Я умею прощать

— Спасибо, — угрюмо пробормотала я, не поднимая глаз на профессора.

— Ты только не воспринимай мои слова в штыки. Я ведь и, правда, долго за тобой наблюдал. Восхищался твоей целеустремленностью и работоспособностью. И все ждал, когда же ты нащупаешь свою стезю в журналистике. Но ты упорно не желала выделять что-то конкретное, важное именно тебе. Теперь, мне кажется, ты морально готова к этому... Осталось только внимательно прислушаться к самой себе. И все будет хорошо. Я в тебя верю.

— Я тоже.

* * *

И в подтверждение собственных слов, после встречи с профессором я с головой погрузилась в изучение социального вопроса. Пыталась вникнуть в суть проблем современного общества, понять, проанализировать, вычленить факты... Что-то из этого я изучала в университете, что-то было для меня совершенно новым и даже не слишком понятным. Но все равно я упорно утрамбовывала в свою голову разносортную информацию... Эффект был весьма неожиданным. Как и предсказывал профессор, я вдруг четко осознала, что это не мое.

Почему нет? Очень просто. Ведь это все равно, что сокрушаться о подорожании проезда в общественном транспорте, передвигаясь по городу исключительно на Мерседесе. Я утрирую, конечно, но факт остается фактом, мне было предельно ясно, что об этом и без меня найдется кому писать. И уверена, что не мои статьи будут гораздо целостней, а главное, честней.

А потом случилось то, чего я никак не могла ожидать. За день до окончания праздников, когда я подруливала к дому родителей Матвея, чтобы наконец-то забрать у них Алису, мне позвонила Верка, которую я в свое время по доброте душевной устроила секретаршей главного редактора нашего журнала, и сообщила потрясающую новость.

— Кир, ты сидишь?

— Паркуюсь.

— Тогда лучше сначала припаркуйся.

— Да ладно уж говори.

— Потрясающая новость! — как по команде заверещала подруга, неосознанно подражая голосу блондинки из советского фильма.

— Якин бросил свою лохудру... — протянула я ей в такт.

— Да какой Якин? Коловертов!

— Что тоже бросил?

— Именно!

— Так-с... Пока я не слишком потрясена. Или он вдруг прозрел, пал перед тобой на колени с предложением руки и сердца? — усмехнулась я.

— Кира! Все твои шуточки! Послушай же!

— Слушаю, слушаю...

— И в связи с этим событием он решил поменять концепцию нашего журнала. Как тебе?

— Звучит довольно зловеще. Особенно если инициатива исходит от нашего главного спонсора. Или кто он там? Владелец?

— Не от него! А от его новой пассии.

— Ооо! Час от часу не легче. Что она там придумала? О чем мы теперь должны писать? О ландшафтном дизайне на примере Рублевки?

— Кстати, ничего так идея... Предложи. Хуже не будет. Главред наш оценит. Он и без того в панике, но, скажу тебе по секрету, козла отпущения он нашел...

— Ну-ну... — усмехнулась я, представив, как по редакции мельтешит наш непосредственный начальник, рвет на себе волосы и проклинает новую любовницу Коловертова за то, что по ее прихоти его полусонный, размеренный мирок подвергся столь ненавистным изменениям.

— Завтра на одиннадцать утра назначена внеплановая "летучка", на которой нас всех познакомят с этой мадам. А тебя в особенности!

— Меня?

— Именно! Еще не поняла? Козел... нет, коза отпущения — это ты! И никто иной!

Я резко нажала на тормоз, едва не уткнувшись бампером в забор. Да... козой, тем более отпущения, меня еще не называли. Но все когда-то бывает в первый раз.

Ситуация чем-то напоминала взрыв петарды — сначала вздрагиваешь от неожиданности, но уже через долю секунды понимаешь, что ничего особенного не произошло. Какая лично мне разница, что именно вознамерилась сотворить с журналом новая пассия Коловертова? Я ведь уже решила сменить место работы, и даже приступила к реализации своих планов. По крайней мере, начала подготовку.

На утреннюю встречу с главредом и возмутительницей его спокойствия я шла с легким сердцем и гордо расправленными плечами. Обожаю себя в таком состоянии. Пофигизм, замешанный на уверенности, что худшее уже позади, а сама ты на пороге великих свершений, способен горы свернуть, особенно если смешать ингредиенты в нужных пропорциях.

Оставляя после себя легкий шлейф духов, я бодро цокала каблучками по коридору и с ехидной улыбкой на губах прокручивала в памяти рассказы коллег о длинной череде прелестниц, которых Коловертов развлекал нашим журналом.

Когда-то давно, не год и не два назад, будущему олигарху Коловертову неожиданно взбрело в голову учредить новую газету — польстился на обладание так называемой "четвертой властью". Некоторое время поиграл сам, а потом, вдоволь потешив собственное властолюбие, словно обглоданную кость кинул газетенку одной из любовниц. Тогда-то газета и превратилась в журнал. Первоначальную тематику данного печатного издания уже не помнят даже его старожилы, но вряд ли она была достойнее нынешней. И как бы я не высмеивала нашего главреда за амёбность и неповоротливость, а заодно и паразитирующий образ жизни, в глубине души я его даже понимала. Какой толк от "перемен", если по сути они приводят лишь к головной боли от общения с очередной пустоголовой особой, греющей постель Коловертову, и к бесполезным бумаго— и энергозатратам? Впрочем, тайная "солидарность" с главредом не мешала мне в тот день злорадствовать, представляя выражение его лица, когда он услышит потрясающую новость о моем намерении уволиться. Более того, я даже начала симпатизировать очередной любовнице олигарха.

Я не тешила себя напрасными иллюзиями, что ей удастся вдохнуть жизнь в никому не нужный журнал, но, по крайней мере, у нее есть шансы ненадолго встряхнуть наш полусонный коллектив.

Остановившись у дверей конференц-зала, я растянула губы в вежливой улыбке и постучала. Кого я ожидала увидеть во главе длинного переговорного стола? Вероятно, длинноногую брюнетку с фигурой шнурка. Девушку во вкусе Коловертова. Ну что ж, я ее увидела. Только вместо мягких, глуповатых глаз трепетной лани, на меня устремился цепкий взгляд хищника. Эта женщина мне определенно нравилась.

— Кира, а вот и ты. Присаживайся. Мы скоро начнем, — радушно протянул главред и жестом гостеприимного хозяина указал на кресло слева от властительницы бала — как раз напротив себя. Похоже, он возлагал на меня большие надежды.

— Добрый день, — обратилась я к присутствующим и, слегка кивнув новой "владелице", заняла предложенное место.

— Итак, все в сборе? — поинтересовалась у главреда женщина.

— Нет еще двоих, Анастасия Викторовна. Совещание назначено на одиннадцать.

— Хорошо. Подождем, — бесстрастно произнесла она и, не глядя ни на кого, открыла ноутбук. В кабинете повисло мрачное молчание, прерываемое лишь стуком ее ногтей по клавиатуре и кликаньем мышки.

Я с любопытством окинула взглядом чистую доску. В памяти невольно всплыла предыдущая "новаторша", битый час скакавшая перед нами с маркером, время от времени рисуя какие-то одной ей понятные закорючки на белой поверхности доски. Ее последовательница, судя по всему, была более продвинутой в техническом плане. Но что от нее ожидать, я пока не знала.

Уже через несколько минут, когда все наконец-то собрались, она поспешила приоткрыть перед нами карты.

— Дамы и господа, думаю, вы уже знаете, кто я и зачем здесь появилась. Но в любом случае представлюсь, хотя бы для соблюдения этикета. Анастасия Викторовна Крепская. На роль главного редактора журнала я не претендую, как, впрочем, и на роль владелицы издания. Назовем меня представителем совета директоров, — уверенным, хорошо поставленным голосом начала она. — На этом вступительную часть, пожалуй, закончим и приступим к делу. Полагаю, здесь собрались люди грамотные, образованные, с богатым словарным запасом, поэтому мой первый вопрос вряд ли вызовет у вас какие-либо затруднения. — Она сделала многозначительную паузу и окинула взглядом собравшихся. — Итак, вопрос номер один: что такое "резонанс"?

Вопрос, действительно, был проще некуда, особенно учитывая тот факт, что именно так назывался наш журнал — "РезонансЪ". Но едва она произнесла это слово, за столом воцарилась звенящая тишина. Главред устало покачал головой и вперил взгляд в столешницу, большинство моих коллег последовали его примеру, кто-то скривил губы в ехидной ухмылке, но в основном глаза собравшихся выражали равнодушную покорность, пусть не судьбе, но как минимум прихоти владельца журнала.

Крепская нетерпеливо повела плечом и вдруг выжидательно посмотрела на меня.

— Народ безмолвствовал, — процитировала она классика и приторно улыбнулась. — Надеюсь, это не результат невежества, а всего лишь проявление несвойственной журналистам сдержанности. Кира? Может быть, Вы поведаете нам, что такое "резонанс"?

— Вам озвучить версию Вашей предшественницы? — многозначительно изогнув бровь, поинтересовалась я. — Она долго распиналась на этот счет несколько месяцев назад.

Я могла позволить себе сарказм — даже настолько открытый. Решение уволиться развязывало мне руки и давало право не просто быть собой, но и демонстрировать окружающим свое пренебрежение, которого они, несомненно, достойны. Теперь я могла язвить, ухмыляться, не лебезить перед вышестоящими "инстанциями".

— Не стоит, — не поддалась на провокацию Крепская. — Ее восприятие этого слова я уже успела оценить, пролистав подшивку номеров за последние полгода. В данный момент меня интересует мнение творческого коллектива. Начнем с Вас.

— Ну, хорошо. Резонанс — отзвук, отголосок... Реакция на что-то, будь то звук, колебание или событие... Хватит, или Вы желаете проверить меня на красноречие?

— Думаю, достаточно. Ваше красноречие, Кира, я тоже успела оценить, поверьте. Итак, господа, обратите внимание, иными словами наш журнал называется "Отголосок"! Отголосок чего? — она кликнула пультом проектора, и на белом экране высветился снимок, опубликованный в последнем номере журнала. — Этого?

С фотографии на нас взирала кукольно красивая блондинка с неестественно синими глазами под цвет платья. Пустой, будто стеклянный взгляд не выражал совершенно никаких эмоций и наталкивал на мысль о пристрастии его обладательницы к наркотикам или как минимум к транквилизаторам. Неудачный снимок? Неумелая работа фото-корректора? Вовсе нет. Мне доводилось видеть эту девушку вживую, и могу с уверенностью сказать, что фотография ничем не уступает оригиналу.

— Или этого? — снова нажав на кнопку пульта, продолжила Крепская. — На экране отпечаталось существо среднего пола в ярких облегающих джинсах и футболке с перьями.

— Или этого? — после клика на белом полотне экрана снова сменилась фотография и нашему вниманию предстала пухлогубая женщина неопределенного возраста с вульгарно вздымавшейся над глубоким декольте грудью — судя по размерам и форме, вероятно, силиконовой.

— Кира, насколько мне известно, Вы имеете некоторое отношение к "высшему обществу"? — сделав непонятного назначения ударение на предпоследнем слове, поинтересовалась Крепская.

— Весьма относительное, — ехидно скривилась я.

— Тем не менее. И Вы, действительно, считаете, что оно целиком и полностью состоит из такого рода экземпляров.

— Ни в коем случае.

— Или, быть может, Вы считаете, что данные экземпляры его "отголосок"?

Я многозначительно фыркнула и насмешливо повела головой. Складывалось впечатление, что в переговорной кроме нас с Крепской уже никого не было, и она обращалась исключительно ко мне.

— Какой "отголосок" тире "отклик" может вызвать это? Ни-ка-ко-го! И статистическая таблица данных о проданных экземплярах говорит сама за себя. Продажи не то чтобы падают. Их просто-напросто нет!

На экране отобразилась почти ровная — без заметных выступов — диаграмма.

— Вы считаете это нормальным? — будто вспомнив о том, что кроме нас двоих в кабинете есть еще кто-то, обратилась она к аудитории. — На самом деле? В таком случае Вы путаете редакцию с богадельней!

Ой, как мне понравилась ее последняя реплика, а еще больше эмоции отразившиеся на лице главреда. Бедняга вздрогнул и стал с надеждой выискивать "возвышенности" в диаграмме.

— Вы все люди творческие. Вероятно, даже с глубоким внутренним миром. И я искренне надеюсь на то, что сей факт вы, господа, сумеете применить на благо не только себя лично, но и журнала. В противном случае... надеюсь, вы понимаете, к чему может привести ваше бездействие. Я не хочу ехать в Тулу со своим самоваром, поэтому предлагаю всем вместе подумать, "отголоском" чего мы видим наш журнал. Или хотим видеть. Устраивает вас такое предложение?

Она окинула собравшихся за столом внимательным взглядом, выискивая признаки оживления, но редакция журнала хранила молчание.

— Ну, что ж. Если вас вдруг что-то не устраивает, то мы здесь никого не держим. Я не требую моментального ответа и предлагаю подумать до завтра. Если кто-то все-таки хочет и дальше работать в "Резонансе", то я жду ваших идей. В письменной форме, конечно. В идеале, с презентацией. Нет? До свидания!

Я пристально посмотрела ей в глаза — умные, целеустремленные, бескомпромиссные — впервые осознала, что ее руководство журналом открывает передо мной весьма радужные перспективы. Я хотела с ней работать. И идей у меня вдруг появилось великое множество.

— На этом, думаю, данное мероприятие, стоит считать закрытым. Всем спасибо, все свободны. А Вы, Кира, останьтесь, пожалуйста.

* * *

— Вас я тоже не задерживаю, — многозначительно подняв бровь, обратилась к главреду Крепская и кивнула на дверь. — Мне хотелось бы поговорить с Кирой наедине.

Главред мрачно покачал головой — не кому-то из нас, а собственным мыслям — и вышел. Я тут же перевела вопросительный взгляд на Крепскую и выжидательно откинулась в кресле.

— Итак, я вся во внимании.

— Я рада, что Вы, как и я сама, не сторонница пустопорожних бесед. Взгляните. — Крепская вынула из кожаной папки две распечатки и положила передо мной. Мне хватило доли секунды, чтобы узнать в них свои статьи, написанные с разницей в год.

— Вы самый новый сотрудник газеты, если я не ошибаюсь. В феврале будет год, как вы здесь работаете.

— Да, я в курсе, — усмехнулась я. — Вот моя первая статья для журнала. Вы неплохо подготовились.

— Прочтите ее.

— Вслух?

— Необязательно. Про себя. Прочтите-прочтите.

Я покорно погрузилась в чтение, с удовольствием отмечая и удачные сравнения, и легкий налет юмора. Я, правда, неплохо писала. Почему бы и Крепской не заметить этого.

— Нравится? — поинтересовалась она, когда я подняла на нее взгляд.

— Нравится.

— Мне тоже, — улыбнулась она. — А теперь прочтите вторую распечатку.

— Я еще не успела забыть, о чем писала две недели назад.

— Все равно прочтите.

Мне и самой было сложно поверить, что две эти статьи написал один и тот же человек — я. Безликий, хоть и ровный, но совершенно неинтересный слог, сухая подача материала, чушь, не интересная ни самому автору, ни кому бы то ни было еще.

— Не нравится, я правильно понимаю? — осведомилась Крепская. — Кира, куда исчезло все то, чем вы козыряли в первой статье? Я бы решила, что в первом случае Вы просто выдали чужое творение за свое, но у меня была возможность убедиться, что деградация Вашего слога проистекала постепенно из номера в номер. Как Вы думаете, удастся ли повернуть процесс вспять?