терем к купеческой дочке через окно, а она в одной нательной рубахе, которая такая тонкая, что каждый изгиб тела видно, груди как дыни, бедра как борт корабля, вся такая мягкая, гладкая, манящая и ручкой себя там где пушек поглаживает, аж по ногам течет и губки покусывает. А я такой замер на подоконнике, рот раскрыл, аж слюна на пол капает и глаза на выкате. Я ж весь горю, ни о чем кроме ее сладкого местечка думать не могу. Лямку дернул, чтоб штаны спустить. Мой богатырь вырвался, грозит копьем вражине. А она как на ложе задницей плюхнется, ноги раскинет, чуть ногами опорные столбы кровати не перерубила. Ну я ж мужик видный, не удержался, заревел туром, перешел в галоп, опустив копье на перевес, да только забыл, что на подоконнике со спущенными штанами стою, запутался в портках, да как грохнусь на пол, аж до самой кровати докатился. Думал своим копьем пол прошиб, до чего громко балки заскрипели. Ну думаю, конец мне, сейчас слуги с топорами сбегутся, а я своим естеством как дятел меж балок застрял. Хорош гридень получается. Девка встрепенулась, за дверью мамка запричитала. Кричит, мол, Юленька, что с тобой дорогая, никак ушиблась? А я как заржу, как конь. Да чего этой кобыле будет, вон она, чуть кровать не проломила и ничего, даже не царапинки. А вот мне больно, я тяну его из щели, а он не идет, упирается. Кричу Юльке, тащи масло, вытаскивать меня будешь. А она стерва посмеивается на до мной, от смеха аж с кровати упала и крынку со стола с молоком смахнула. Так это молоко прямо мне под морду стекло. Лежу я теперь на полу и языком молоко с пола, как кот слизываю. А чего делать, не захлебываться же в нем. Девка от смеха уже по полу катается, а мамка не понимает ничего, в дверь колотиться. Кричит Юленька, я спасу тебя, сейчас папку позову. Мне уже и девку совсем не хочется, лишь бы до дома добраться, слышу топот копыт по лестнице. Раз удар в дверь, я рванул, но не вытащить естество, еще удар, я снова рванул и вот на последний удар я понял. Либо я сейчас освобожусь, либо меня ее папенька 'освободит'. Деваться некуда, удар в дверь, а я как рвану, так вместе с половицей вырвался и в окно. Половица в окно не прошла, впрочем я тоже. Половица переломилась, я нет. Богатырь крепче деревяхи бездушной. Вышел на улицу со второго этажа вместе с оконной рамой и ставнями. Штаны как парашют сработали, приземлился я на кусты крыжовника, да со ставнями на голове, как в скворечнике. Тут то я понял, что все что было до этого, просто цветочки. Шипастые ветки крыжовника мне туда попали, куда приличный мужчина никого не пускает. Слышу, тесть собак спускает. Кричит, ату его ату. Но это уже как то второстепенно прозвучало, с крыжовником в заднице, собаки уже не страшны. Перепрыгнул я в общем частокол в три сажени, бегу по улице в скворечнике и без штанов, а за мной куст тянеться. Девки идут смеются, мужики сочувствуют, но тоже гады ржут. Вот как то так, добежал я до дома. После этого пол года по бабам не ходил, зарёкся. Правда в конце концов не сдержался.