Я умею прощать

— И прибрать к рукам его бизнес?

— Не без этого. На него уже заведено дело по статье об уклонении от уплаты налогов. Но это мелочь в глазах простого народа... Такими методами люди, стоящие у власти, лишь только настроят против себя народные массы. Вспомни ситуацию с "Арбат-Престижем"...

— Что ее вспоминать, скандал только разгорается и у всех на слуху.

— Вот именно. А что говорят в кулуарах? Что кто-то просто захотел прибрать к рукам косметический рынок.

— Да, а обвинение в торговле сиротами — это совсем уже другая песня... Но раз об этом все вокруг знали, то почему...

— Не все вокруг, а лишь отдельные индивиды, которые до поры до времени позволяли Резникову этим заниматься. До поры до времени, понимаешь?

— Понимаю... И меня использовали в качестве громкоговорителя... Анастасия Викторовна, а чья это была идея о благотворительности?

— Коловертова, конечно. Я и сама ничего не знала до взрыва. Веришь?

— Да верю, конечно... — И я ведь на самом деле не врала, верила. Смотрела в ее встревоженные глаза и понимала, что она говорит правду. Волей влиятельных мужчин, мы с ней, сами того не ведая, оказались своего рода "смертницами", на которых возложили "великую честь" вызвать лавину народного гнева и направить ее на голову Резникова. А что произойдет при этом с нами никого уже не интересовало. Мы — отработанный материал.

— Анастасия Викторовна, я вот еще что хотела сказать... — замялась я. — Мне отпуск нужен. На пару недель. Хотим с мужем устроить праздник жизни в честь примирения.

— Да, это, наверное, самое правильное решение в твоем случае. Слетай куда-нибудь... Приди в себя. Быть может, к твоему возвращению, и с Резниковым уже будет покончено...

К этому все и шло. К вечеру продажи нашего журнала взметнулись до небес. Номер повторно сдали в печать, увеличив тираж до немыслимых для нашего издания размеров. У здания Генеральной Прокуратуры собралась негодующая толпа с транспарантами, требующая немедленного ареста Резникова. Нас с Матвеем снова посетил следователь, которому я на этот раз уже в деталях рассказала о том, что мне стало известно о "сиротском" бизнесе олигарха. В новостях бесперебойно крутили все новые и новые подробности этого дела. Мои коллеги журналисты ринулись в злополучный детский дом, а так же в упомянутую мною районную службу опеки. Многие попытались взять интервью у самого Резникова, но тот, прячась за спинами адвокатов, категорически отказывался от общения с прессой. Но один из его представителей все-таки сообщил, что олигарх отрицает все выдвинутые против него обвинения и намерен судиться с продажной журналисткой за клевету.

Меня это почему-то уже мало волновало. Мы с Матвеем собирали чемоданы, чтобы вечером следующего дня улететь к нашей дочери в Южное полушарие. А Матвей, не скрывая хитрой улыбки, то и дело повторял, что приготовил для меня потрясающий сюрприз, о котором он расскажет мне на Маврикии.

* * *

Мне до сих пор сложно объяснить собственное душевное состояние в те дни даже самой себе. В голове и даже в сердце все перемешалось совершенно невообразимым образом. Однозначно могу сказать одно — о девочке Наде я не думала абсолютно. Ни секунды. Кажется, воспоминания о ней стерлись будто ненужный фильм со старой кассеты, на которую то ли случайно, то ли наоборот весьма осознанно записали что-то гораздо более важное.

Что именно я считала тогда важным? Сначала собственную карьеру, затем борьбу за жизнь — свою и дочери, статью, примирение с Матвеем... И, наконец, поездку на Маврикий, где мы должны были встретиться с Алисой. Возможно, кому-то это покажется жалким и бесчеловечным. Зная, что где-то живет ребенок, от которого все отказались, в том числе и ты сама, и твой любимый мужчина, его биологический отец, с восторгом предвкушать поездку в теплые страны, выбирать платья, которые нужно взять с собой, туфли, очки... И не просто делать вид, будто ничего не произошло, а жить по принципу "Меня это уже не касается. Мы со всем разобрались. Забыли и пошли дальше".

А дальше была тропическая сказка. Гостеприимная встреча в аэропорту, прохладительные фруктовые коктейли, желтые цветочные гирлянды, ловко повешенные нам на шеи сразу по прилету, танцующие креолки в пышных пестрых юбках под пальмами перед входом в отель и бегущая к нам по зеленому газону Алиса.

Могла ли я, очутившись в солнечном раю на берегу Индийского океана, подхватив на руки своего белокурого ангелочка, восторженно рассказывающего мне о чудесах, произошедших с ней, пока нас с Матвеем не было рядом, вспоминать о холодной, суетливой Москве со всеми ее проблемами? Кто-нибудь другой, более высокоморальный и честный перед самим собой — вероятно, да. А я — нет.

Дальше больше. Сюрприз, о котором загадочно намекал Матвей еще в Москве, превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания.

После ужина, уложив Алису спать, мы с Матвеем решили устроить романтический вечер на пляже. Вооружившись бутылкой "Вдовы Клико", уселись на песке, слушая ласковый шепот набегавших на берег волн.

Матвей разлил Шампанское по фужерам и, отставив бутылку в песок, осторожно приобнял меня за плечи.

— Ты не хочешь спросить меня про сюрприз? — нежно коснувшись губами моего виска, прошептал он.

— Хочу, но ты ведь все равно расскажешь только, когда придет время, — усмехнулась я, положив голову ему на плечо.

— А оно настало. Помнишь, когда мы готовились к свадьбе, ты сказала, что хотела, чтобы все было иначе. Без официоза и толпы гостей. Пустынный пляж, пальмы, украшенная тропическими цветами арка из пальмовых листьев и мы с тобой, произносящие трогательные свадебные клятвы на берегу океана. Так вот... У тебя есть три дня, чтобы придумать слова клятвы... А свою я уже придумал.

— Я не понимаю...

— Кирюш, а у нас ведь через три дня свадьба... На этот раз именно такая, как ты мечтала. Пусть и символическая.

Повисло неловкое молчание. Матвей ждал от меня ответ. А я, пытаясь унять бешеное сердцебиение, лихорадочно подыскивала нужные слова. Дыхание перехватило то ли от шока, то ли от счастья. Мысли — уже, наверное, по привычке — судорожно заметались в полупустой голове, со звоном сталкиваясь друг с другом, а я по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Молчание явно затягивалось.

— Ну вот... — наигранно возмущенным тоном, наконец, протянула я. — Мужчины... Сверхъестественная самонадеянность — ваше второе имя.

— То есть ты не хочешь? — напряженно переспросил Матвей, подозрительно всматриваясь мне в глаза.

— А ты как думаешь? — ехидно усмехнулась я.

— Честно? Я снова чувствую себя семнадцатилетним подростком, который категорически не может понять, серьезно ты говоришь или шутишь...

Я выдержала паузу и, лукаво улыбаясь, искоса посмотрела на Матвея.

— Мог бы и в Москве мне сказать о предстоящей церемонии. Я бы свадебное платье купила... А теперь, чувствую, придется идти на собственную свадьбу в чем попало.

— Так ты не против? — снова уточнил Матвей, осторожно повалив меня на песок и нависнув сверху.

— Разве я могу быть против исполнения мечты? — коснувшись кончиками пальцев его волос, прошептала я и требовательно потянулась к его губам за поцелуем. — Нет, конечно. За тебя я готова выйти замуж хоть в шортах.

Как выяснилось, Матвея я все-таки недооценила. Несмотря на то, в какой спешке он организовал все это, церемония прошла на высшем уровне. Он не забыл даже про свадебное платье, об отсутствии которого я так сожалела. Оно в тайне от меня было куплено еще в Москве и каким-то загадочным образом прилетело на Маврикий среди вещей Матвея, которые я же и собирала. И что еще более странно оно было действительно прекрасным. Светло-кремовое, почти белое, с легкой, хоть и многоярусной юбкой. Романтическое, но в то же время, идеально гармонировавшее с окружающим пейзажем.

Я вспомнила свое первое свадебное платье и не смогла сдержать усмешки, представив его в тропиках. Нелепость, да и только. Теперь все было совсем иначе...

Церемония проходила за пару часов до заката на берегу океана. Судорожно сжимая в руках букет из кремовых и зеленых цветов антуриума, я неспешно и в то же время торжественно шла следом за Алисой к арке из пальмовых листьев, рядом с которой нас ожидал Матвей. Наша дочь, облаченная в миниатюрную копию моего свадебного платья, осыпала изумрудно-зеленый газон, по которому пролегал наш путь к "тропическому алтарю", крошечными бело-желтыми цветами франжипане и, судя по сосредоточенному выражению лица, всеми фибрами души ощущала возложенную на нее ответственность.

Матвей даже не пытался скрыть волнение. Неловко переминался с ноги на ногу, то и дело поправлял расстегнутый ворот белой рубашки и, кажется, немного успокоился только лишь, когда я вложила руку в его ладонь.

— Кира, спасибо тебе, что ты есть в моей жизни, — преданно глядя мне в глаза, произнес первые слова клятвы Матвей. — Спасибо за нашу дочь, за то счастье, которое ты даришь мне все те восемь лет, что мы вместе. Теперь я уже не представляю жизни без тебя. Мне страшно даже представить, что когда-нибудь я проснусь, а тебя нет рядом. Прости за всю ту боль, которую я тебе по неосторожности причинил, но я клянусь, что такого в нашей жизни больше не повторится. Я очень люблю тебя, Кирюш. И точно знаю, чтобы ни случилось, мы должны оставаться вместе.

— И я тоже очень люблю тебя. Сегодня я, наконец, хочу признаться, что это действительно была любовь с первого взгляда. Но все же мы невероятно долго шли к тому, чтобы быть вместе. Не так давно у нас наступили тяжелые времена. И я рада, что мы смогли переступить через обиду и понять, что наша любовь стоит того, чтобы за нее бороться. Наверное, это далеко не последнее испытание, которое приготовила для нас судьба, но вместе — и только так — мы сможем пройти их с гордо поднятой головой. Я люблю тебя.

ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА

Но все хорошее, как не прискорбно это осознавать, имеет свойство заканчиваться. Тропическая свадьба, а вслед за ней и наш второй медовый месяц, подошли к концу. Алису с матерью Матвея мы решили еще ненадолго оставить на Маврикии, по крайней мере, до тех пор, пока не удостоверимся, что дома они будут в относительной безопасности, а сами улетели в слякотную Москву.

На календаре был конец февраля. Погода не обманула наших мрачных прогнозов, качество работы столичных снегоуборочных служб тоже. Зато удивил отец Матвея, лично приехав встречать нас в аэропорт. Оказывается, у него на это были веские основания.

— Ребят, думаю, вам пока стоит пожить у нас. Так будет безопаснее, — едва успев вырулить с парковки, начал он и прикурил.

— Что-то еще произошло? — задал вполне естественный вопрос Матвей. Я пока предпочитала помалкивать.

— Все то же, — отмахнулся Михаил Сергеевич.

— Резникова вроде арестовали?

— Арестовали. Но неужели вы думаете, что на этом все наши проблемы закончились?

Я искренне надеялась, что так оно и было. Полагаю, Матвей тоже. Но у его отца было свое мнение на этот счет. И, положа руку на сердце, нужно признать, что у него было гораздо больше опыта в подобных вопросах, чем у нас двоих вместе взятых.

— Кир, ты никогда не задавалась вопросом, зачем Резникову взрывать твою машину? Зачем весь этот фейерверк, если есть гораздо более дешевые и действенные способы тебя убрать?

— Припугнуть меня хотел? — неуверенно пробормотала я, угрюмо глядя в окно. Я действительно устала от этой истории. И меньше всего на свете мне хотелось сразу по прилету, без какой-либо адаптации, резко погружаться в омут неразрешенных проблем. Думать, делать выводы... И снова, заглушая собственное чувство вины перед близкими, в каменной миной доказывать, что иначе поступить не могла. — Кира, ты боевиков насмотрелась. Припугнуть тебя проще простого. Хватило бы одного звонка. Но Резников даже и не думал тебе звонить. А он ведь далеко не дурак, зачем ему такая шумиха перед выборами?

— Я не понимаю.

— Вот именно. А должна бы. Все ведь элементарно. Кто прежде всего выиграл от взрыва?

— Кто? В конечном итоге я, Крепская и... Коловертов?

— Ну, наконец-то. Поняла! Браво, Кира, браво! Не прошло и года. Коловертов и те люди, которые за ним стоят. Те люди, которым во что бы то ни стало нужно было сбить спесь с Резникова.

— Так что же? Резников ни в чем не виноват?

— Не говори глупости. Резников далеко не ангел. И его сиротский бизнес — реальность. Кому, как не тебе это знать? Но, повторяю, он далеко не дурак, чтобы устраивать шумиху со взрывом. А теперь пораскинь мозгами еще чуть-чуть. Где произошел взрыв?

— У Веркиного дома. И что?

— Что ты там делала?

— Ну, как? Мы с Веркой устроили девичник, но я решила поехать домой. Мне нужно было с утра...

— Кира! Уж мне-то не надо сочинять! Ничего тебе не надо было с утра. С какой целью ты приехала к Верке?

— Ну, ладно-ладно. Письма передавала.

— Что было в письмах?

— Ну, одно Матвею адресовалось. Понятное дело, что там. Второе — Крепской. Я там ситуацию с Резниковым обрисовала на случай... своей смерти.

Матвей судорожно сжал мои пальцы и притянул к себе.

— Тссс, не волнуйся, все хорошо. Па, не надо. Это ведь еще не доказано.

— А что тут доказывать? — неожиданно вспылил Михаил Сергеевич. — Кира отвозит обличающие письма жалкой секретутке, греющей постель всем кому ни попадя. И в том числе Коловертову, заметьте. И в эту же ночь, ее машину взрывают.

— Михаил Сергеевич, мне кажется, здесь Вы ошибаетесь. Мы с Веркой с первого класса дружим. Она не могла...

— Не могла? — ехидно взглянул на меня в зеркало заднего вида свекор. — А что еще она не могла?

— Михаил Сергеевич, какой бы она не была, она не могла желать моей смерти. Мы с ней с первого класса вместе, — настойчиво повторила я. — Поймите.

— Кир, а я ведь и не говорю, что она желала твоей смерти. Уверен, что, сообщив Коловертову о том, до чего ты докопалась, она и сама не подозревала, что тем самым запустила механизм.

Я на секунду перевела дух. Но тут же в голове закружились новые образы. Пусть не желала мне смерти, пусть не понимала, к чему может привести ее откровенность с Коловертовым, но ведь все равно... предала. Рассказала о том, что я доверила не кому-то, а именно ей — лучшей подруге. Значит ли это, что мои паникерские настроения в такси по дороге от нее домой были отчасти верными? В своем стремлении найти богатого мужа, она продаст меня с потрохами?

— Ладно, па, — видя мое состояние, отчеканил Матвей. — Кира устала. У нас перелет был четырнадцать часов. Давай завтра об этом поговорим. Решим, что делать дальше.

— Я уже все решил, — мрачно усмехнулся Михаил Сергеевич. — Остались лишь детали. Но пока вам с Кирой нужно затаиться. Лучше у нас. Чтобы эти люди видели, что к чему. И еще... Ситуацию с Коловертовым мы, конечно, разрулим. Главное теперь другое. Кира, будь добра, умерь свою принципиальность. Позволили тебе вывести Резникова на чистую воду, гордись. А дальше не суйся.

Как мне и было обещано, Михаил Сергеевич уже через пару дней договорился с Коловертовым. Мне — как, впрочем, и Крепской — довелось присутствовать лишь на одной из их встреч — последней, когда все уже было решено. И, несмотря на то, что вердикт "сильных мира сего" был оглашен с соблюдением всех тонкостей этикета, да и мы с Крепской от него только выиграли, я чувствовала себя униженной. Да, именно так и никак иначе. За меня все решили, словно кукловоды подергали за ниточки, вылили на голову тщательно отмерянную порцию елея и, наконец, растянув губы в снисходительной улыбке, приставили к награде. Крепская официально возглавила журнал, заняв кресло главреда, а я стала ее правой и левой рукой — шеф-редактором.