Открыв глаза, Безымянный обнаружил, что сидит на на полосатом матрасе, а наверху ярко горит большая лампочка накаливания. "Висит груша, нельзя скушать" — опять непонятно откуда вспомнилась вдруг старая поговорка-загадка, и нюхач заморгал, приспосабливаясь к освещению. Огляделся — в комнате никого не было, на кровати лежала пачка сигарет с огромной зажигалкой, в углу тихо тикали часики с кукушкой. В верхней части стены, у которой стояла кровать, обнаружились металлические створки, из-за которых доносился гул вентилятора. Видимо, после вчерашних приключений его выкинули из вентиляционной системы на кровать вождя. Безымянный вспомнил вчерашнее и сладко потянулся.

Нащупал хоботом повязку, валявшуюся рядом, и быстро натянул на голову. С удивлением он понял, что теперь чувствует себя в темноте, с повязкой, намного комфортнее, чем зрячим. Напомнил о себе голод, рядом обнаружилось что-то сладко пахнущее, и Безымянный, не раздумывая, подгрёб это лакомство руками к себе и, жадно чавкая, принялся уплетать.

Наевшись, он снова погрузился в уютную дремоту и очнулся спустя пару минут от того, что его хлопнули по затылку.

— Ты съел мои сладости? — голос вождя звучал строго.

Нарушенный запрет. Безымянный не знал, что за это могут сделать, поэтому ему стало страшно, он сжался в комок и он решил соврать.

— Нет, их тут не было.

Матрас закачало — вождь спрыгнул с кровати и, судя по шуму, убежал куда-то.

Снова погрузился в дремоту, и проснулся только от сильного запаха, заставившего инстинктивно вскочить и побежать по внутреннему коридору на кухню.

На кухне было душно. По центру, прямо на полу, стояла электроплитка с низким широким чаном, от которого шёл жар. Нюхачи толпились вокруг кастрюли, радостно похлопывали мохнатыми ладошками по горячим краям и шептались о чём-то.

— Ты рад? — подошедший Ворчун хлопнул Безымянного по плечу.

— Конечно рад, — отозвался тот.

— И я рад. Хомячатина... Давно мы её не ели, уже больше недели.

Кто-то принёс ложки, и выводок стал греметь ими о кастрюлю, вылавливая кусочки посочнее.

— Самкам отнесли? — спросил кто-то.

— Угу, — ответил Взъерошенный.

Интересно, почему той ожившей статуэтке не позволяют есть вместе со всеми, и почему вообще самок прячут от выводка, подумалось Безымянному, но эта мысль промелькнула где-то на заднем плане. Гораздо важнее сейчас казалось не быть уличённым в нарушенном запрете.

Рядом, судя по запаху, стоял Длинный, он подцепил в кастрюле ложкой кусок Безымянному и пробормотал:

— А я видел всё. Видел, как ты съел еду вожака. Мимо проходил.

Безымянный насторожился.

— Ты будешь молчать?

— Не знаю, мне сложно молчать, — голос Длинного звучал с издёвкой.

"Вот ведь гад!" — подумал Безымянный и стал лихорадочно соображать, что делать. По уму, надо было убежать и спрятаться где-нибудь под шкафом, но уйти не позволял голод и... запах.

Вожак, стоявший напротив, по ту сторону от кастрюли, явно был не в духе — ходил и лупил всех, особенно молодых.

— Это не я! — послышался жалобный голос Лысого. Раз даже Лысому досталось, то что и говорить про остальных.

— О Великий Вождь! — не выдержал, наконец, Ворчун. — Почему ты всех бьёшь? Нельзя ли решить проблему мирно?

Крики прекратились.

— Хорошо, — сказал вождь. — Пусть тот, кто съел мои сладости, сознается самостоятельно.

Воцарилась почти мёртвая тишина. Слышны были только капли воды из соседней комнаты.

— Он не сознается! — выкрикнул Длинный. Безымянный дал ему подзатыльник.

— Кто? Ты знаешь, кто это сделал?

— Это всё он! — заверещал предатель. — Тот, которого вы разбудили!

Страшно, снова стало страшно. Безымянный метнулся к выходу, но напререз ему, сбивая с ног, бросился Кистеух.

— Стой! Ты нарушил запрет.

Раненый нюхач повалил Спящего на пол, а сверху на нарушителя повалились ещё трое соплеменников.

— Нет! Это не я! — вопил Безымянный. — Не ешьте меня!

— Ты нарушил запрет... — слышалось со всех сторон.

— Безымянный нарушил запрет и съел лакомства вождя, — откуда-то со спины послышался грозный голос вождя. — Дайте мне повязку с его глаз, теперь он вождь.

Свет ударил по глазам.

3.8

Поначалу Безымянный обрадовался — наказание было не столь страшным, как он того ожидал. Но потом, после совместного обеда, вождь, теперь уже бывший и надевший на глаза повязку, отвёл Безымянного в сторону и рассказал про все обязанности, которые предстоит выполнять предводителю клана.

Обязанностей оказалось чересчур много. Нужно было следить за порядком. Улаживать конфликты внутри выводка. Обороняться от чужаков. Принимать роды у запрятанных самок — их оказалось пятеро, и две из них беременны. Лечить поранившихся. Воспитывать молодняк и передавать знания от поколения к поколению. Нужно было забивать и готовить хомяков. И, что самое важное и ответственное — предстояло следить за часами, иначе можно проворонить время сна и обеда.

— Будь осторожен! От тебя теперь слишком многое зависит, — сказал напоследок вождь и вернулся к чану с едой.

После сытного обеда все, включая новоявленного вождя, свалились в кучу и задремали на кухонном полу. Проснувшись, Безымянный первый раз подробно рассмотрел свой выводок. Оттенок кожи был разным — от салатного до розового, а странные полоски на телах нюхачей при ближайшем рассмотрении оказались текстом. Строчками каких-то до боли знакомых песен и стихов.

"... мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя " — красовалась надпись на груди Ворчуна. "Над седой равниной моря гордо реет буревестник, грозной молнии подобный" — читалось на спине Взъерошенного.

Русский. Это русский язык, понял Безымянный. Он сам, как и жители всех предыдущих стран-миров, несмотря на зарубежные имена, говорили и говорят на нём.

Кто написал все эти слова на телах выводка?

И что же это за мир, в который он попал? Миры... Вдруг вспомнились слова предводителя слонотавров из давнего сна о том, что есть какие-то искусственные миры. Глупость всё это, конечно, но захотелось спросить об этом бывшего вождя. Безымянный стал бегать по помещениям и звать его.

— Вождь, ау! — крикнул он, вбегая в комнату с хомяками.

— Бесполезно, о великий вождь, — сказал Лысый. В повязке он выглядил таким беспомощным, таким же, наверное, был Безымянный до этого. — Теперь ты вождь, а старого вождя больше нет.

— В каком смысле нет? — испугался Безымянный. Он надеялся, что его предшественник будет помогать советом.

— Я не знаю, куда они все уходят. Что предыдущий, при котором я родился, что этот. Теперь ты должен всё решать за нас.

Стало не по себе — тут было и чувство потери, и какая-то подростковая неуверенность в себе, и ощущение огромного груза ответственности на плечах. Вместе все эти чувства породили страх, сильный страх перед будущим. К тому же, он знал, что может объявиться много проблем, решения которых в одиночку он не найдёт.

Захотелось убежать, спастись из этого чёртового отсека.

— Великий Вождь, сколько времени? — спросил один из подростков.

— Я не знаю, сколько времени! — огрызнулся он, и хотел было ударить молодого, но пожалел — незрячие соплеменники в повязках выглядели беспомощными.

Побежал в свою комнату с кроватью. На ней сидело два нюхача — огромных, странных и незнакомых.

— Вы кто? — насторожился Безымянный.

— Твои самки, — протрубило левое существо, пошевелив грубым, неприятно волосатым хоботом.

— А кто же... тогда был вчера в вентиляции? — вопрос прозвучал слишком по-риторически. Ответ на него мог дать только бывший вождь, но он бесследно исчез.

— Уж не знаю, кто к нам ходит по вентиляции, — проворчала сидящая справа. — Наверняка, чужаки, но это не наша проблема. Ты вождь, тебе решать.

Их тела тоже оказались исписаны стихами. Приблизившись, Безымянный прочитал на бледной коже: "Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем. Для тебя в окошке створчатом я всю ночь сижу с огнем". Анна Ахматова, вспомнил он имя поэтессы. Самка, почувствовав приблизившегося вождя, призывно потянулась к нему хоботом, и это выглядело отвратительно. Они были ненастоящие. И всё вокруг было ненастоящее, даже его собственное тело. Только та крохотная ожившая девушка-статуя, которую он безвозвратно потерял.

Если на всех нюхачах написаны строки, то что тогда написано на нём самом? Из-за хобота полностью разглядеть живот не представлялось возможным, да и буквы были перевёрнутыми.

— Зеркало, у нас есть зеркало? — спросил он у самок, но те не ответили.

Безымянный снова забегал по комнатам, спрашивая окружающих, но никто не мог дать ответа. Зеркалами тут никто не пользовался. Почти окончательно отчаявшись, новоявленный вождь обнаружил неприметную дверь в конце внутреннего коридора. Холодильник! Он совсем забыл про это помещение.

Кое-как допрыгнув до дверной ручки, он открыл массивную металлическую дверь. Изнутри пахнуло запахом сырости и холода — точно такой же запах был, когда он проснулся в этом несчастном мире бункера.

На двери было зеркало, но свет лампочек вдалеке был настолько тусклым, что буквы читались с трудом.

Буквы оказались не русскими, угловатыми.

— Эр-эм... пробел, дефис эр-эф... косая черта4, — тихо прочитал он. — Что-то знакомое.

Со всех сторон послышался резкий писк, от которого заложило уши. Безымянный почувствовал, что сейчас начнётся что-то странное, и, возможно, ужасное, и страх заполнил собой всё крошечное естество нюхача. Чувство было знакомым и оттого тем более неприятным.

По стенам пошли трещины, а с потолка стали падать на пол огромные куски штукатурки. Пол заходил ходуном, из помещений отсека послышались крики сородичей. Стена, противоположная двери холодильника, вспыхнула ярким светом и пропала, за ней открылась огромная ярко-синяя пустота, которая, медленно наступая, шла вперёд по коридору и обращала в ничто всю реальность бункера.

Безымянный залез глубже в холодильник и задрожал — больше от ужаса надвигающегося катаклизма, чем от холода. Налетевший ветер захлопнул дверь камеры, и стало темно. Рядом лежало чьё-то тело, привычным движением хобота он нащупал лицо и распознал в нём бывшего вождя.

— Вождь! — крикнул он. — Проснись, умоляю! Только ты можешь это объяснить и остановить!

Вождь слабо пошевелил хоботом, затем послышался его недовольный голос.

— Не мешай мне спать. Лучше ложись рядом и тоже усни. Так ты сможешь отправить своё сознание обратно в сеть реальностей.

— Сеть чего?!

— Реальностей.

— Что происходит?

Послышался смешок.

— Ты запустил команду удаления. Был приказ от Авторов Мироздания, чтобы мы разбудили тебя. Именно поэтому все ходили с завязанными глазами, чтобы случайно не прочитать её. Она есть на всех Спящих.

Авторы? Мироздания?!

Путник, он же Сэм, он же Безымянный, послушно лёг рядом на ледяной кафель холодильной камеры и крепко зажмурился. Только бы успеть заснуть, понял он, иначе процесс уничтожения реальности не пощадит и его. Только бы успеть!

Через пару мгновений он почувстовал яркий свет, пробивающийся сквозь закрытые веки и приоткрыл левый глаз. Потолок исчез, в фиолетово-синем небе сияли раз... два... три... шесть крохотных солнц, образующих шестигранник. Вслед за потолком исчезли стены, содержимое холодильника, а потом и пол. Тельце Безымянного, вместе с телом бывшего вождя стали падать вниз. Путник понял, что пытаться заснуть уже бесполезно, что он обречён быть стёртым вместе со всем содержимым окружающего пространства, открыл второй глаз и стал просто наблюдать за процессом стирания реальности. Страх постепенно уходил, вымещаясь из сознания адреналином свободного полёта.

Нижние этажи-уровни бункера быстро рассыпались, как карточный домик, и под ними оказалась бесконечно-далёкая зеркальная поверхность. Рядом пролетали кастрюли, кровати, мелкие предметы, а также бывшие жители бункера, обречённые на удаление. Тело бывшего вождя, чьё настоящее имя Путник так и не узнал, стало прозрачным. Оно сначала летело на одной высоте, похожее на тряпичную игрушечную куклу, а затем и вовсе растворилось призрачной дымкой, как растворяется кусок сахара в кружке чая.

Уснуть... Теперь ему никогда не уснуть и не увидеть сны, подумалось Безымянному.

Или, может быть, эта череда разрушающихся миров будет бесконечной? Может, случится то же самое, что и раньше? Внезапно до Путника дошли слова, сказанные той крохотной нимфой из вентиляционной трубы. Его разбудили для того, чтобы он уничтожил этот мир. Но зачем? Кому это нужно?

— Ну, что я тебе говорил, — послышался знакомый голос, и Путник увидел внизу, в зеркальной поверхности гигантское знакомое лицо. Это был Казимир, только в этот раз без рогов и более похожий на человека. — Они все слепы. Тебе давно пора проснуться.

— Так я сплю?! Это всё сон?! — радостно завопил Путник.

— Настоящего сна нет, как нет ничего настоящего. Ты во власти тех, кто тебя породил. Ты делаешь то, что тебе положено.

— Кто ты?! — крикнул Путник, но гигантская поверхность под ним исчезла — процесс удаления не пощадил и его.

По лицу больно ударили, и его перевернуло лицом наверх. Реальность вокруг стала меркнуть, а солнца над головой объединились странной коричневой штукой, похожей... на крепление люстры.

По лицу ударили ещё раз. Он открыл глаза.

3.9

Морда, нависшая над ним, несомненно являлась человеческой. Немного раскосые глаза и тонкая козья бородка показались проснувшемуся неприятными, хотя мысль о том, что он наконец-то находится среди людей, несомненно обрадовала. Форма на вояке была в нелепую сине-зелёную полосочку и по расцветке походила на банный халат, но, судя по прочности и строгости форм, явно имела военное предназначение.

— Вот он, шпион, нашёлся, — криво усмехнулся куда-то в сторону обладатель козьей бородки, затем схватил юношу за воротник пальто и резко заставил сесть. Зрачки у вояки были неприятно расширены. — Говорили же, далеко не уйдёт. А ну встань, когда с тобой беседуют! Я лейтенант войск Корпорации Хаким Минниахметов. Ты обвиняешься в воровстве и шпионаже, парень. Ты арестован.

— Я? — усмехнулся юноша и оглядел помещение. Потолок был низким, стены — голые кирпичные, окон не наблюдалось, пахло сыростью — похоже, подвал. Потом посмотрел на себя — расстёгнутое бурое пальтишко, полосатый шарф... Он не узнал свои руки. — А кто я?

— Ничего, скоро узнаем, кто ты, — подошедший слева молодой парень в форме больно пихнул ногой только что проснувшегося юношу.

Путник слетел с кровати, размотавшийся шарф упал на пол. Хаким подхватил его, заломил руки и похлопал по бокам, проверяя, нет ли оружия. Потом скрутил руки за спиной и повёл к выходу. Лейтенант, как и сопровождавший сержант, оказались на полголовы выше, и Путник удивился — неужели у него такой маленький рост?

Следом появилось чувство "дежа вю", что именно такая же странная мысль о своём росте приходила в голову когда-то давно. Или недавно?

В углу подвала со связанными руками валялся какой-то крупный мужик в чёрном комбинизоне. Его смуглое лицо показалось Путнику удивительно знакомым, словно он видел этого человека в какой-то важный, переломный момент жизни.

— Отпусти его, гады, он ни в чём не виноват! Император не простит вам!.. — крикнул парень, но Хаким выстрелил ему в ногу из какого-то странного пластмассового оружия, связанный медленно промычал, закрывая глаза: — Так будет только хуже...

— А вы убийцы? — наивно спросил Путник.

— Ты идиот? Что за дебильные вопросы! — Хаким пихнул пробудившегося сапогом, заставляя подниматься по крутой металлической лесенке куда-то наверх. — Артур, накинь ему на голову мешок.

"Ха, совсем как Ворчун с Лысым из бункера", — подумалось Путнику. Ему неожиданно стало весело.

— Сейчас вылезет, да наденем, чё торопиться? — откликнулись сзади.

В коридоре, сплошь уставленном старинными светильниками и часами, было намного светлее. В холле около лежащего ничком старика сидел на корточках третий вояка, увидев вошедших, он поднялся.

— Что с ним? — спросил Артур.

— Не выдержал, — отмахнулся третий.

— У него же титул, болваны! — сказал Хаким, злобно зарычав. — Генерал живьём закопает!

— А, может, оклемается, — сказал третий. — Поехали?

Точно, какие-то головорезы, подумалось Путнику, и в следующий момент Хаким накинул ему на голову мешок.

Но он был рад. Да — опять темнота, опять несвобода и опять ни мысли о том, кто он такой. Но зато он теперь снова человек, снова настоящий, и эта мысль радовала как никакая другая. Да и мир вокруг был намного естественнее предыдущих.