Не надо оборачиваться

— Когда они приехали, вы уже создали второго Хоттабыча?

— Нет, только татуировку приклеил. Как бы татуировку.

— Я понял. А зачем?

— Ван Хельсинг сказал, что она нужна обязательно. У него тоже была.

— Настоящая? — заинтересовался Нежный.

— Не знаю. А я приклеил, и эти парни если и заметили, что она не настоящая, ничего мне не сказали.

— С татуировкой всё понятно, а что с двойником?

— Я знал, что должен лично отвезти парней к дому старика...

— Убийц, а не просто парней. Или вы не знали, что они собираются убивать?

— Убивают людей, а этот Бонифаций был оборотнем, а не человеком. К тому же он сам убил мою дочь!

— Хорошо, пусть так. Вы должны были лично отвезти парней. И что?

— Я знал, что мою машину обязательно заметят, она бросается в глаза. Вот и придумал другого старика, похожего на меня. У сторожа спёр ключи от гаража, это бы доказало, что за рулём был не я. А жена сказала бы, что я в тот день из дому не выходил.

— Алиби, основанное на показаниях жены или матери, не стоит ломаного гроша. А что там получилась за путаница с отпечатками пальцев?

— По приказу Ван Хельсинга мы намазали подушечки пальцев силикатным клеем, знаете, тот, который токсикоманы нюхают?

— Знаю.

— Вот, дождались, пока застынет, и поехали. Это лучше, чем перчатки.

— Ясно. Но зачем вы на рожон лезли? Провоцировали полицию на арест, это же могло очень плохо для вас кончиться.

— Очень плохо — не могло, — покачал головой Хоттабыч. — Очень плохо было бы, если б я этого не сделал. Понимаете, парни ушли, и долго не возвращались. Тут подъехали менты, пэпээсники, и пошли в тот же подъезд. То, что ребята, скорее всего, погибли, я понял, а вот чем всё закончилось для Бонифация — не знал. И что мне делать? Позвонил Ван Хельсингу, а он мне говорит, что я должен точно выяснить, погибли парни или хоть один из них выжил. Не знаете, Юрий Николаевич, зачем ему это понадобилось?

— Откуда же мне знать? Наверно, киллеры могли сболтнуть что-то такое, чего их шеф не хотел, чтоб услышали мы. Но вы упоминали что-то очень плохое.

— Да, упоминал. Ван Хельсинг сказал, что если я не скажу ему в тот же день, живы парни или нет, или скажу неправду, его люди убьют в Голландии моего внука.

* * *

Город Люба толком не знала, положилась на навигатор, а тот с удовольствием привёл её в безнадёжную пробку. Час пик давно миновал, машин на улицах было совсем немного, но какие-то тёмные силы упорно собирали их к одному перекрёстку, кем-то сверху временно назначенному проклятым. Рассосётся здесь — обязательно соберётся где-то в другом месте, этот город без пробок не оставался, разве что глухой ночью, и то не наверняка.

Она попыталась вырулить дворами на параллельную улицу. Навигатор категорически отказался помогать, пришлось полагаться на интуицию, а она вдруг взяла и подвела. Дворы сменялись кривыми переулками с односторонним движением, узкие проезды внезапно заканчивались глухими тупиками, причём развернуться там было невозможно, приходилось возвращаться задним ходом, один раз её остановил обледеневший подъём, на котором скользила даже зимняя резина. Поняв наконец, что заблудилась, она остановила машину и попыталась разобраться, куда её занесло.

Навигатор не стал капризничать, и показал, на какой улице она стоит. Люба стала рассматривать карту, и вдруг заметила, что метрах примерно в двухстах сзади от неё помечен какой-то клуб собаководства. Так почему бы его не посетить и не задать всё те же вопросы о собачьих сосках? Не то чтобы она нуждалась в их ответах, но ведь потом она сможет спросить, как отсюда проехать в центр, раз уж навигатор и интуиция предлагают какие-то идиотские маршруты, которые приводят в никуда.

Клуб располагался в маленькой комнатке с двумя столами, на одном из которых стоял компьютер, а рядом с другим — шкафчик с картотекой. За столами восседали худощавая женщина средних лет с фиолетовыми волосами и кроваво красными губами и ногтями, и юноша, настолько на неё похожий, что не мог ей приходиться никем, кроме как сыном. Она что-то диктовала, он заносил это в электронную таблицу. Люба даже не пыталась понять, о чём там у них идёт речь. Она представилась, а затем, ничего не объясняя, спросила, может ли у собаки быть всего два соска.

— Я — бухгалтер, — ответила дама. — А мой сын — компьютерщик. Так что вряд ли мы сможем чем-то вам помочь. Это вам к директору надо, но он болеет. Ему уже под восемьдесят и он уже почти год болеет, вообще-то, так что и он не поможет.

— А вот и нет! — возразил юный кибернетик. — Сейчас посмотрим в интернете, что там пишут об этом деле. Ага, вам, скорее всего, попалась сучка с недоразвитыми сосками. Два нормальных, а остальные недоразвитые. На ощупь они незаметны, а на глаз — нужно внимательно приглядываться. Понимающие люди говорят, что это нормально, хоть и бывает нечасто. Вот, гляньте, это на столичном форуме обсуждают.

— Надо же! Спасибо, — расстроилась Люба.

— А что там была за собака? Какой породы?

— Никакой. Приблудная дворняга. Так её хозяйка сказала, если она на самом деле её хозяйка.

— А вы её хорошо разглядели?

— Да. И собаку, и хозяйку.

— Опишите собаку, а я запущу программу определения пород. Я тут скачал уйму программ и баз данных по собаководству, надо же их хоть раз опробовать!

— Чёрная псина, шерсть мягкая, шелковистая, на голове и шее длинная, на теле совсем коротенькая.

— Ввёл. Теперь размер. Сколько она примерно весит?

— Килограмм сорок, а то и все пятьдесят.

— Ого! Таких пород очень мало. Так, морда острая?

— А какие у собак бывают морды?

— Здесь предлагают на выбор "острая, тупая или плоская". Вот, смотрите, они дают даже рисунки для примера. Вот это как у овчарки, это болонка, а это — бульдог.

— А говорили, не разбираетесь в собаках.

— Совсем не разбираюсь, товарищ капитан. Тут так написано, вот и всё.

— Вот такая, — Люба ткнула в болонку. — Но та псина точно не болонка.

— Понятно. Теперь длина лап по отношению в общим размерам. Вот, смотрите, это такса, это овчарка, это борзая, а это — гончая.

Возились они долго, но порода Молли так и не определилась, и парень в конце концов был вынужден признать бессилие этой компьютерной программы. Но он не мог смириться с поражением компьютера, и вновь затрещал клавиатурой.

— Я тут сейчас ещё пару программок скачал. Одна — определяет породу собаки по фотографии.

— У меня нет её фотографии.

— Это не беда. Вторая программка — как раз фоторобот для собак. Раз вы из уголовки, значит, знаете, что такое фоторобот?

— Конечно, знаю.

— Ну, вот, получим изображение псины, и скормим его первой программке. Начнём?

Фоторобот они составили очень быстро, минут за десять. Молли получилась очень похожей, хотя, конечно, картинка была похуже фотографии. Казалось, всё зря — и по изображению порода не определилась. Но парнишка запустил поиск по фотографии, и картинка неожиданно нашлась. Собака, похожая на Молли как родная сестра, вцепилась в руку какому-то человеку в старинной одежде. Тот выронил шпагу и скривился от боли, а второй, почти мальчик, одетый примерно так же, наносил ему удар кинжалом в горло. Рядом грудой лежала женская одежда, тоже старинная.

— Что это такое? — ошарашено спросила Люба.

— Гугл пишет, что это, скорее всего, собака-оборотень.

— Что? — Люба была ошарашена ещё сильнее.

— Оборотень. Тут к картинке ещё текст на французском. Вы понимаете по-французски?

— Нет.

— Я — тоже. Ну, ничего, у нас же есть же машинные переводчики. Смысл-то уловим, а если вам будет интересно, найдёте знатока, который переведёт по-настоящему. Так, готово. Слушайте. Средневековье. Филипп, третий сын французского короля, подвергается постоянным сексуальным домогательствам матери и сестры. Он вырастает с непреодолимым отвращением к женщинам. С мужчинами он не может, потому что это запретил Господь. С ужасом мальчик осознаёт, что его тянет к собакам. Он спрашивает совета у священника, потому что скотоложство — это тоже плохо. Тот знакомит его с Жюли, одной из своих прихожанок, которая может превращаться в собаку или волчицу. Это уже не запрещённое Богом скотоложство, потому что она всё же человек. Но священник попадает в лапы Инквизиции, и влюблённые вынуждены бежать.

— А дальше что было?

— Не знаю. Это весь текст. Что дальше — не написано.

* * *

Едва Нежный вышел из подъезда Хоттабыча, рядом с ним мгновенно появились какие-то типы, похожие на профессиональных убийц, по одному с каждой стороны. Они к нему даже не прикасались, но хвататься при них за оружие майор не рискнул. Третий возник прямо перед ним, этот был похож на безобидного обывателя, но в городе мало бы нашлось людей опаснее него.

— Закончили допрос, товарищ Нежный? — безразличным тоном поинтересовался он.

— Так точно, товарищ Федералов. Полагаю, вы прослушивали его квартиру и сделали запись?

— Даже не сомневайтесь. Он говорил правду?

— Никак нет. Гражданин Хоттабыч изредка врал, а ещё чаще ошибался.

— В каких случаях, товарищ Нежный? При этих людях можете свободно говорить, они пользуются моим полным доверием.

— Только последний кретин станет свободно говорить при федералах.

— Всё шутите, товарищ Нежный. Не взираете вы на серьёзность момента. Тем не менее, я вас слушаю.

— Может, мы найдём для разговора место поудобнее?

— Не нужно. Давайте лучше не затягивать разговор.

— Слушаюсь, товарищ Федералов. Участие Хоттабыча в делах банды стало возможным после гибели его дочери в Венгрии несколько лет назад. Это, конечно, надо будет проверить, но мне кажется, он не врал.

— Мы уже проверили по своим каналам. Молодую женщину действительно загрызла стая бродячих собак. По крайней мере, такова официальная версия.

— Это бред, — категорически заявил Нежный. — Если была стая бродячих собак, то куда она убрела? Я уже не спрашиваю, зачем дамочка поздним вечером одна попёрлась в парк. А если не одна, то куда делась её компания? Нет, там, похоже, был не несчастный случай, а убийство.

— И вы знаете, кто убил?

— Почти всегда убийца — оставшийся в живых супруг. К тому же в том маленьком венгерском городке не было агрессивных животных ни до, ни после визита этой цирковой труппы. Их привезли, использовали, а потом увезли. Дрессировщики частенько держат собак-телохранителей, обычно или крупных овчарок, или догов. Я в интернете глянул, пока Хоттабыч всё это рассказывал. А через некоторое время безутешный вдовец женился на сестре дрессировщика. Совпадение? Не думаю. Или новоиспечённый вдовец, или его любовница и будущая супруга, но никак не стая дворняг.

— А если не знать о том, что он женился? Полиция могла найти убийцу?

— Видите ли, товарищ Федералов, женщина ни за что не сунулась бы ночью в парк, если бы не чувствовала себя в полной безопасности. А иллюзию полной безопасности могут внушить две-три крупных собаки. Они её, судя по всему, и загрызли. По команде хозяйки. Это настолько очевидно, что даже полицейские маленького городка отлично всё понимают. Но одно дело понимать, другое — доказать. Да и зачем полиции в это ввязываться? Убитая — иностранка, подозреваемые — иностранцы, все они через пару дней или недель покинут страну. Кому нужны чужие разборки?

— А частный детектив, которого якобы нанимал Хоттабыч?

— Сколько убийств раскрыл этот частник в своём маленьком городишке? Два? Одно? Думаю, ни одного. К тому же цирковые — закрытая каста, постороннему к ним не так и просто подобраться. Это полицейский может допрашивать, кого хочет, а частника просто пошлют. Но даже если бы он смог пролезть в цирк, расследование ему бы пришлось вести среди хищников, да не простых, а уже попробовавших на вкус человеческую кровь. Нет, частник прав, что взял деньги, но не стал ничего делать. Хоть это и аморально.

Все четверо усмехнулись, мораль в финансовых делах для них значила намного меньше, чем ничего, да и по службе они постоянно имели дело с теми, кто её совсем не принимал во внимание.

— Значит, в Венгрии оборотни на свет не показались? — уточнил подполковник. — Вы в этом уверены?

— Так точно. Я, конечно, ничего не знаю об этих ваших оборотнях, и даже думаю, что они должны оставаться персонажами сказок и легенд, а не лезть в фигуранты уголовного дела. Но если считать, что шлюшку убил какой-нибудь местный оборотень в зверином обличье, то что за мотив у него мог быть? Я никакого даже представить себе не могу.

— А я могу, товарищ Нежный. Например, эта замечательная женщина случайно узнала, что её любовник — оборотень. Она не собирается никому этого рассказывать, но он всё равно не хочет рисковать.

— Она случайно узнаёт, что он оборотень, он её за это убивает, превратившись в огромную собаку, а её глубоко скорбящий муж женится на почтенной даме, имеющей прямое отношение к огромным собакам. Ещё через несколько лет Вани из Хельсинки случайно об этом узнают, и привлекают Хоттабыча к своей операции, потому что он случайно живёт в том же городе, где и убийца его дочери. Не дело, а одно сплошное стечение обстоятельств. Люблю такие.

— Тогда изложите, пожалуйста, свою версию событий, — сухо потребовал слегка обидевшийся подполковник. — Только вкратце.

— Слушаюсь, товарищ Федералов. Конечно, это всего лишь версия, доказать её сложно, но зато в ней всего лишь одно совпадение. Итак, ваши коллеги, а может, таможня, неважно, взяли курьера "Ван Хельсингов", который вёз сюда оружие против оборотней. Скорее всего, Вани побоялись повторять попытку контрабанды, и решили обратиться к профессионалам, то есть, к криминальным элементам, причём нашим, а не заграничным. Один из таких бандитов — бывший силовой жонглёр. Вы же не подумали, что он, покинув цирк, стал в чужой стране преуспевающим бизнесменом? Скорее всего, он стал вышибалой. А когда узнал, что нужно доставить оружие в наш город, вспомнил, что здесь живёт его тесть. И отправил сюда своего подельника, тоже эмигранта, который и порешал все вопросы с Хоттабычем. Платили за всё Вани из Хельсинки, причём суммы там крутились немалые, а расходы небольшие. Эти двое поделили разницу.

— Не сходится, — злорадно возразил подполковник. — Жонглёр не стал бы втягивать в такое дело собственного сына.

— Мы не знаем, стал бы или нет. Но если хотите, вот вам другая версия. О нуждах Вань из Хельсинки узнаёт тот бандит, который навещал Хоттабыча. Он знаком с жонглёром, и знает, что у того в нужном городе живёт тесть. Визитёр обращается к жонглёру, а тот отказывается, и объясняет, почему. Разумеется, о своём участии в убийстве предыдущей жены он не говорит, но обстоятельства её смерти ему скрывать незачем. После этого визитёр действует сам. Так устраивает?

— Пусть будет. Нам это что-нибудь даёт?

— Составим фоторобот этого якобы иностранца, поищем его в наших и ваших базах, заодно и Интерпол этим озадачим. Ещё запросим голландскую полицию о бывшем жонглёре, может, он там засветился с каким-нибудь криминалом. Заодно и о его нынешней жене, хотя я не думаю, что по ней у них что-нибудь есть. Кстати, по отпечаткам трёх убитых киллеров и Бонифация — ничего. Ни у нас эти парни по уголовке не проходили, ни Интерполу не известны.