Хороший ученик

— Зачем она вам?

— Собираемся выяснить, во что превратилась твоя душа на самом деле, — довольно холодно ответил Поттер.

— Помнится, ты мне об этом уже говорил, — промолвил Риддл, игнорируя его тон. — И тогда ты знал, чем она станет. Решил проверить правоту своих слов? Позлорадствовать на могиле врага?

— Я не собираюсь злорадствовать, потому что очень хорошо тебя знаю, гораздо лучше, чем ты можешь себе представить, и у меня нет никакого желания радоваться у твоей могилы. Когда я говорил, что мне тебя жаль, это была чистая правда.

— Ты меня знаешь? — Риддл усмехнулся. — Ты знаешь только то, чем кормил тебя старик Дамблдор...

— Помнишь наш последний разговор? — продолжил Поттер, не обратив внимания на эту реплику. — Кое-что я не успел тебе рассказать. Ты ведь так и не понял, почему не смог меня убить. И не понимаешь до сих пор.

Риддл молчал. Потом сказал:

— Палочка не стала убивать своего хозяина.

— Это так, — Поттер кивнул. — Хозяина — не стала. Но кое-кого она все же убила — его паразита. Ты не забыл, что после своего выстрела потерял сознание?

Риддл ничего не ответил, однако слушал внимательно.

— А теперь вспомни, как пытался убить меня в первый раз, что тогда произошло и чем это кончилось.

Волдеморту потребовалось меньше минуты, чтобы проанализировать всю цепочку причин и следствий. Он медленно покачал головой, словно удивляясь собственной недогадливости.

— Я должен был понять это раньше, когда почувствовал связь наших сознаний, — произнес он. — Я решил, что ее причина — ритуал на кладбище, и все дело в твоей крови, но ведь связь была двусторонней, не так ли?

Гарри кивнул.

— Я должен был догадаться, — повторил Риддл, потом вытянул руку и мягко провел пальцем по поверхности листа.

— Значит, и ты — мое творение, — негромко произнес он, глядя на Поттера. Тот ничего не ответил, хотя и помрачнел, но на этот раз я уже не удивился.

— Вы напрасно ищете мою могилу, — спокойно продолжил Риддл. — Ее нет. Мое тело не предано ни земле, ни огню. И если я хоть что-то понимаю в магии, то, что осталось от моей души, все еще находится в этом мире. Возможно, ее тоже поймали и заточили каким-нибудь хитроумным способом...

Несколько секунд мы с Поттером переваривали эту неожиданную информацию, а потом взглянули друг на друга и хором воскликнули:

— Отдел Тайн!

Через час после начала разговора я был так голоден, словно не ел трое суток. Ко мне присоединился и Гарри, признавшись, что тоже хочет есть. Теперь мы расположились за кухонным столом, потеснив сфинкса и Мадими, все это время молча наблюдавшую за нашей беседой. Риддл ни слова не сказал о змее и не пытался говорить на парселтанге, но было нетрудно догадаться, как он объясняет себе ее присутствие.

Наша беседа не прерывалась. Гарри понятия не имел, что произошло с телом Волдеморта — по завершении битвы за Хогвартс он довольно скоро ушел из Большого зала. Я хорошо помнил сам бой, но смутно то, что происходило сразу после, и не мог с точностью утверждать, будто министерские действительно забрали тело мага. Впрочем, такой поворот меня не удивил. Тело Риддла было по-своему уникальным и имело полное право занимать место в кунсткамере Отдела.

Поттер, в отличие от меня, злился и обижался на Бруствера.

— Он знал, что этот тип лежит у нас, что все эти годы я буквально хожу рядом с ним, и молчал! — возмущенно восклицал он. — Неужели его настолько хорошо попросили? Или он сам решил положить его туда, словно какой-то экспонат на память? Дикость! Склеп посреди Министерства! Они его там что, препарируют?

— Я бы попросил не говорить обо мне в третьем лице и не называть "этим типом", — с достоинством произнес Риддл.

— Я говорю не о тебе! — разозлился Гарри. — Ты — портрет-виртуал и имеешь самое отдаленное отношение к тому, кого изображаешь!

— Отдаленное? — изумился Волдеморт, но Поттер не дал ему договорить.

— Мы обсуждаем тело и остаток души Тома Риддла, а у тебя нет ни того, ни другого. У тебя только внешность, да и то, мягко говоря, сомнительная.

Риддл коснулся своего лица и сказал:

— Линг, будь так добр, поднеси мне зеркало.

Я наколдовал большое зеркало и пролевитировал к двери. Некоторое время Волдеморт изучал свое отражение, а потом ворчливо спросил:

— И что же Гарри Поттер называет здесь сомнительным?

— Давайте перестанем обсуждать качество моего рисунка и вернемся к делу, — предложил я. — У нас есть легальная возможность получить доступ в Отдел Тайн?

— Чтобы забрать мое тело и похоронить со всеми обрядами, — вставил Риддл.

— Чтобы сжечь на месте, — огрызнулся Поттер.

— Со всеми обрядами, — не сдавался портрет. — Тогда моя душа должна освободиться.

— Сначала мы у нее кое-что выясним, — проговорил я. — Немного старой доброй некромантии развяжет ей язык.

— Что же тебя интересует, если ты решил обратиться к столь темному искусству, как разговор с мертвым? — полюбопытствовал Риддл. — Возможно, я знаю ответ.

— Не знаешь. Это случилось после твоей смерти.

— Но я почувствовал, что мое тело и душа не обрели покоя, — возразил Риддл. — Вдруг я смогу ответить на твой вопрос? И даже если я не знаю точного ответа, то вполне способен предложить варианты, опираясь на свой опыт, который, позволю себе заметить, не чета вашему, аврорскому.

Мы с Поттером переглянулись, однако я не стал отрицать свою принадлежность к аврорату.

— Какой-то он слишком услужливый, — с сомнением произнес Гарри. — В чем тут подвох?

— Я помогу вам, а вы похороните мое тело, — объяснил Риддл. — Это будет справедливо.

Поттер сделал круглые глаза.

— Справедливо? Темный Лорд говорит о справедливости? Нет, вы только послушайте...

— Это не Темный Лорд, — напомнил я. — Это его виртуал. Так что насчет Отдела Тайн?

— Надо просто пойти к Брустверу и сказать ему все, что мы об этом думаем.

— Ну, я-то думаю, что идея была неплоха.

Поттер вздохнул.

— И еще, — прибавил я. — Не стоит привлекать внимание к нашему небольшому расследованию. Оно частное, а поскольку здесь замешаны невыразимцы, Бруствер против них не пойдет. Тем более если узнает, как мы добыли информацию. — Я кивнул на Риддла. — Надо дождаться, когда у нас возникнет официальная причина побывать внизу. Вполне вероятно, она появится уже скоро.

— Неужели, — с сомнением сказал Гарри.

— У Бруствера есть одна проблема, и если я ее решу, то смогу попросить об ответной услуге.

— Что за проблема? — быстро спросил Гарри.

— Извини, — я улыбнулся. — Пока без комментариев.

— Если это имеет отношение...

— Если окажется, что это имеет отношение, я тебе обязательно сообщу.

Мы покинули дом глубокой ночью, когда с моря налетал влажный холодный ветер, несший с собой мокрый снег. Спрятав Мадими под куртку, я предложил Гарри немного прогуляться и обсудить беседу. Портрет мы оставили на двери; хотя я немного опасался, что Поттер захочет его уничтожить, этого не случилось. Последние четверть часа Риддл молчал, то ли делая вид, что устал, то ли действительно с непривычки утомившись разговором, и мы не слишком обращали на него внимание — впрочем, тщательно следя за своими словами.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Поттер, когда мы шли от дома к поселку магглов, расположенному дальше на побережье. — Знаешь, почему он получился таким странным... я бы даже сказал, забавным?

— Нет, не знаю, — на всякий случай ответил я.

— Потому что ты нарисовал его углем. Если б ты выбрал краски, он был бы больше похож.

— То есть ты находишь его недостаточно зловещим?

Гарри хмыкнул.

— Когда он на нас разозлился, я, честно говоря, подумал, что портрет действительно может как-то влиять на наш мир. Наверное, он решил, что мы знаем, где его тело, и просто хотим поиздеваться... Типичная логика Волдеморта.

— Ради этого я бы не стал стараться. Но в тот момент он действительно был почти настоящим — в отличие от того, каким стал потом. Кстати, что мы будем делать с его телом?

— Представления не имею, что ты вообще собираешься делать, когда его найдешь.

— Я же говорил — старая добрая некромантия. В идеале хорошо бы иметь живого медиума...

— Теперь понятно, зачем я тебе понадобился.

— Какой ты проницательный...

Решив дождаться результатов моей работы с Бруствером, Гарри обещал ничего не предпринимать, и мы расстались. Колдовской Лондон все еще гулял; обычно праздники растягивались на три-четыре дня. Несмотря на усталость, спать я не хотел, выспавшись днем. Еще раз перекусив, я забрался на кровать и включил планшет, чтобы проверить почту и посмотреть последние новости. Замерзшая Мадими устроилась у меня на животе. Она молчала до тех пор, пока я не поинтересовался ее впечатлением от встречи.

— Если б я понимала, о чем вы говорите, — ответила Мадими, — а так... все вы были не слишком искренними, а твой рисунок еще и напуган.

— Напуган? — удивился я. — Чего же ему бояться?

— Поначалу он не боялся, а потом куда-то ушел и вернулся уже другим.

— Другим — в смысле испуганным? Я не заметил.

— Это не тот страх, который можно прочесть на лице. Может, он там что-то увидел?

— Или наоборот, не увидел ничего, — пробормотал я. — Это тоже бывает страшно.

Мадими молчала. За годы, проведенные в моей компании, она научилась распознавать человеческие эмоции, пройдя специальный курс, какой проходит любое магическое существо, решившее не просто жить вместе с легионером, но помогать ему в службе, однако объяснить их могла не всегда, имея иную эмоциональную природу и, вероятно, не понимая, как можно бояться, если ничего нет.

Рано утром мне позвонил Фудзивара.

— Сэр, мы нашли кое-что интересное. Сможете пойти сегодня с нами?

— Конечно. Когда вы будете у школы?

— В восемь.

— Тогда встретимся там.

Через час у открытых ворот в Хогвартс я обнаружил всю команду. Фудзивара негромко разговаривал с Хагридом. Неподалеку стоял Кремер в Темных Очках. Хотя половины его лица не было видно, мне показалось, что на лесника он смотрит неодобрительно.

— А вот и Линг! — обрадовался Хагрид. Мы поздоровались и под бдительным оком Кремера направились к лесу.

— Значит, дело сделано, и лес за рекой открыт, — с воодушевлением сказал Хагрид.

— Пока нет, — Фудзивара покачал головой. — Мы планируем закончить завтра, а кентавры не снимут защиту еще неделю, чтобы убедиться наверняка.

— Они с вами общались? — поинтересовался я.

— Ходит там один... — хмыкнул Фудзивара. — Только его и видели.

— Кентавры сейчас на западной границе, — объяснил Хагрид. — Сюда они теперь редко заходят — ведь во что лес превратился из-за этой заразы — вся живность разбежалась...

— А потепление как-то связано с зеленушками? — спросил я.

— Нет, — ответил легионер. — Это чары кентавров, и пока они не снимут барьер, там будет тепло.

Хагрид проводил нас до опушки и вернулся в хижину. Мы углубились в лес, и Фудзивара начал рассказывать, как им здесь работалось.

— Кстати, — сказал он, когда температура начала повышаться, а выпавший ночью снег — постепенно исчезать. — Взгляните-ка.

Он протянул мне колдографию. Сперва я не понял, что на ней изображено, где у нее верх, где низ. Наконец, я разглядел нечто, наполовину скрытое в кустах среди густой листвы, похожее на зеленый холм.

— И что это? — спросил я, повертев в руках снимок.

— Акромантулы, о которых вы нас предупреждали, — усмехнулся Фудзивара.

— Акромантулы? — удивился я, пытаясь разобрать, где здесь паук.

— Сейчас сами посмотрите, — все с той же усмешкой сказал легионер. К этому времени мы уже спускались по склону холма.

На первый взгляд лес по ту сторону реки не изменился, оставаясь все таким же зеленым, однако насекомых, тучей роившихся среди деревьев, теперь не было. Мы перешли на другой берег, и я немедленно стащил с себя куртку — температура стояла летняя.

Теперь Фудзивара молчал, глядя по сторонам; остальные легионеры рассосредоточились и шли группами — двое впереди, двое чуть сзади. Лес тихо шумел, по листьям стучали мелкие капли дождя, а я пытался представить, что же такое Фудзивара собирается мне показать. Неужели я притащился сюда ради акромантул?.. Словно услышав мои мысли, Фудзивара воскликнул:

— Вон, вон, смотрите! — и указал на кустарник по левую руку от нас.

Ветви кустов шевелились отнюдь не от ветра — казалось, кто-то движется в густых зарослях и скоро покажется на глаза. Действительно, через десяток секунд в траву выползло нечто круглое, зеленое, подобное тому, что изображалось на колдографии Фудзивары. Оказавшись на открытом месте, оно замерло и в тот же миг слилось с травой.

— Подойдем, — предложил легионер и направился вперед; я последовал за ним, очень надеясь, что мои предположения ошибочны. Увы, зеленый ползающий шар действительно оказался акромантулом.

Мы встали почти рядом, стараясь не наступить на подобравшиеся ноги, такие же зеленые, поросшие мелкими растениями и мхами, как и корпус паука. Черные глаза были почти не видны за свисающей растительностью; к тому же, прикрывающие их полупрозрачные веки лишали глаза блеска.

— Вот что бывает, когда пища сама летит в рот, — нравоучительно сказал Фудзивара.

— Но они же хищники, они ловили крупную добычу! — Я покачал головой, не желая верить, что потомство Арагога имеет теперь столь плачевный вид. Легионер ответил:

— Остается надеяться, что хотя бы кто-то из них сможет вернуться к прежнему образу жизни, иначе им крышка.

Я вспомнил слова кентавра, будто некоторые пауки покидали этот пищевой рай, и если так, для них еще оставалась надежда.

Акромантул лежал неподвижно, словно камень, поросший мхом, и я не был уверен, что в таком состоянии он может говорить. Оставив его, мы продолжили путь. Увиденное меня расстроило: боевые создания, опасные охотники, некогда последователи Волдеморта, пауки превратились в замшелое ничтожество, разучившееся ходить из-за обилия пищи... Что ж, по крайней мере, Фудзивара собирался показать мне что-то другое — возможно, не столь печальное и наводящее на неприятные ассоциации, как зеленый ползающий акромантул.

Скоро местность начала меняться; в ней все чаще попадались камни, большие валуны, а затем и целые скальные выступы. Мы приближались к горам; лиственные деревья сменились высокими хвойными, подлесок исчез, и скоро у одного из валунов Фудзивара свернул налево. Пройдя сотню метров, мы вышли к одинокой скале, возвышавшейся среди леса подобно неровному заостренному столбу. Легионер остановился у границы деревьев и указал на скалу палочкой.

— Смотрите внимательно.

Несколько секунд я искал признаки магических полей, которые могли окружать скалу: часто у таких границ образовывались небольшие наносы почвы, вырастали грибы, а в некоторых случаях к ним слетались насекомые и погибали, словно у огня свечи. Но в этом лесу насекомых не было — погибших зеленушек легионеры уничтожали, — на земле лежал ровный слой влажной хвои, а грибов я здесь не видел.