Русь 13 век. Тень предков

Святослав приподнялся на лавке и тяжело вздохнул.

— Не побить мне его. Убить могу, коли в ярость впаду, а побить нет. Он сильнее, быстрее и знает больше во владении мечом чем я.

Скулди поднял меч Романова со стола и протянул его парню.

— Вот держи, ни его глазами ищешь? Не пристало воину, без меча.

Святослав взял клинок в ножнах и положил его рядом с собой.

— Да он сильнее тебя и быстрее и с мечем обращается уже две зимы. Но ведь ты по матери из рода конунгов. Не знаю как хузары, а мы даны никогда не проигрываем. Ты мой родственник, а значит должен побить того мальчишку, полянина.

Ну, Святослав бы мог возразить насчет того, что викинги никогда не проигрывают. Еще как били их, даже в рассвет нормандских завоеваний. А уж теперь и подавно, ничем не примечательное королевство, кроме пожалуй своих фьердов. Но на счет того, что полянина нужно побить любой ценой, он был прав, иначе быть мне простым гриднем всю свою короткую жизнь.

— И как мне это сделать? Я тренируюсь с утра до ночи и у меня ничего не получается.

Скулди ухмыльнулся. Если честно, Святослав полагал дядю таким грубоватым и не шибко умным рубакой. А нет, видимо даже эта простота показная.

— Есть у меня идейка. Все эти причитания Рагуха глупость полная. Я не предлагаю освобождать твой разум. Мне кажется твоя ошибка, что ты хочешь все и сразу. Ты каждый день учишь все новые финты, чтобы догнать остальных ребят, но твое тело не успевает привыкнуть и запомнить прием, поэтому ты долго вспоминаешь, что нужно делать в поединке. Тебе не нужно их догонять, все это рано или поздно придет, тебе нужно выучить один прием, но довести его до совершенства. Повторять его каждый день, все свое свободное время. Эти ребята работают простыми связками, которые заучили за два года. И я знаю один прием, который тебе идеально подойдет.

Святослав даже рот открыл, заслушавшись.

— Серьезно, и я смогу побить его?

Скулди кивнул и встал с лавки.

— Конечно, если очень будешь желать этого и стараться. Но если ты вновь ему проиграешь, я сам с тебя шкуру спущу. Не бывать тому, чтобы мой племянник валялся в грязи. Когда с охоты вернулся, хоть и биться не умел, но ярость в тебе была, что никто тебя побить не мог. А теперь и она куда-то исчезла.

— А ты тоже так побеждаешь, одной заученной связкой? — несмотря на гневную тираду, поинтересовался Святослав.

Скулди остановился в двери и обернулся к племяннику.

— Совсем ты меня не слушаешь, я же говорил тебе, что со временем эти связки не имеют никакого значения, ты сам начинаешь их творить. Связки нужны, таким как вы, неумехам, — и вышел из горницы.

Романов снова откинулся на перину. Вот бы дожить до тех времен, когда мое мастерство достигнет такого уровня. Ладно, проблемы нужно решать по мере поступления. Чтобы я успел отточить тот трюк, о котором говорил Скулди, мне нужно время. Можно конечно проваляться в постели притворившись больным, но тогда Третьяка точно назначат десятником и изменить уже что-то можно будет только убив его. А это не лучший способ решения проблемы в группе. Так ни одного бойца в десятке не останется. Значит работаем по первому плану, полянина нужно вывести на время из игры и сплотить коллектив вокруг себя.

Аленка все же пришла, как Святослав и рассчитывал, вечером, видимо завершив все домашние дела. Она открыла дверь в светлицу и села на лавку где недавно сидел дядя Скулди.

— Ты просил, чтобы я пришла? Зачем? Ты же не хотел меня больше видеть?

На этот раз Святослав решил не вставать с постели и даже не приподниматься, притворившись очень больным. Он страдальчески поморщился и попытавшись приподняться, снова упал на перину.

— Лежи, дурной, чего дергаешься.

— Тогда в сенях ты не правильно меня поняла. Я хочу дружить с тобой и ты мне очень дорога, не хочу этого терять.

Девочка нахохлилась, начав теребить платочек в руках.

— А я ведь думала, что ты меня в женки хочешь взять. Я понимаю, что я тебе не пара, ну может хотя бы второй. Тебе года через четыре уже жениться, а мне тогда еще рано будет. Ты женишься, она тебе первенца родит, а года через два ты и меня в жены возьмешь. Грешно это конечно, но так многие живут, тем более что ты человек знатный, тебе положено иметь несколько жен, церковь простит.

Святослав улыбнулся. Да что она все о свадьбе, да о свадьбе. Блин, малолетка, а туда же.

— А чем тебе дружба не по-сердцу? Понять я все не могу.

Девчонка шмыгнула носиком и стерла слезу.

— Тебе легко говорить, дружить. А на меня все девчонки и парни косо смотрят, я же с тобой постоянно общалась. Так они и думали, что я твоя. А как ты со мной общаться перестал, все решили, что я порченная, раз я тебе не нужна. Теперь меня и в жены никто не возьмет и общаться со мной никто не хочет.

Даа, вот дела. Как то Святослав не думал о таком результате. В его представлении парни и девчонки в десять лет дружат безо всякого контекста. А тут оказывается нет, они себе уже пару выбирают.

— А я думал тебе папка мужа, потом найдет? — невпопад ответил Святослав.

Девчонка опять тяжело вздохнула.

— Найдет конечно, только ведь нелюбимый будет. Отдаст за какого-нибудь оболтуса, другой ведь меня с моей репутацией и не возьмет. Буду маяться всю жизнь.

Ладно, чего девчонке страдать. Скажу что возьму ее в жены, лет через шесть, то есть в шестнадцать где-нибудь. Пусть пока подрастает. А там, может у нее это поветрие пройдет, найдет себе нормального парня, по возрасту.

— Ладно, возьму тебя в жены, но только не раньше чем тебе исполниться шестнадцать зим, а до этого ни-ни, никаких поцелуев, обнимашек. Пока не подрастешь, просто друзья.

Губа девочки задрожала и Аленка бросилась к нему, ухватив ладонь Святослава и прижав ее к щеке.

— Спасибо! Спасибо! Я правда буду очень хорошей женой, может не очень покладисто й, но ты говори если я перегибаю палку, меня иногда как понесет, сама себе диву даюсь. Такого наговорю, что самой стыдно. То боярину, то князю нагрублю. Давно выпороть пора и поделом мне.

— Ладно, ладно, хватит. Я все понял.

Святослав рассмеялся и помог Аленке сесть на кровать. Она сидели и смотрела на него обожающими глазами. Даже как то стыдно стало за свои мысли.

— Мне помощь твоя нужна. Поможешь?

Аленка утвердительно закивала головой и снова русая прядь коснулась ее глаз, как в тот раз, в сарае. Святослав даже сжался. И как она так ходит?

— Все что нужно сделаю!

— Мне снадобье надобно, да такое чтобы человеку по нужде постоянно ходить нужно было и чтобы он этот свой позыв в приличном обществе удержать не мог. А также противоядие от него.

Девчонка удивленно развела брови и с подозрением обратилась к парню.

— А тебе оно зачем? Есть у мамки такое снадобье, только оно, чтобы людям помогать, когда нужду справить не могут. Если его капельку капнуть, то поможет человеку. А если ложку, то будет как ты сказал, из ямы сутками не вылезет.

Святослав чуть ладошки не потер как таракан от удовольствия. Хорошо, вот пусть и сидит Третьяк в яме и кряхтит, может о жизни подумает и поймет, против кого стоит идти, а против кого нет.

— Нуу, можно сказать так, хочу спасти одному человеку жизнь, чтобы мне не пришлось его убивать. Согласись, из двух зол нужно выбирать меньшее?

Девчонка фыркнула и слезла с кровати, развернувшись к больному.

— Не из зол нужно выбирать, а из добрых поступков. Зло и без тебя свершиться.

Святослав привстал с кровати и улыбнулся девочке, самой своей обворожительной улыбкой. Правда с побитой мордой он наверное выглядел еще тем мачо.

— Ну, вот двоежёнство ведь это грех, значит зло, но мы же готовы на него пойти.

Эффект был не тем на который рассчитывал Романов. Девчонка расплакалась и хотела уже убежать из светлицы, но Святослав успел ее поймать.

— Да ты чего? Чего плачешь то?

— Если я не дам тебе снадобье, ты меня в жены не возьмешь? Значит, ты и позвал меня только для этого, чтобы зелье получить и в жены согласился взять потому, — девчонка, всхлипывая и причитая с трудом, выговаривала слова.

Блин, вот дурак, нужно было найти кого-то другого. Думал, что с Аленкой будет проще, а она на каком-то подсознательном уровне все чувствует. Теперь чувствуешь себя подлецом.

— Да нет же, нет. Ты правда для меня самый близкий человек. Я возьму тебя в жены независимо от того дашь ты мне это снадобье или нет. Ну, перестань не плачь, не могу смотреть как ты плачешь.

Девочка вдруг замерла и мигом перестала плакать. Не всхлипов, ни капель слез, только лицо мокрое и глаза красные.

— Значит правда любишь?

Святослав помедлил и ответил.

— Да, люблю.

Как друга, подумал он про себя. Но с учетом того, какой она красивой подрастает, то не за горами тот день, когда он и правда посмотрит на нее как на женщину. В шестнадцать она будет уже настоящей женщиной, здесь девочки быстро взрослеют. В прочем как и в нашем мире.

Аленка прижалась к его груди и замерла.

— Хорошо с тобой. То плакать, то смеяться хочется и не знаю что больше. Так и переполняет все. Принесу я тебе то снадобье, только больше ложки его не давай никому, а то человек страшной смертушкой к чурам уйдет. Пора мне, пойду, а то мамушка уже заждалась наверное.

Снадобье и противоядие Аленка принесла на следующий день. Провалялся в постели Святослав еще два дня, приходя в себя, а после приказал кухарке испечь пирог с орехами и медом. Третьяк хоть и растет будущим воином, но как и любой подросток обожает сладкое, а тут им детей не часто балуют. Святослав в честь выздоровления принес пирог всему десятку. Убивая как бы двух зайцев, с одной стороны подкупить парней, а с другой вывести Третьяка из игры. Самое сложное было провести часть с Третьяком и не отправить в сортир весь десяток. То есть, нужно было провести точечную операцию и при этом чтобы на тебя никто бы не смог подумать. Первоначально, Святослав хотел подлить снадобье в пирог, но передумал, уж очень явно будет выглядеть, если Третьяк съест угощение от Романова и сляжет с хворью. Тут сыщиком не нужно быть, чтобы раскусить преступника. А как тогда? И придумать нужно, что-то очень быстро, потому что после завтра старшим над ними снова поставят сконца из хирда Сигурда. А это значит что снова будет поединок с Третьяком. Нравиться сконцам, как этот полянин метелит родича Скулди. Потому, после того как все занялись пирогом, Святослав предложил отойти Третьяку в сторонку. Парень согласился, взяв с собой пирог и они отошли к бадье с водой, где поили лошадей.

— Слушай, я знаю, что ты меня не долюбливаешь. Но я ведь и не девка чтобы меня любить. Я понимаю, что ты метил на место десятника, а назначили меня и как ты полагаешь, назначили исключительно по родственному, а не за мои заслуги.

Парень презрительно улыбнулся и как не в чем не бывало откусил пирог. Так и захотелось заехать по этой наглой роже. Разговаривать он не хочет.

— У меня есть к тебе предложение. Ты хочешь быть десятником и я хочу быть десятником. Но пока я жив, десятником тебе не быть, ты пойми это. Мой дядя воевода боярина, у него свой хирд. Каким бы я не был ужасным десятником, меня не снимут, такова суть происхождения. Я родственник воеводы, ты сын смерда. Понимаешь разницу?

Парень вытащил пирог изо-рта и оскалившись придвинулся к Романову, схватив рукой его за рубаху.

— Вот видишь, даже сейчас, видна между нами разница. Благородный человек умеет разговаривать и договариваться, а простолюдин способен только кулаками махать.

Третьяк отпустил рубаху Святослава и отошел на шаг, недоверчиво разглядывая своего противника.

— И что ты предлагаешь? Может убить тебя? Ты же сам сказал, что пока ты жив мне не видать места десятника.

Святослав покачал головой, как бы раздумывая.

— Убить? Нет, слишком варварский метод, к тому же тебе придется бежать от сюда. Дядя Скулди будет обязан за меня отомстить. Я предлагаю тебе божий суд. Мы оба выпьем из этой склянки.

Святослав достал из пояса склянку с зельем и покрутил им перед носом Третьяка.

— Если бог на твоей стороне, то с тобой ничего не случиться и зелье подействует только на меня, ну а если на моей стороне, то сам понимаешь все будет наоборот.

Парень с любопытством осмотрел склянку.

— Это яд? — почти прошептал он.

Святослав улыбнулся одними губами. Наивный парень, совсем подросток еще, видно, что страшно ему. Даже стыдно немного стало, что он решил обмануть этого ребенка.

— Нет, это не яд. Это зелье, чтобы по нужде ходить было легче. Но если его много выпить то можно и душу богу отдать. А так, только на законных основаниях не сможешь присутствовать на тренировках десятка седмицу.

Парень задумался. С одной стороны, почему бы и нет, можно попробовать, только дальше то что? Ведь пройдет действие зелья и чужак снова вернётся в десяток и его снова назначат десятником.

— Не пойдет, зачем мне это. Я могу каждый день бить тебя по голове. А пока ты в постели валяешься я десятник.

Святослав улыбнулся, такого ответа он конечно ожидал.

— Конечно можешь, но и твоя голова не вечная. Мутило ведь после того удара? А я могу и посильнее приложиться, а если еще деревяшку заточить, то можешь и к чурам отправиться. Мне потом виру присудят, но я заплачу. А вот ты за меня виру заплатить не сможешь. Так что соглашайся, это хороший вариант для нас обоих.

— Ты прав, только понять не могу, почему ты меня просто не убьешь? Так ведь проще будет.

Чтобы окончательно убедить парня, Святослав пояснил.

— Просто так убить тебя я тоже не могу. Да, мне особо ничего не будет за это, но скорее всего из дружины меня изгонят. А если я убью тебя в учебном поединке, то свои же не поймут, как потом с ребятами вместе воинскую науку постигать? Так что решить проблему нужно исключительно между нами. Это самый лучший вариант.

— Так может поединком решим? Кто победит, тот и десятник, — с надеждой спросил Третьяк, — так вроде по Правде, кто в бою лучше тот и старший.

— Нее, железкой махать для простого гридня показатель, а десятник еще и головой думать должен. Ты в поединке меня сильнее, а вот голова у меня лучше варит. А что важнее, не нам с тобой решать. Лучше давай проверим чья удача крепче, так по справедливости будет, так мы на равных.

— А что если нас обоих пронесет? Обычно снадобья на всех одинаково действует, — снова с сомнением спросил Третьяк.

Святослав поднял руку со склянкой к небу и молвил самым торжественным голосом.

— Господь Всемогущий! Благословили нас, рабов твоих, Третьяка и Святослава, реши спор между нами миром, дабы кровь наша не пролилась, пусть зелье это подействует на того, кто не достоин благости твоей. Помоги Господи.

После чего Романов перекрестился и поклонился в пояс.

— Ну вот, все. Теперь Господь решит, на кого зелье подействует, а на кого нет.

Полянин кивнул. Ясное дело, что Господь любит раба его Третьяка, а не иудейского выкормыша.

— Хорошо, давай, только ты первым отопьешь, — согласился Третьяк, — и еще, после хвори, тот кто проиграл отречется от старшинства.