Хороший ученик

— В общем, посмотрели мы новости и поняли, что ты придешь нескоро, и что деда сейчас никто не ищет, — закончила Тао. — Поэтому я не стала спрашивать, кто за дверью. Кроме тебя — некому.

Деда! Я взглянул на Тейлора. Тот откинулся на спинку стула и с рассеянной улыбкой осматривал кухню.

— А ты хорошую кашу заварил, — сказал он, заметив мой взгляд. — Масштабную.

— Я ничего не заваривал. Это невыразимцы.

— Ну конечно, — Тейлор усмехнулся. — Тут, знаешь, не дурачки встретились. Видим, что к чему.

— А раз видите, то нечего об этом говорить, — недовольно заметил я. — Кстати, сомневаюсь, что тебя будут объявлять в розыск — им невыгодно сообщать о побеге, тем более о твоем и особенно в свете сегодняшних событий.

— Эти олухи даже не поймут, что я сбежал, — сказал Тейлор. — Решат, что попал в какую-нибудь ловушку. Они давно мне это пророчили. Идиоты...

Он рассмеялся. Тао смотрела на него с восторгом. Я достал из кармана ключи и положил перед ней на стол.

— Тебе лучше заночевать в Лондоне, а утром возвращайся в Институт.

— Выпроваживаешь, — с осуждением сказала Тао, забирая ключи.

— У тебя на общение был целый день, — заметил я. Тао надела куртку и посмотрела на Тейлора:

— Ты ведь завтра уедешь?

Тот кивнул:

— Да. Надо легализоваться, но через месяц-другой мы обязательно встретимся, и я расскажу то, что не успел.

— Только обещай не стричься, — попросила Тао и, махнув на прощание портрету, вышла за дверь. Через секунду мы услышали хлопок аппарации. Тейлор хмыкнул, налил себе виски и немного разбавил его водой.

— Не стоит пить, — сказал я. — Вещи, которую ты просил, это не понравится.

— Даже так? — Он не стал спорить и отодвинул стакан на середину стола. — Тогда давай, показывай.

— Сначала скажи, что ты знаешь об этой палочке?

Тейлор взглянул на портрет.

— Знаю, что он ее не удержал. Знаю, что ее сделали где-то в Индии или в Тибете, и это оружие для тех, кто знает толк в подобных вещах. Я пойму, если ты решишь оставить ее себе, но мне все-таки хочется ее увидеть. Кстати, — он усмехнулся и непоследовательно продолжил, — сперва я принял Тао за твою подружку. Должен сказать, ты после тюрьмы зря времени не терял. Я и думать не думал, что у тебя дети, да еще такие взрослые.

— Ты знаешь, чья это кость? — спросил я. Тейлор склонил голову набок, продолжая улыбаться.

— Не хочешь об этом говорить. Ну и зря. Это был, так сказать, комплимент. Девочка у тебя очень хитрая — разговорила меня, захвалила, восторги, охи, ахи, и все из меня вытянула, даже такое, о чем я и Стражам не говорил, и себе не признавался. Вот, наобещал ей про азкабанские лабиринты рассказать, теперь не отвертишься...

— Да, лабиринты — это ее конёк, — пробормотал я, решив не говорить Тейлору о лисьих чарах своих детей, и обернулся к портрету. — Ну а ты? Знаешь, чья кость?

— Боюсь, Линг, что человеческая, — произнес Риддл, — хотя вряд ли ты об этом не догадывался.

— Проблема в том, что это не человеческая кость, — сказал я Тейлору. — Себе я ее не возьму и тебе не советую. Хотя кто знает, может, вы друг другу подойдете.

Тейлор кивнул, не сводя с меня глаз:

— Ну рассказывай, а то заинтриговал — дальше некуда.

— Эту палочку сделали из кости ископаемого вампира. Ее взяли у живого вампира, а значит, кость несет в себе его часть. Это что-то вроде крестража, отчасти разумное создание, которое влияет на тех, с кем встречается. И хотя не берусь судить, как она повлияла на тебя, — я кивнул портрету, — на меня она повлияла отрицательно. Когда я закончил школу, то пришел к Олливандеру поговорить об одном деле. Он показал мне костяную — просто показал, — и этого оказалось достаточно. Если ты ее возьмешь или даже просто увидишь, будь готов, что она тебя изменит. Не знаю, как происходят такие вещи, но через людей, с которыми палочка встречалась, она способна влиять даже на тех, кто никогда ее не видел. Кроме того, тебе может присниться хозяин кости. Палочка самостоятельна, в ней есть часть вампира, она умеет вступать в контакт, собирать и передавать информацию. По-моему, это опасная и непредсказуемая штука. Да и зачем она тебе? Какую войну ты собираешься вести?

Помолчав, Тейлор сказал:

— Что еще за вампиры, черт их подери? Ты знал об этом? — обратился он к портрету.

— Если б я об этом знал, то не стал бы с ней связываться, — произнес Риддл безрадостным тоном. — Хотя, конечно, сейчас мне просто рассуждать, а тогда я использовал любую возможность.

— Погодите, — Тейлор махнул рукой, едва не опрокинув бутылку вина. — Вы это серьезно? Вампирская кость?

— Те, кого Линг назвал ископаемыми вампирами, редкие и могучие создания, — ответил портрет, — обладатели множества уникальных магических свойств. Однако ни о чем подобном даже мне не доводилось слышать. В буквальном толковании его кость — не крестраж, но я не удивлен, что они способны делить сознание. Это Олливандер рассказал тебе о вампире?

— Нет. Моя змея.

— Ерунда, — решительно произнес Тейлор. — В гробу я видел этих ваших вампиров. Давай палочку, раз она тебе не нужна.

— Тогда идем. Если ты с ней не справишься, не хочу потом всю ночь ремонтировать кухню.

На улице было все так же безветренно, но высоко в черном небе, освещенные луной, стремительно летели серо-коричневые облака. За холмом виднелся оранжевый свет электрических огней деревни. В своем длинном распахнутом пальто Тейлор сейчас был еще больше похож на пирата, чем когда я увидел его впервые. Не удержавшись, я ему об этом сказал.

— На пирата? — переспросил он. — Что ж, ты прав. Я бы на рею многих вздернул.

Не став уточнять, кого он имеет в виду, я протянул Тейлору шкатулку. Несмотря на свой запал, сейчас он медлил, водя ладонью по дереву, то ли сосредотачиваясь, то ли обдумывая услышанное минуту назад. Потом резким движением открыл крышку и вынул палочку, не обратив внимания на слизь.

Не знаю, чего я ожидал. Громов и молний, фонтанов искр или землетрясений. Но ничего не происходило. Он бросил шкатулку на землю и теперь осматривал свою добычу. С заостренной костью в руке, испачканной темной слизью, Тейлор выглядел зловеще.

— Не ходи за мной, — приказал он и направился вниз по склону холма. Я смотрел, как он неторопливо спускается к морю и идет по камням к кромке воды. Отсюда мне была видна только его фигура, и оставалось гадать, каким заклинанием он попытается приручить палочку, не подчинившуюся Риддлу. Тейлор сделал несколько плавных жестов и вытянул руку вперед. Полы его пальто и длинные волосы взметнулись, словно от порыва ветра. Через несколько секунд со стороны моря до меня долетела сильная ударная волна, едва не сбив с ног. Следом донесся низкий рокот. Спокойное море начало волноваться, но волны шли не к берегу, а в стороны от вытянутой руки. Вскоре вода расступилась, обнажив дно и образуя коридор на сотню метров вперед. Море поднималось, создавая вдоль прохода стены устрашающей высоты, и я подумал: как он собирается их опускать? Они же собьют его и утащат в открытый океан.

Но Тейлор вернул морю его прежний вид с тем же изяществом, с каким создавал коридор. Вся работа заняла не более трех минут.

Его колдовство впечатляло. Он выбрал лучший способ проверки. Чтобы тонны воды не обрушились на исполнителя, заклинание требовало большой силы и концентрации, ювелирного расчета, правильного баланса сил. Тейлор проверял силу палочки, демонстрировал ей свою и заявлял о себе как о ее хозяине.

— Не знаю, что это за вампир, — проговорил Тейлор, забравшись на холм и останавливаясь перед коттеджем, — но с его костью можно работать. Не хочу сказать, что все прошло идеально — были секунды, когда она едва меня не сбила, — но думаю, мы найдем общий язык.

Он взглянул на свою ладонь. Кожа на ней покраснела, словно обожженная. Никакой слизи ни на руке, ни на палочке, я не заметил: кость была чистой, хоть и темной. Впервые я подумал: а сумел бы я ее подчинить, или она не послушалась бы меня, как в свое время — Волдеморта?

Тейлор словно угадал мои мысли.

— Это было непросто, — сказал он, — хотя со стороны могло казаться иначе.

— Мне не казалось. Я знаю, что это сложное колдовство.

Некоторое он время смотрел на дом, а потом сказал:

— Мне пора.

— Пора? — изумился я.

— Пора. Знаешь, — он взял меня под руку и повел вдоль вершины холма, — я очень боялся, что ты станешь занудой и растеряешь всю свою наглость. Не хочу сказать, что постоянно об этом думал и ночами глаз не смыкал, но иногда проскальзывала такая мысль: а как поживает тот хитрожопый парнишка, который обдурил самого Волдеморта и отправил меня в Азкабан?

— Тебе надо было поговорить со мной еще в Хогвартсе, — ответил я. — Тогда не было бы никакого Азкабана.

— Ты бы не поверил.

— Я легилимент.

— Ну да, ну да, — Тейлор хмыкнул. — Может, ты удивишься, но я не жалею. Там было интересно. Это как ходить по минному полю с парком фантастических аттракционов. Захватывающе.

— Вся жизнь такая. Или парк, или минное поле, или как у тебя, все сразу.

— Не завидуй, — он засмеялся. — И не ворчи. Тебе не на что жаловаться. Ты сейчас не последний человек в Легионе, сделал большое дело, насколько я могу судить по всем тем передачам, которые мы сегодня смотрели. Да и палочкой успел помахать... Я иногда думал: вот зайду поглубже, поднимусь повыше, подыщу себе какое-нибудь местечко поспокойнее, и останусь там, — продолжал Тейлор, и я не сразу понял, что теперь он говорит об Азкабане. — Стражи боятся глубоко заходить, поэтому первыми шли мы, вроде как испытатели... или картографы... а после нас, по проторенным дорогам, они. Правда, с ними несчастные случаи тоже бывали, — Тейлор довольно ухмыльнулся, — но злоупотреблять этим не стоило, иначе вернут в тюрьму, а там со скуки помрешь. Мы все-таки были добровольцы. Там без желания никак. Насильно по этажам не походишь, нужен интерес, и никто из нас не хотел возвращаться в тюрьму. Но когда я нашел Харальда, то понял — вот он, шанс.

— Если ты ходил через эти ловушки, значит, у тебя была палочка?

— Конечно, была. Как там без нее? — Он пожал плечами. — Только это ничего не меняет. Аппарировать из Азкабана или, скажем, рвануть порталом, невозможно. При выходе в освоенную зону палочки сдают. Но я не думал о побеге. В моей ситуации это было исключено, а какой смысл мечтать о несбыточном? Пока я не встретил Харальда, все планы ограничивались апартаментами в глубине неразведанных этажей. А Харальд — он гений.

Я остановился, удивленный его словами.

— Триста лет назад, — продолжал Тейлор, — жил один художник вроде тебя: ты рисовал всяких чудищ, а он — необычные и опасные места нашего мира. Он побывал в Пирамидах, видел Азкабан, китайские Ямы, город мертвых в Андах, и все в таком духе. После очередной поездки ему пришла в голову мысль объединить все места, которые так его вдохновляли. Он закрылся в доме и написал восемь картин. Последней была та, что висит сейчас в Хогвартсе. Он подарил ее школе. Вместе с собой.

— Завещал себя школьникам на опыты? — улыбнулся я.

— Очень смешно, — сказал Тейлор. — Он создал собственный мир в прямом смысле этого слова. Он написал восемь связанных между собой картин, где изображались все чудеса, которые так его поразили, и передал их в дар тем, кому счел нужным. Когда он убедился, что семь из них на месте, то вошел в последнюю, которая была с Азкабаном.

— Что значит "вошел в последнюю"?

— Как я сегодня вышел, так и он вошел.

— То есть он не нарисованный, а живой в собственной картине?!

— Вот именно, — кивнул Тейлор. — Никому не удавалось ничего подобного, и сомневаюсь, что когда-либо удастся. Нормальным людям такое и в голову не придет.

— Но как его картина оказалась в Азкабане, тем более на неразведанном этаже?

— А там нет его картины. Там есть окно в стене. Он сам его нарисовал, с той стороны. Он говорил, что надеялся увидеть чудеса Азкабана, а выяснилось, что внутри — одни опасные ловушки и бесполезные для него артефакты. Рисковать жизнью он не собирался и предпочел больше не посещать башню. К тому же, в его мире нет течения времени, и если он вернется сюда сейчас, спустя столько лет, то попадет под действие его законов и, вероятно, умрет от старости. Так что здесь он прогадал. Пока я не добрался до его окна, Азкабан был для него бесполезен. О других местах он не рассказывал. Может, тоже любуется ими со стороны, а может, нашел себе там каких-нибудь собеседников. Говорят, в Ямах все-таки кто-то живет, не то что в Азкабане — даже пауков нет.

— А Дамблдор об этом знал? Насколько я понял, он спускался в подвал, пока был жив... а может, и потом ходил, уже портретом.

— Старый хрыч догадывался, что с картиной что-то не так, — усмехнулся Тейлор. — Раньше она висела на одном из этажей, но по настоянию Дамблдора предыдущий директор перенес ее в подвал. Харальд говорил, что Дамблдор действительно спускался туда поболтать, в том числе и как портрет, но он не испытывал к нему ни симпатии, ни доверия, и ничего не рассказывал об экспериментах с заклинаниями.

Тейлор еще раз осмотрел обожженную ладонь и костяную палочку.

— Мне пора, — повторил он, и я не стал его останавливать. — Но мы не прощаемся. Я теперь знаю, где тебя искать. — Засмеявшись, он похлопал меня по плечу, сделал шаг назад и исчез, абсолютно бесшумно, словно накрывшись мантией-невидимкой.

Глубокой ночью я проснулся с колотящимся сердцем: во сне мне казалось, что звонит телефон. Однако он молчал. Часы показывали двадцать минут четвертого. Я ненавидел такие сны-галлюцинации — они будили раз и навсегда. Поняв, что заснуть сегодня мне больше не судьба, я подбросил в камин пару поленьев, натянул брюки и вышел в кухню.

Стол по-прежнему был завален едой. После ухода Тейлора я к ней не притрагивался и сразу лег спать. В раковине лежало несколько камней: Тао не очень старалась, колдуя временную посуду. Кое-какие тарелки на столе тоже превратились в камни. Убравшись и вернув кухне привычную чистоту, я сел напротив портрета, и тот, поначалу следивший за моей уборкой, а потом вновь задремавший, с готовностью открыл глаза и поднял голову.

— У меня есть сын, — проговорил я, немного удивившись той легкости, с которой начал разговор. — Сейчас ему семь лет, и он не похож на большинство других детей. Три месяца назад он нарисовал в школе рисунок нашей семьи: своих сестер и мать в виде лисиц-оборотней, а меня — с чарами Метки. Тогда я подумал, что твоя душа могла с ним как-то связаться, или что он одержим, или еще что-нибудь в таком роде. Было непонятно, как он узнал о чарах... да и о том, что его мать и сестры — лисы, он тоже не знал. Я сам видел эти чары только раз, через патронуса, и поэтому нарисовал тебя, поэтому стал искать твою душу. В конечном итоге это привело совсем к другому результату, а происходящее с моим сыном оказалось не связано с тобой. Скорее всего, Олливандер был прав, и это магия вампира, его влияние.

— Потому что он показал тебе костяную палочку?