Я умею прощать

Вероятно, не у меня одной последнее вызвало недоумение. Что ни говори, а клиника стоит особняком среди его владений. Что может быть общего с медициной у человека, сделавшего ставку на культурно-развлекательную сферу? Но и на этот вопрос Резников уже успел ответить несколько лет назад одному из моих коллег-журналистов.

— Свой первоначальный капитал я сколотил на прекрасных поделках русских мастеров, настоящих произведениях искусства. Красоте! Так почему же Вы считаете, что медицина не вписывается в эту схему? Красота — это ведь не только живопись, керамика, роспись и резьба по дереву. Здоровье и красота неразрывно связаны между собой. Согласны?

Логика — страшная сила. Интересно, как Резников увязывал с красотой свой "сиротский бизнес"?

Но кое-что новое нам все-таки удалось найти. Факт, который ни у кого из моих предшественников не ассоциировался с чем-то противозаконным и тем более зловещим. Я бы, вероятно, вообще не придала ему значения, если бы не рассказ об Алешеньке и не ряд загадочных усыновлений, в результате которых дети бесследно исчезали в неизвестном направлении. У клиники Резникова была безупречная репутация, в пациентах никогда не было недостатка. Но главное, чем она славилась в узких кругах, это операции по трансплантации органов. Данный факт не афишировался ни в прессе, ни даже на официальном сайте клиники, только информация о многочисленных успешно проведенных операциях упорно передавалась из уст в уста, неминуемо достигая заинтересованных лиц.

Это был сумасшедший день. Милиция, телевизионщики с камерами и микрофонами, Стас, мельтешащий по квартире с мобильником у уха. Огромное количество телефонных звонков от друзей и знакомых. На статью катастрофически не хватало времени.

Снова пришел на помощь Матвей. Именно он, заметив мое взвинченное, нервозное состояние, бегающий взгляд, забрал у меня телефон, демонстративно на глазах у следователя накапал мне валерьянки в рюмочку и, решительно взяв меня за локоть, повел прочь из гостиной.

— Господа, моя жена на грани нервного срыва. Прошу вас отложить все допросы до завтра, — непреклонным тоном заявил он. — Сам я готов ответить на все ваши вопросы, а ей нужно отдохнуть.

— Завтра или сегодня не вам решать, — задиристо вспылил молодой следователь и попытался меня задержать, схватив за другой локоть.

— Руки уберите, юноша, — угрожающе сузив глаза, одернул его Матвей и мягко подтолкнул меня к двери. — Завтра, все завтра. Кирюш, иди отдыхай.

— А где ваш ребенок, Кира Анатольевна? — окликнул меня следователь, когда я уже была в холле. Матвей ободряюще мне кивнул и, указав на дверь кабинета, вернулся в гостиную.

— Вот видите, Вы по-прежнему задаете такие вопросы, на которые могу ответить и я, — донесся до моего слуха его ехидный ответ. — По рекомендации педиатра, мы отправили дочь к морю. Вчера вечером посадили ее и мою мать в самолет.

— Очень вовремя.

— Да, хорошо, хотя бы их здесь нет.

— Так Вы настаиваете, что кроме статьи о благотворительной деятельности Резникова Ваша жена в последнее время ничего не писала?

— Писала. Со всеми ее статьями Вы можете ознакомиться в уже опубликованных номерах журнала "РезонансЪ". Последняя будет сдана завтра.

— О Резникове?

— И о нем в том числе.

— И о взрыве? Я слышал, именно это обещала Кира Анатольевна в интервью третьему каналу.

— Да, само собой. Она же журналист.

— Ей придется с этим повременить, пока идет следствие.

— Не придется, — категорично отчеканил Матвей. — Если от этой статьи зависит ее жизнь, не придется.

— Вы считаете, что угроза исходит от Резникова?

— А Вы нет?

— Это очень влиятельный человек... — невнятно пробормотал следователь.

— И на Вас он тоже влияет?

— Матвей Михайлович, Вы... да... Вы...

— Что я? — усмехнулся Матвей. — Оскорбляю следователя при исполнении? Не смешите меня. Идите лучше займитесь расследованием. Мы уже указали Вам в какую сторону копать. Не смею Вас задерживать.

Облегченно выдохнув, я скрылась в кабинете, аккуратно притворив за собой дверь. Теперь я могла быть уверена, что Матвей справится и не позволит следователю загнать нас в угол. Если честно, то подслушанный разговор даже заставил меня устыдиться собственных сомнений. Матвей снова стал именно тем человеком, на которого можно было положиться.

Олигарх бы высмеял меня за чувства, которые я испытывала в тот момент. Благодарность. Да, именно так. Ведь, сам о том не подозревая, он помог нам выбраться из вязкого болота, в котором мы с Матвеем погрязли с появлением в нашей жизни подкидыша. Теперь все встало на свои места.

Статью я написала в ночи. И даже, вопреки всему, осталась довольна. Мне удалось в ней показать очень многое. Контраст между тем, что на поверхности и тем, что скрывается под внешней оболочкой респектабельности. В то же время я никого не обвиняла и даже очень ловко избежала упоминаний о своих осведомителях. Это, кстати, вызвало больше всего сложностей при написании статьи.

Очень кстати пришлись фотографии, сделанные во время визита в детский дом. Встреча в лучших традициях русского гостеприимства, наряженные в русские народные костюмы дети и круглый каравай на расшитом рушнике неплохо гармонировали с рассказом о прошлом Резникова и об арт-салоне "Русь".

Осторожно, но не обтекаемо я поведала читателям об Алешеньке и других детях, бесследно исчезнувших сразу после "усыновления", о клинике, где загадочным образом никогда не наблюдается дефицита в органах для трансплантации и, конечно же, о взрыве, прозвучавшем ночью на улице Добролюбова.

По странному совпадению, выяснилось, что трое пострадавших при взрыве подростков, беспризорники, пытавшиеся угнать мою машину. Я по неосторожности — или, наоборот, по счастливой случайности — умудрилась оставить ключи в замке зажигания. И они позарились на легкую добычу. Оказывается, жизнь мне спасло не только шампанское, но и собственная безалаберность, а олигарх, сам того не ведая, убил еще двух сирот, к которым в любой момент мог присоединиться их друг, по-прежнему находившийся в критическом состоянии.

К трем часам ночи статья была отправлена Крепской, и я почему-то крадучись выглянула из кабинета. Окинула взглядом напряженный силуэт Матвея, отпечатавшийся на фоне темного окна в кухне. Осторожно ступая по паркету, двинулась к нему и остановилась в арочном проеме.

— Ты закончила? — не оборачиваясь, спросил он. Хрипловатый голос прорезал тишину, словно остро наточенный нож. Я должна была что-то ответить. На что-то решиться... Но я ведь уже решилась... Простила. И единственное, о чем мечтала в тот миг, это его поцелуй. Страстный. Парализующий. Смывающий все плотины, сооруженные из прошлых обид и боли. Чтобы даже воспоминание о них осталось в прошлой жизни...

"Я прощаю. Возвращайся!" — Три слова, пульсирующие на кончике языка. Готовые сорваться, но все же испуганно цепляющиеся за иллюзорные барьеры.

— Да, уже отправила, — прошептала...

— Отлично. Посмотрим, что из этого получится, — все также стоя ко мне спиной, мрачно усмехнулся он и устало потер шею.

Облокотился локтем на оконное стекло, держась рукой за затылок. С тяжелым вздохом покачал головой и замолчал, будто ждал чего-то. Конечно, ждал. И не чего-то, а конкретики. Тот Матвей, которым я дорожила, никогда не довольствовался полумерами и недосказанностями. Не нужны они были ему и теперь. Либо да, либо нет. Третьего не дано.

Я нерешительно ступила в кухню и направилась к нему. Замерла в полушаге от окна. Устало прикрыла глаза и коснулась подрагивающими от волнения пальцами плеча Матвея.

— Пойдем спать?

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Что было, то было!

его одного.

(Маргарита Агашина)

Утром уже по традиции я проснулась от телефонного звонка.

— Кира, это нечто! Это... шедевр. Это сенсация! Номер подписан в печать, -взбудоражено завопила в трубку Крепская. Ни разу с момента нашего знакомства мне не доводилось слышать от нее столько восторженных отзывов единовременно. Не могу сказать, что она скупилась на похвалы. Вовсе нет. Просто чаще всего была более чем сдержана в их эмоциональной составляющей. Теперь же она напоминала маленькую девочку, хлопающую в ладоши от радости.

— Да, я уже чувствую пятой чакрой, как нас с Вами припечатает Коловертов, — зачем-то попыталась остудить ее пыл я.

— Не бери в голову. Неужели ты думаешь, он не в курсе? — беспечно отмахнулась Крепская.

— Я не понимаю...

— Кира! Не будь ребенком... Коловертов всегда обо всем знает! Ладно, досыпай. Заслужила. Жду тебя в редакции завтра.

Услышав в трубке короткие гудки, я перевела ошарашенный взгляд на лежавшего рядом Матвея, неосознанно ища у него поддержку и объяснение словам Крепской. Мысли метались в голове словно цветные, звенящие осколки в калейдоскопе. Коловертов знает о грязных делишках Резникова и вовсе не против поведать людям правду о них на страницах своего журнала. Или мир сошел с ума, или все даже сложнее чем я предполагала. А быть может наоборот проще?

— Коловертов в курсе... — едва не заикаясь, пробормотала я в ответ на вопросительный взгляд Матвея. — И он не противится публикации. Ничего не понимаю...

— Забудь. Главное, статью теперь напечатают. Ты права — это наше оружие. Резников отлично понимает, что если с тобой что-то случится, это ударит, прежде всего, по нему... Пообещав в интервью телевизионщикам описать ситуацию на страницах журнала, ты поставила руководство в безвыходное положение. Им уже поздно идти на попятный.

— Крепская сама попросила об этом.

— Вот...

— Неужели ты не понимаешь? Если Коловертов обо всем знал, то меня просто использовали...

— Скорее устроили охоту на живца, — мрачно поправил Матвей и тут же, яростно сверкнув глазами, опрокинул меня на подушку, грозно нависнув сверху. — Но ты сама позволила сделать из себя наживку! Сама лезла на рожон! Понимаешь ты это?

— Тссс! — приложив указательный палец к его губам, мягко улыбнулась я и, чуть приподняв бедра ему навстречу, потерлась о пах. — Вот так-то лучше... Ммм... — чувствуя его нарастающее возбуждение, промурлыкала я.

— Чертовка, — выдохнул он, ласково и дразнящее скользнув языком вдоль моего пальца и, вдруг сомкнув губы вокруг фаланги, начал его посасывать, не отрывая от меня потемневшего от страсти взгляда, заставляя сердце трепетать в предвкушении.

Подернутые дымкой серые глаза внимательно следили за моей реакцией на столь невинную ласку, несомненно, наслаждаясь производимым эффектом. Низ живота заныл от неудовлетворенного желания, из груди вырвался мучительный стон.

Превозмогая дрожь, я соблазнительно облизнула губы и, чуть прикусив нижнюю губу, снова пошевелила бедрами, дразня его напряженную плоть.

Матвей будто лишь этого и ждал, издав приглушенный рык, стремительно стянул с меня полупрозрачную сорочку и приник губами к ключице, прокладывая легкую дорожку из поцелуев к моей трепетно вздымавшейся груди. Язык скользнул вокруг затвердевшего соска, дразнящее коснулся его, будто случайно, и тут же отправился в дальнейшее не менее мучительно сладостное странствие по моему животу, заставляя изнывать от страстного желания, извиваться под тяжестью его тела, выгибаться ему навстречу...

Ночью Матвей напоминал изголодавшегося хищника, потерявшего контроль над собой, едва завидевши сочный кусок мяса. Теперь же он будто дразнил меня своими неторопливыми ласками и, несомненно, наслаждался этой прелюдией.

Его ладонь скользнула вверх по внутренней стороне моего бедра, мягко коснулась влажного лона... Из груди вырвался требовательный стон, и Матвей, будто подчиняясь безмолвному приказу, приник губами ко второму соску, изощренно лаская его языком, не прекращая поглаживать меня между ног...

— Я хочу тебя, — просипела я, стараясь притянуть его к себе еще ближе. — Прошу...

— Тссс! Потерпи! — нежно лизнув мой живот, прошептал Матвей и тут же опустился ниже, Тело пронзило мучительной судорогой.

Я резко вдохнула воздух и непроизвольно выгнулась навстречу Матвею, не в силах сдержать очередной стон. И уже через долю секунды, метаясь среди смятых простыней, полностью отдалась во власть его ласк. Тело покрылось испариной. Частое сердцебиение гулко отдавалось в висках, сливаясь воедино с прерывистым дыханием. Будто сквозь густой туман я наблюдала, как Матвей приподнялся надо мной, нежно приник к моим губам. Возбужденная плоть резким толчком проникла в мое пульсирующее лоно и, то замедляя, то ускоряя ритм, начала двигаться внутри...

— Я люблю тебя! — достиг сознания его страстный шепот.

— Я люблю тебя... — эхом отозвалась я и погрузилась в водоворот экстаза...

* * *

Из сладостной полудремы в объятиях Матвея, меня вывел телефонный звонок. Матвей лениво потянулся к прикроватной тумбочке за телефоном и, взглянув на дисплей, усмехнулся.

— Мама... Даже с Маврикия теперь пытается контролировать каждый мой шаг, чтобы я снова не натворил глупостей.

— Ответь... — ласково поцеловав его в грудь, прошептала я. — А потом попроси дать трубку Алисе. Я по ней скучаю.

— Хорошо, — улыбнулся он и скользнул пальцем по дисплею. — Слушаю, ма... Да, все отлично... Кира? Кира рядом... Да не волнуйся ты. Все хорошо... Мы скоро к вам присоединимся... Да... У нас намечается второй медовый месяц... Как Алиса?... Чудесно... Дашь трубочку?... Привет, мое солнышко... Мы с мамочкой очень по тебе скучаем... — заворковал он. — Ракушку большую нашла? Красивую?... Мамочке привезешь? Умничка. А мы скоро к вам прилетим! Ждите нас.

* * *

Я уже не противилась решению Матвея увезти меня подальше от Москвы. Статья была дописана, номер сдан в печать, на следующий день он должен был украсить прилавки газетных киосков. Оставалось лишь узнать у Крепской подноготную этой истории. С этой целью я и ехала в редакцию на следующий день.

— Анастасия Викторовна, — распахнув дверь ее кабинета, решительно начала я. Но Крепская не дала мне продолжить, стремительно ринувшись мне навстречу и возбужденно размахивая новым номером журнала.

— Кира! Ну, наконец-то! Ты только взгляни на это! — распахнув журнал на нужной странице, заверещала она. — Это сенсация. Ты только взгляни! Прочти!

— Анастасия Викторовна! — изогнув губы в ехидной улыбке, произнесла я. — Я же это и написала. Какой смысл перечитывать собственное творение в сотый раз? Вы мне лучше объясните, откуда Коловертов узнал то, о чем я пишу, еще до того как статья оказалась у Вас.

— Кир, — мгновенно помрачнев, замялась Крепская. — Это ведь именно он настоял на том, чтобы статья была включена в этот номер, едва узнал о взрыве.

— Хотите сказать, он так обеспокоился сохранностью моей жизни, что решил пойти против Резникова? Не вешайте мне лапшу на уши.

— Да я и не вешаю. Просто Коловертов — и не только он — считает, что Резников перешел все границы. Чувствует себя слишком безнаказанным и творит бог весть что. На его грязные делишки готовы были смотреть сквозь пальцы... До поры до времени. Но настал момент, когда он стал просто-напросто лишним в этой лодке. Пришло время избавиться от него.