Хороший ученик

Хагрид повел Тао вниз, в слизеринские подвалы, а я, бросив взгляд в сторону Большого зала, отправился по лестнице вслед за директором.

На втором этаже Макгонагалл взяла меня под руку, и мы продолжили наше восхождение.

— Я хотела сказать тебе одну вещь, Линг, — негромко произнесла она. — Давно хотела, но не знала, смогу ли, появится ли у меня такая возможность. Даже когда ты вернулся в Англию, я не знала, будет ли у меня шанс.

Я молчал, не представляя, что она имеет в виду. Мы остановились на третьем этаже у окна, рядом с невысокими золотистыми доспехами. Напротив, у самого начала коридора, висел портрет колдуньи в синем платье. Вокруг никого не было, но откуда-то издалека доносились голоса детей, и этот шум рождал во мне приятное спокойствие.

— Я хотела перед тобой извиниться, — сказала Макгонагалл. — Извиниться за тот бой, за то, что стреляла в тебя.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем она говорит. Казалось, целые куски моей жизни возникали в сознании только тогда, когда о них вспоминали другие. И сколько деталей моего прошлого еще ожидают своей очереди? Скорее всего, очень много.

— Профессор... — начал я, но Макгонагалл перебила:

— Минерва, Линг.

Я кивнул.

— Вам не за что извиняться. Вы — единственная, кто в тот момент поступил правильно. Это я говорю вам как военный.

— Так ты меня не успокоишь, — усмехнулась Макгонагалл. — Тем более своим одобрением. Я ведь не солдат, а учитель, и должна была лучше знать и понимать своего ученика.

Я покачал головой, но спорить не стал. Возможно, по-своему она была права.

— Вы очень изменились, — сказал я.

— Как и все, — ответила она. — Как и ты. У тебя взрослая дочь. Не обижайся, но мне трудно представить тебя в кругу семьи.

Мы направились по длинному коридору к лестнице на четвертый этаж. В среде легионеров не было принято говорить о своих семьях, тем более о детях, но я уже несколько лет жил полугражданской жизнью, и наверное, Тао права: следует различать осторожность и паранойю.

— Сначала мне это тоже было трудно представить, — признался я. — Когда родилась Тао, мне едва исполнилось двадцать, и я ни о чем таком не помышлял.

— Мне кажется, вы с ней очень похожи, — заметила Макгонагалл.

"О да", мысленно вздохнул я и ответил:

— Верно, она папина дочка.

Разговор на подобные темы был непривычен — меня словно заставляли выдавать какую-то тайну, и я толком не знал, как себя вести. Однако Макгонагалл, похоже, это понимала.

— Я не собираюсь пытать тебя о твоей семье, хотя мне очень интересно, — продолжила она. — Из вашего выпуска я знаю почти обо всех — они здесь, более-менее на виду, если не в Британии, то в Европе; я то и дело что-нибудь о них слышу. Их дети учились или учатся в школе. Но ты исчез на двадцать с лишним лет, и мы даже не знали, жив ли ты.

— Жив, — усмехнулся я. — Просто мне хотелось свободы... насколько это вообще возможно.

— Свободы подальше отсюда.

Я кивнул.

— И ты ее нашел?

Смысл вопроса контрастировал с мягким, спокойным тоном директора. Немного подумав, я ответил:

— Нет. Но очень скоро это перестало быть важным.

Макгонагалл легко сжала мой локоть.

— Я понимаю, — негромко произнесла она, и до самого седьмого этажа мы поднимались в молчании. Ожидая пробуждения собственного прошлого — воспоминаний, реакций, эмоций, — я не находил ничего, и когда мы остановились на площадке у лестницы, испытывал смутный дискомфорт, не понимая, в чем дело, почему я чувствую себя так странно.

Странно повела себя и Макгонагалл. Она похлопала меня по руке, смущенно улыбнулась и сказала:

— Я оставлю тебя ненадолго, зайду к Филиусу — уверена, он с удовольствием присоединится к нашему небольшому чаепитию. Ты ведь с ним еще не встречался?

— Нет, — ответил я. — Пока не довелось.

— Тогда подожди нас наверху. — Она указала в направлении директорской. — Пароль — "лунный сон". — И отправилась по коридору к кабинету Флитвика.

"Ничего себе пароль", подумал я, повернув в противоположную сторону. "Лунным сном" называлось сильнейшее зелье из новоизобретенных, способное погрузить человека в сон на несколько суток, в течение которых он видел яркие, эмоциональные и зачастую устрашающие галлюцинации.

У стены, за которой открывался вход, сидела каменная горгулья, и мне вспомнилось, что по каким-то причинам у нас с ней были трения. Горгулья переминалась с лапы на лапу, а когда я подошел, предостерегающе оскалилась. Мысль о том, что после всех этих лет колдовской страж меня узнал, казалась забавной, но я не стал медлить и назвал пароль. Горгулья отошла, и я ступил на эскалатор.

В годы, проведенные за пределами Британии, я не раз ловил себя на мыслях о Дамблдоре — поначалу гневных, полных злости и досады, однако с течение времени обретающих все более позитивный оттенок, — и в конце концов признал свое двойственное отношение к этому человеку. Интуитивно я воспринимал Дамблдора как принадлежащего "другой стороне", чем бы эта сторона ни являлась и чему бы ни была противопоставлена, но, повзрослев, больше не мог отрицать своего подросткового восхищения его личностью. Теперь, пережив, осознав и приняв эти чувства, я с интересом ждал нашей встречи.

— Добрый день, Линг, — сказал портрет Дамблдора, висевший там, где я его помнил — за спинкой директорского кресла. — С возвращением.

— Здравствуйте, Альбус. — Я улыбнулся вслед за портретом и подошел к столу, где лежало несколько старых книг в темных переплетах и толстый журнал обложкой вниз. В окно проникал неяркий свет зимнего солнца, сообщая обстановке почти домашний уют. Кажется, здесь мало что изменилось — по крайней мере, камин, древний стол и кресло директора остались теми же.

— Мы тебя ждали, — добродушно продолжил портрет. — Возможно, у Легиона получится договориться с кентаврами...

— Возможно, хотя на сегодня это не самая актуальная проблема.

— Как знать, — философски заметил Дамблдор. Я покачал головой, не желая сейчас обсуждать дела и тем более вдаваться в подробности.

— Я здесь с частным визитом. Минерва обещала пригласить Флитвика и угостить нас чаем.

Услышав эти слова, портрет просиял.

— Ты научился отдыхать и получать от этого удовольствие? — не без иронии поинтересовался он. — Могу ли я назвать это большим прогрессом по сравнению с тем, что было прежде?

Я усмехнулся:

— В этом прогресс налицо.

Дамблдор продолжал с улыбкой смотреть на меня, но больше ничего не говорил, и в ожидании Макгонагалл я уселся в кресло, пробежав глазами по соседним картинам. Старые директора не проявляли ко мне особого интереса, и я уже отворачивался к двери, мысленно переключаясь на возвращение Тао, однако сделать этого не успел. Мозг только начал подвергать увиденное анализу, но организм уже оценил полученную в последние секунды информацию и отреагировал. Чувствуя, как по коже бегут мурашки, я вновь взглянул на стену. С одного из небольших портретов, висевших вблизи камина, на меня смотрел Снейп.

В секунду, когда наши глаза встретились, дверь распахнулась, и в кабинет вошли директор с Флитвиком. Профессор немного постарел, пополнел и лишился доброй половины волос, но заговорил со мной так, словно мы расстались только вчера, и я с готовностью позволил отвлечь себя светскими беседами, сознавая, однако, что меня ждет впереди.

Когда к нам присоединилась Тао, я понял, что экскурсия в обществе Хагрида произвела на нее большое впечатление. Она улыбалась, но довольно рассеянно, и хотя позже Флитвику удалось втянуть ее в разговор, я видел, что Тао, как и я, находится в смятении.

— Значит, вы решили изучать древнюю магию, — заинтересовался Флитвик, когда Тао упомянула о своей практике в Пирамидах Северной Африки. — Не могу сказать, что у современной молодежи это популярный выбор. Сейчас всех интересуют области на стыке бытовой магии и технологии. Впрочем, если вы смотрите на древность как историк...

— Нет, я не историк, — сказала Тао. — Мне не слишком интересны подобного рода исследования. Все они — переливания из пустого в порожнее, просто описания того, что когда-то было. Науки в этом — ноль.

Макгонагалл никак не отреагировала на такое радикальное заявление, хотя я подозревал, что произнеси эти слова ее ученик, он бы сразу получил отповедь.

— Практика древней магии требует того, чего сейчас мало, а то и вовсе нет, — продолжал Флитвик. — Например, времени.

— В основном она требует терпения, — ответила Тао. — И постоянного движения вглубь — вглубь заклинания, вглубь ритуала, вглубь себя. Нужна постоянная внутренняя работа, иначе ничего не получится. А современная магия — это действительно просто технология, как нажать на кнопку — включить свет, нажать еще раз — выключить...

Флитвик бросил на меня быстрый взгляд.

— Понимаю, что вас привлекает, — кивнул он. — Вы видите, что древняя магия обладает измерением духа, которое отсутствует в сегодняшней жизни, что она требует от человека способности сразиться и усмирить те силы, к которым он обращается. А поверхностность убивает дух...

— По-моему, уже убила, — негромко сказала Тао, водя пальцем по краю чашки. Мы с Макгонагалл в разговор не вмешивались: директор была слишком практична, чтобы вдохновляться абстрактными рассуждениями о духе, а я и так знал мнение своей дочери и предпочитал помалкивать.

— Пессимистично, но увы, почти верно, — согласился Флитвик и, немного погодя, добавил: — А знаете ли вы, что когда ваш отец здесь учился, он увлекался тибетской магией и даже собирался в монастырь?

Тао без улыбки кивнула.

— Сегодня я узнала много нового, — произнесла она, адресуя это замечание главным образом мне, — но про монастырь слышала и раньше. Отец туда не поступил.

— Я и не поступал, — возразил я, с неудовольствием отметив в себе желание оправдаться, не выглядеть двоечником перед профессорами и, главным образом, перед портретами. — Даже не сдавал экзаменов.

— Это оказалось не то, чего ты хотел? — спросил Флитвик.

— Не знаю, я не был в монастыре, видел его только сверху, с горы. Там рядом небольшой городок — или, скорее, большая деревня, — и в ней есть рекрутская контора Легиона, как раз неподалеку от зоны аппарации.

— Значит, вот как ты туда попал, — проговорил Флитвик.

— Я бы все равно там оказался, — ответил я, но развивать эту мысль не стал, и профессор перешел к другим темам.

За разговорами мы провели почти два часа, и когда пришло время прощаться, я был рад, что покидаю эти стены. Снова взглянуть в глаза портрету у меня не хватило мужества.

Оказавшись за воротами, Тао сказала:

— Давай немного пройдемся.

Мы направились по дороге в Хогсмид, которая сейчас плохо годилась для прогулок: дожди и снег размыли землю, повсюду были лужи, ямы и сгнившие листья.

— Хагрид рассказал мне много интересного, — произнесла Тао, глядя прямо перед собой. — Тут, оказывается, просто какая-то греческая трагедия была с твоим участием...

— Что-то вроде, — ответил я.

— Ты с кем-нибудь об этом говорил? С мамой, например...

— О чем — об этом? Я не знаю, что именно рассказал тебе Хагрид.

Тао молчала. Мне подумалось, что она могла обидеться, но через минуту услышал:

— Портрет за креслом — это и есть Дамблдор?

Я кивнул. Тао снова помолчала.

— Мне бы не хотелось иметь его своим врагом, — наконец, сказала она, но не успел я ответить, добавила, — и другом тоже. Хагрид отзывался о нем очень уважительно, даже более чем уважительно — он им восхищался, но...

— Я тоже им восхищался, — проговорил я неожиданно для себя. Тао оторвала глаза от луж и повернула ко мне лицо. — Несмотря на всё... точнее, вопреки всему, что тогда случилось.

— А что тогда случилось? — осторожно спросила Тао, однако сейчас я не был готов так глубоко вдаваться в подробности собственного прошлого.

— Не всё сразу, — я обнял ее за плечи. — Однажды мы поговорим, но на сегодня давай ограничимся историей Хагрида. Лучше скажи, что там с местом смерти?

— Пока ничего. — Судя по тону, Тао не слишком расстроил мой отказ. — Надо подумать. Когда разберусь — напишу.

— Ладно.

— А теперь я хочу увидеть Азкабан.

Если Тао полагала, что такая неожиданная просьба поставит меня в тупик, она ошиблась. Я не стал возражать, понимая, насколько логичным является такое продолжение путешествия, и, кроме того, был совсем не прочь показать ей легендарное место.

— Это никакую конспирацию не нарушит? — спросила Тао, слегка удивленная моей сговорчивостью.

— Не нарушит, — усмехнулся я. — Может, только Стражи слегка понервничают.

— Это плохо?

— Наоборот, хорошо. Иногда стоит вспоминать, что за стенами их драгоценной тюрьмы есть еще целая планета.

— Какой ты коварный, — Тао улыбнулась и заглянула мне в глаза. — Ну так давай, аппарируй! Уж очень хочется посмотреть на тюрягу, где ты сидел.

В отличие от событий, имевших место в Хогвартсе, большую часть которых мое сознание не пожелало удерживать в памяти и вытеснило на периферию, где они существовали, но не давали о себе знать, азкабанский месяц я помнил едва ли не по дням: допросы Кеннета Грея, мои одинокие размышления и медитации, дух лиса и его посвящение — все это было живо до сих пор и не собиралось забываться. После возвращения в Британию у меня не возникало необходимости посещать тюрьму или ее окрестности, однако наша станция, обеспечивавшая контроль над Сетью и следившая за заклинаниями, располагалась всего в двадцати милях от маяка, и такое место ее постройки Легион на переговорах отстаивал принципиально. Бедняга Бруствер оказался между двух огней: с одной стороны были мы, с другой — влиятельный Совет по делам Азкабана и Стражи со своими союзниками в Министерстве, но в конечном итоге министр все же дал добро на строительство. Подозреваю, что немалую роль в таком решении сыграло не только его недоверие Совету и недобрая память о тюрьме, но и возвращение в Азкабан дементоров — тема, которую он ненавидел обсуждать.

Азкабан оставался все таким же величественным и подавлял зрителя своей громадой, возносясь в буквальном смысле до небес. Верхние этажи башни скрывались за серыми кучевыми облаками. У Тао, видевшей его впервые в жизни, просто захватило дух, да и я, признаться, испытал при виде древнего исполина почти детский восторг.

— Обалдеть! — воскликнула она и так стремительно направилась к краю скалы, что я едва успел схватить ее за руку. — Это тюрьма? Такая огромная?

Я дал ей время налюбоваться видом, немного опасаясь, что сейчас из маяка появится Кеннет Грей и в порыве ностальгии пригласит нас на чай.

— А что там внутри?

— Ничего особенного. Коридоры, камеры.

— Не может быть! — возразила Тао. — Там наверняка потрясающая архитектура!

— Знаешь, меня все же не водили на экскурсии. Я видел пару коридоров и кабинет.

— Ты сидел в тюрьме... — проговорила Тао, качая головой, словно не в силах в это поверить. Она отвернулась от моря и теперь смотрела на меня.

— Хагрид говорил, все считали, что ты на стороне Риддла, а оказалось наоборот — ты был на их стороне.