Погасить Черное Пламя

— Так вот как, значит, живет принцесса Железного Леса, — произнес Марфор.

В глазах Ваниэль метнулась лукавая искорка.

— Это моя землянка, — мрачно ответил Рингрин

— Отсюда нет выхода на поверхность? — спросил гость.

— Это ни к чему, — ответила эльфка, выпрямляясь. В руках она держала три жестяные банки с яркими этикетками, на которых были нарисованы коровьи головы и блюдо с аппетитно подрумяненной картошкой. Марфор понял, что Ежи недавно разграбили продовольственный обоз.

— А как же дым от печки? — поинтересовался он. — Вентиляция, наконец?

Ваниэль ткнула пальцем в потолок. Гость присмотрелся и различил несколько черных отверстий, в которые не пролезла бы даже крыса. Эльфка вскрыла банки ножом, оторвала этикетки, смяла и бросила в огонь. Марфор увидел на стене картину. Ему захотелось рассмотреть ее поближе. Он поднялся, ударился головой о потолок. Посыпались обломки корешков и какая-то труха.

— Осторожнее, — проворчал Рингрин.

Принц поставил открытые банки на угли. Пригнувшись, Марфор добрался до стены. На холсте была изображена башня, на верхушке которой располагалась фигура конного воина.

— Что это? — спросил эльф.

— Это вид на главную площадь Бьонгарда, — ответила Ваниэль. — На башню Светлого Всадника.

— Да, — помолчав, сказал Марфор. — Видно, что вы воюете не первый год.

Он вернулся на свое место, взял паучка со стола.

— Смотри, — сказал он принцу и небрежным касанием переломал игрушке ноги.

Глаза Рингрина расширились. Ваниэль передернуло от сухого, почти беззвучного треска, с которым ломались деревянные палочки. Марфор положил паука на стол, повернул ключ в спинке — по солнышку, чтобы завести внутренний механизм. Паук, заскрежетав обломками лап по столу, медленно пополз вперед. Рингрин и Ваниэль смотрели на изуродованную игрушку, как зачарованные. Марфор с удовлетворением заметил, что Рингрин болезненно хмурится, пытаясь понять смысл затеи гостя — неудачная шутка? Бездумное разрушение от усталости после тяжелого дня? Или же что-то иное?

Паук дополз до края стола и упал бы, но Марфор поймал его.

— Смотри внимательно, — повторил ледяной эльф. Взявшись за ключ в спинке, он с силой провернул его против солнца. Внутри игрушки что-то хрустнуло, с нервным теньканьем сорвалась пружина. Переломанные лапки паука обвисли. Марфор положил игрушку на стол. Паук завалился набок и не двигался.

— Понимаешь? — осведомился он у Рингрина.

— Понимаю, — хмуро ответил тот. — Пять далеров троллю в карман. Я знаю, что это смешно, я уже не ребенок, но меня это успокаивало. Я глядел, как он ходит по столу, переваливается с боку на бок... Иногда бывает сложно расслабиться.

Ваниэль ничего не сказала. При виде того, как эльф обошелся с паучком, она испытала необъяснимый, животный ужас, и не хотела в этом признаваться. Марфор хмыкнул.

— Прости, что сломал игрушку, — сказал он. — Можешь удержать с меня... Я хотел показать вам кое-что, да, видимо, это зрелище не для тех глаз. Как люди делают консервы? — спросил он, чтобы сменить тему. — Что это за чары?

Рингрин пожал плечами. Ваниэль сказала:

— Никаких чар там нет. Вообще. Только тушеное мясо и картошка... Но почему-то не портится, очень долго. Я думаю, может быть, дело в том, что в запаянную банку не попадает влага.

— Мандречены и сами не знают, в чем причина, — ответил принц презрительно. — Кто-то прижал кастрюлю слишком плотной крышкой, кто-то заметил, что щи не киснут. Вот и все.

— Да, но никто из нас не заметил этого, — произнес Марфор задумчиво.

Рингрин пожал плечами, произнес заклинание, чтобы не обжечь руку, и вытащил свою банку из огня. Поставив ее на стол, принц стал есть. Ваниэль достала уже разогревшиеся банки для них обоих. Марфор кивком поблагодарил ее.

Закончив трапезу, принц сказал:

— Марфор, твое место у стены. Я пойду проверю, как там наши.

Рингрин телепортировался из землянки. Марфор почувствовал, что за время трапезы брат и сестра обменялись несколькими весьма энергичными телепатеммами, и уход принца его не удивил. Ледяной эльф свернул полушубок, пристроил его вместо подушки и улегся у стены. Ваниэль доела, положила пустые банки в печь и плотно прикрыла дверцу. Затем пробормотала себе под нос заклинание, и сияние стен погасло. Марфор услышал шаги, потом зашуршал тюфяк. Эльфка тоже забралась на нары. Ширина походного ложа позволяла обоим лежать на спине, и между ними еще оставалось сантиметров шестьдесят, как раз для Рингрина.

В печке потрескивали угли. На земляном полу лежал алый блик из-под дверцы.

— Ты не спишь? — сказал Марфор.

— Нет.

— Ты меня хочешь?

Ваниэль чуть замялась, но все же ответила:

— Да.

— Давай уже завтра, Черная Стрела, — сказал Марфор. — Когда мы победим, принцесса отблагодарит победителя дракона, как заведено...

— Когда ты победишь, — сказала Ваниэль. — Теперь я понимаю, откуда пошла поговорка: "гордый, как ледяной эльф". Как скажешь, Марфор. Но позволь, я поделюсь с тобой еще одной пословицей. Нашей, партизанской. "Завтра не всегда наступает".

Эльф усмехнулся и повернулся к Ваниэль.

Она боялась назвать его другим именем, но неожиданно поняла, что успела забыть одну простую вещь — несмотря на одинаковость выполняемых движений, каждый делает их по-своему. Это и есть характер. Сутью же Марфора, как можно было заметить еще во время стрельбы по иллюзиям, была неторопливая изощренность. Став с нею единым целым, он все равно умудрился остаться один, и эта отстраненность, из-под которой в конце огненным фонтаном прорывается боль, напомнила Ваниэль совсем другого эльфа, не того, кто делил с ней эти тесные нары так долго, и которого две недели назад принесли из леса с мандреченской стрелой в глазу.

В итоге, она все же произнесла имя, и это имя не было именем Марфора.

— А Шенвэль не придет бить мне морду?

— Нет. Он теперь в воспитательном лагере, если еще жив. Прости, что я тебя так назвала, просто...

— Да все понятно. Пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Завтра, чтобы ни случилось, ты не пойдешь за мной в яму. А то знаю я вас, женщин. Ночь — это ночь, а день — это день.

— Видишь ли, мы, темные эльфы, ценим ночи больше дней.

— Почему же?

— По ночам мандречены не воюют.

Тиндекет и Глиргвай устанавливали пулемет на скальном козырьке. Второй пулемет и Глиргвай были последним грузом, который Хелькар привез на своей твари. Тиндекет с завистью посмотрел на лук Ангмарца, висевший за спиной девушки. Длинный, из матово-коричневого дерева, которое эльф так и не смог распознать, хотя отличал клен от дуба на ощупь, по рисунку коры. Однажды Тиндекет попытался взять лука. Он успел ощутить лишь невыносимый холод, из руки брызнула кровь — тетива пропорола ему ладонь до кости.

— Защита от вора, — сухо сказал Хелькар, пока сестра Че забинтовывала руку матерящемуся эльфу. — Лук можно только подарить.

И видимо, он подарил лук Глиргвай, вместе с колчаном. Из него торчало черное оперение стрел, имевших странный пятиугольный наконечник. Увидев его впервые, Тиндекет рассмеялся и сказал:

— Я знаю, эти стрелы смертельны. Когда они пролетают рядом, врага просто разрывает от смеха.

Но тем не менее, эти стелы убивали, именно своими смешными наконечниками, которые, как выяснилось, в теле жертвы распадались на пять частей и двигались внутри уже самостоятельно. Человек превращался в мешок, набитый кровавой кашей из перемешанных, разорванных внутренностей. Раны от стрел Хелькара не лечились.

Вечерело. Та часть ущелья, где находилась троица, уже была погружена в сумрак. Маха вздохнула, подумав о том, что солнце сейчас бьет в глаза Моркобинину, сидящему на противоположном конце ущелья. Впрочем, к тому времени, когда химмельриттеры появятся, солнце уже скроется за острыми пиками гор. Она подтащила ящики с патронами поближе к Глиргвай и Тиндекету заклинанием Выползка, и теперь разминала руки, втягивая новую порцию Чи.

Ущелье Дункелайс имело форму буквы N и перечеркивало горы Эммин-ну-Фуин в их самой узкой, северной части. Можно было облететь горы и идти над Гламрантом, но тогда химмельриттерам пришлось бы забрать слишком далеко к северу, и на выправление курса у них ушло бы дня два. Хелькар полагал, что они пожелают сократить свое пребывание во враждебной стране по максимуму.

И он оказался прав.

До Мидинваэрна оставалось четыре дня, когда медиумы Энедики сообщили, что химмельриттеры пересекли Димтор южнее урочища Плакун, где и разделились — трое полетели на юг, шестеро — на северо-запад. Отряд Махи выступил налегке. Хелькар пообещал отнести пулеметы, патроны и прочие припасы в ущелье на своей твари. Ежи осмотрели ущелье и выбрали позиции для будущего боя. Моркобинина, Квендихен, Глиргвай и сестру Че Маха поставила в нижней точке, в которой заканчивалась наклонная палочка буквы. Самое главным командирше Ежей казалось, чтобы химмельриттеры не прорвались назад, к равнине. Сами они с Тиндекетом разместились в верхней точке наклонного отрезка, там, где ущелье резко сворачивало на юг. Хелькару предстояло доставить Глиргвай к группе Моркобинина и занять свою позицию в облаках, медленно сгущавшихся над ущельем.

Сейчас Хелькар ждал, пока Тиндекет и Глиргвай разберутся с пулеметом. Им предстояло связать заклинаниями его тонкие длинные ноги и выбоины в почве. Хелькар привалился к теплому боку своей твари. Та свернулась кольцом на краю обрыва — скальной козырек был не так уже велик.

— Ну, вроде все, — сказал Тиндекет.

Глиргвай направилась к Хелькару. Тот откашлялся, извлек из-под полушубка и кольчуги тонкую цепочку, которую всегда носил на шее. На цепочке висели два кольца, украшенные старинными рунами.

— На время битвы мне придется сменить облик, чтобы стать неуязвимым, — сказал Хелькар. — И я хочу показать его вам заранее. Чтобы вы знали, что это я.

— Валяй, — сказала Маха и засунула руки в карманы полушубка.

Эльф неторопливо расстегнул цепочку, снял то кольцо, что было чуть больше в диаметре, застегнул цепочку и надел кольцо на средний палец правой руки.

Тиндекет шумно выдохнул, осел прямо в снег и судорожно вцепился в затвор пулемета. Если бы оружие не было бы заговорено и жестко нацелено в небо, сейчас он бы развернул его, и стрелял бы, пока опустошенный диск сухо не защелкал. Глиргвай застыла на месте. "Биться в мокрых штанах будет очень неудобно", меланхолично подумала она. — "Они же сейчас застынут, будут как деревянные".

— Ух ты, — восхищенно сказала Маха. — Да, вы с тварью теперь очень подходите друг другу.

Эльфка прищурилась и посоветовала:

— Только сдвинь корону набок, вид будет побоевитей

— Я не могу, — прогрохотал из шлема назгул. — Она приварена.

Глиргвай засмеялась и с облегчением поняла, что ей все же придется сражаться в сухих штанах.

— Так, ну давайте. Уже пора. Садись к нему, Глира, — сказала Маха.

Эльфки крепко обнялись на прощанье.

— Не дрейфь, — сказала Маха. — Мы тебе из кожи гросайдечи к Бельтайну платье справим... Первая девка на деревне будешь.

— Лучше штаны, — мрачно сказала Глиргвай.

— Или так, — согласилась Маха. — Штаны из драконьей кожи, ха! Им же сносу не будет.

— Штаны, платья, — заметил прислушивающийся к разговору Тиндекет. — Плащи надо всем пошить, они ж непромокаемые получатся. Самое то осенью по лесу шастать.

— Там посмотрим, — сказала Маха. — С шести гросайдечей кожи на все должно хватить. Остальное некромантам продадим, я уже договорилась.

Хелькар сел на спину твари, прикрытую попоной. Он не нуждался ни в уздечке, ни в шпорах для того, чтобы управлять чудовищем, ни в седле, чтобы удержаться на спине во время пируэтов — в полете назгул и его тварь становились единым целым. Но про Глиргвай этого сказать было нельзя. Она села перед Хелькаром, и он крепко обнял эльфку за талию. Когда они улетали из Дома, Глиргвай решила сесть сзади и держаться за эльфа. Но ощущать, что поднимаешься на огромную высоту, и видеть перед собой только спину в толстом стеганом жилете, который Хелькар носил поверх кольчуги — это оказалось слишком для девушки. Они поменялись местами, и вид леса под ногами успокоил и очаровал эльфку.

Тиндекет проводил небесных всадников глазами, а потом наклонился к Махе и прошептал ей что-то на ухо. Эльфка хмыкнула.

— Я понимаю, милый, — сказала она почти нежно. — Что тебе очень хочется, чтобы я бросила курить, и ты бескорыстно предлагаешь себя в замену курительной трубки. Но ты упустил вот какой момент. Ты в детстве никогда не лизал железо на морозе?

— Ну, было, — буркнул Тиндекет, еще не понимая, к чему она клонит.

— А если я к тебе примерзну? Кто тебе патронные диски менять будет?

Тиндекет расхохотался.

— Да ну тебя с шуточками твоими, — сказал эльф.

— И вообще, сколько можно суррогатами всякими питаться? — тихо сказала Маха, прижимаясь к нему.

— Ээээ... Ну.... Мы тебе ничего не повредим там? — с сомнением спросил Тиндекет.

— Это я сейчас поврежу кого-нибудь, — мрачно отвечала эльфка и жалобно добавила: — Ну Тин, а если мы умрем сегодня?

Тиндекет вздохнул, отстранился и сел на ящик с патронами — лицом к выходу из ущелья, откуда должны были появиться гросайдечи. Эльф расстегнул полушубок и ремень на штанах, приглашающе похлопал себя по коленке.

— Ура! — воскликнула Маха. — Господин назначил меня любимой женой!

— Да ладно тебе, — проворчал Тиндекет.

Потом он уже ничего не говорил.

В ущелье пришла ночь. Ели на склонах казались дочерьми каменных троллей, наряженными в кольчуги и длинные платья, с островерхими шлемами на головах. В руках они сжимали зубастые гизармы ясеней, давно потерявших последнюю листву. На высоте было холодно, ветер забирался под полушубок, кусал щеки.

— Почему ты меня подобрал? — спросила Глиргвай и высморкалась. — Тогда, когда моя деревня горела? Ты знал моих родителей?

— Нет, я там никого не знал, — ответил Хелькар. — Морана сказала мне, чтобы я был милосерден. Это спасет ее когда-нибудь.

— Ясно, — пробормотала эльфка и уставилась на руку в тяжелой латной перчатке, лежавшую на ее животе.

Второй рукой Хелькар что-то делал за ее спиной. Эльф довольно сильно ворочался, но Глиргвай уже привыкла. Теперь эльфку не обваривало потом от ужаса каждый раз, когда они съезжали с хребта животного то в одну, то в другую сторону. Тварь летела медленно, очень ровно. Глиргвай в который раз подумала о том, что, судя по размеру нижней челюсти, мозгов у летающего ящера чуть больше, чем у белки.

Из-за ее спины появилась рука Хелькара. На раскрытой ладони лежало кольцо. По черневшим на нем рунам Глиргвай узнала второе кольцо из тех, что эльф всегда носил на шее.

— Обручиться хочешь, что ли? — пробурчала озадаченная Глиргвай.

Назгул засмеялся. Из-под шлема это звучало так, словно в кастрюле булькал борщ.

— Нет, — сказал он. — Я уже другой обещался. Возьми, спрячь и послушай меня внимательно.

— Дай мне цепочку тогда, — подумав, сказала Глиргвай. — Из кармана может выпасть.