Хотя нет, в таком случае я бы уже с ног валилась от усталости. Это ведь самый долгий день в моей жизни.
У меня вырвался смех — короткий такой заливистый смешок — при мысли, что этот день еще и бесконечный.
-А мне? Я тоже хочу посмеяться!
-Да смешного-то ничего нет.— Вслед за Эдвардом я зашагала по дорожке к полукруглой двери.— Просто подумала, что сегодня первый и последний день вечности. В голове не укладывается. Даже теперь, когда там такая уйма места.— Я снова рассмеялась.
Эдвард усмехнулся. Замерев перед дверью, он ждал, пока я выполню обязанности хозяйки. Я повернула ключ в замке.
-У тебя так естественно все получается, Белла. Я даже забываю, как тебе, наверное, непривычно. И жаль, что не могу услышать твои мысли.— Он вдруг нагнулся и стремительным движением подхватил меня на руки.
-Ай!
-Пороги — мой конек,— напомнил он.— И все равно любопытно. О чем ты сейчас думаешь?
Он распахнул дверь — с едва слышным скрипом — и шагнул внутрь, в маленькую каменную гостиную.
-Обо всем. Одновременно и сразу. О хорошем, о том, что тревожит, о новом и необычном. В голове одни хвалебные слова. Эсми — настоящий мастер! Тут все просто идеально...
Внутри действительно все было как в сказке. Лоскутное одеяло каменной плитки на полу. Низкий потолок с деревянными балками, о которые жираф Джейкоб наверняка бы треснулся. На стенах теплое дерево перемежается с каменной мозаикой. В пузатом угловом камине потрескивают поленья — топляк — и догорает разноцветное сине-зеленое от морской соли пламя.
Все вещи словно из разных эпох, но удивительно гармонично сочетаются. Кресло навевает ассоциации со средневековьем, низкая оттоманка у камина больше похожа на современную, стеллаж с книгами у дальнего окна как будто перенесли из фильма об Италии. И все это непостижимым образом сочетается одно с другим, как в трехмерном пазле. Несколько картин на стенах я узнала — мои любимые из большого дома. Бесценные оригиналы, само собой, как и все остальное, идеально вписывались в сказочный интерьер.
В этом домике нельзя было не поверить в чудо. Вот-вот отворится дверь, и, сжимая в руке яблоко, войдет Белоснежка — или единорог примется щипать розы под окном.
Эдвард всегда считал, что его мир — это мир ужасов и страшных легенд. А я всегда знала, что он ошибается. Вот он, его мир. Сказочный.
Теперь мы с ним в одной сказке.
Я уже хотела воспользоваться тем, что Эдвард все еще держит меня на руках и его непостижимо прекрасное лицо совсем близко, как он произнес:
-Повезло, что Эсми пришла в голову мысль сделать лишнюю комнату. Никто ведь не держал в планах Несс... Ренесми.
Я нахмурилась, почувствовав укол обиды.
-И ты, Брут?
-Прости, любимая. Они ее в мыслях постоянно так называют. Хочешь не хочешь, а цепляется.
Я вздохнула. Моя малышка — и вдруг морское чудище... Как бороться с дурацкой кличкой? И все равно не сдамся!
-Сгораешь небось от желания посмотреть гардеробную? Я в любом случае передам Элис, что да, а то расстроится.
-Мне уже пугаться?
-До смерти.
Он понес меня по узкому каменному коридорчику со стрельчатыми сводами — как в крошечном замке.
-Вот здесь будет комната Ренесми.— Он кивнул на пустое помещение с полом из светлого дерева.— Не успели доделать. Куда там, когда по округе рыщут злые оборотни...
Я тихонько рассмеялась. Поразительно, всего неделю назад мы жили в кромешном аду, а сейчас...
Только вот Джейкоба еще прибить — за то что сложилось как нельзя кстати для него...
-А тут наша комната. Эсми попыталась перенести сюда кусочек острова. Как знала, что мы прикипим к нему душой.
Огромная белая кровать, облака белого тюля на балдахине спускаются легкой дымкой до пола. Пол из беленого дерева, такой же, как в предыдущей комнате,— и точно совпадающий по цвету с песчаным пляжем на острове. Стены — лазурный, напоенный солнцем воздух жаркого дня, и одна стеклянная, выходящая в закрытый садик. Маленький круглый пруд, гладкий, как зеркало, выложен по краю блестящей галькой. Крошечный кусочек океана, принадлежащий нам одним.
-О!— Других слов у меня не было.
-Знаю,— прошептал Эдвард.
На минуту мы погрузились в воспоминания. Пусть недостаточно красочные, человеческие, они все равно поглотили меня целиком.
Лицо Эдварда озарила широченная улыбка.
-Вот за этими двойными дверями — гардеробная,— показал он со смехом.— Сразу предупреждаю, по размеру она больше спальни.
Я даже не взглянула на двери. Мир снова сосредоточился в нем, в Эдварде, в его руках, сладком дыхании, губах, оказавшихся так близко,— и никакая сила не оторвет меня от него. Хоть я новорожденный вампир, хоть кто.
-Элис скажем, что я прямо с порога кинулась в гардеробную,— прошептала я, накручивая на палец прядь его волос.— И что я часами оттуда не вылезала, меряя все подряд.
Эдвард моментально подхватил мой настрой — а может, чувствовал то же, что и я, с самого начала, просто, как джентльмен, хотел дать мне насладиться подарком. С внезапной страстью и глухим стоном он притянул меня к себе. От этого звука через меня как будто электрический разряд пропустили — хочу оказаться еще ближе и еще быстрее.
Под нашими руками рвалась ткань — хорошо, что моя одежда и так висит лоскутами. Теперь его черед. Только вот белоснежная кровать незаслуженно обижена — не дойдем мы до нее, ох не дойдем...
Второй медовый месяц оказался совсем не похожим на первый.
На острове я испытала апофеоз своей человеческой жизни. Лучшее из возможного. Поэтому и хотела пожить человеком еще чуть-чуть, продлить счастье подольше. Потому что в физическом плане это неповторимо.
После сегодняшнего могла бы догадаться, что будет только прекраснее.
Теперь я могла разглядеть Эдварда по-настоящему, любоваться каждой черточкой совершенного лица и безупречного тела. Мои новые зоркие глаза видели все до малейшего изгиба. Я ощущала на языке его чистый яркий вкус, касалась кончиками пальцев его нежной, как шелк, мраморной кожи.
И моя кожа горела под его руками.
Все было абсолютно иначе, не так как раньше, когда наши тела сплелись воедино на светлом, как песок, полу. Ушли осторожность и сдержанность. А главное — ушел страх. Теперь мы могли любить с одинаковой страстью. Наконец-то на равных.
Повторялось то же, что и с поцелуями: в каждом прикосновении я ощущала неведомую силу. Невероятно, как он раньше себя ограничивал! Для моей безопасности, понятное дело... Ох, сколько же мы упустили...
Я помнила, что теперь сильнее его, но как держать себя в узде, когда чувства обострены до предела и миллионы ощущений рвут тебя на части? Если я и причинила ему боль, он не жаловался.
И тут в каком-то крошечном участке мозга зародился парадоксальный вопрос. Я неутомима, Эдвард тоже. Нам не нужно прерывать процесс, чтобы отдышаться, восстановить силы, поесть и даже сходить в туалет — обременительные человеческие потребности больше не актуальны. У него совершенное, самое прекрасное в мире тело, он целиком и полностью мой, и вряд ли настанет момент, когда я подумаю: "Ну все, на сегодня достаточно..." Мне всегда будет мало. А "сегодня" будет длиться вечно. Однако, если так, каким образом мы остановимся?
Впрочем, отсутствие ответа на загадку меня не волновало.
Постепенно небо начало светлеть. Крошечный океан за окном стал из черного серым, где-то совсем близко запел жаворонок — наверное, в гнезде среди роз.
-Тебе не жалко?— спросила я Эдварда, когда песня смолкла.
Не первые слова, прозвучавшие между нами за всю ночь, но предыдущие назвать диалогом язык не повернется.
-Чего именно?— пробормотал он.
-Всего... Теплоты и мягкости кожи, вкусного запаха. Я-то ничего не теряю, а ты — вдруг тебе грустно, что это все исчезло?
Эдвард ответил негромким ласковым смехом.
-Грустно? Человека менее склонного сейчас грустить я даже представить не могу. Невозможно. Кто еще получил все, о чем только мечтал, и в придачу все, о чем мечтать не смел,— да еще в один день!
-Уклоняешься от ответа?
Он коснулся ладонью моей щеки.
-Кожа теплая.
Похоже, что так. Ведь его руки теперь тоже теплые. Не обжигающие, как у Джейкоба, а приятные. Как надо.
Эдвард медленно провел пальцем от моего подбородка к шее, потом к талии. Я чуть прикрыла глаза.
-И ты мягкая.
Его прикосновения казались атласно-гладкими. Да, он прав. Мягко.
-А насчет запаха я тем более не жалею. Помнишь, как пахли те туристы в лесу?
-Стараюсь не вспоминать.
-Теперь представь, что ты их целуешь.
В горле полыхнул огонь, как будто шарик с нагретым воздухом лопнул.
-Ой!
-Вот именно. Так что жалеть мне не о чем. Я наполнен радостью до краев. Нет в мире никого богаче меня.
Я хотела возразить, что знаю по крайней мере одного, но губы внезапно нашли занятие поважнее.
Когда прудик стал жемчужным в рассветных лучах, у меня назрел еще вопрос.
-Сколько так будет? Вот смотри, Эсми с Карлайлом, Эм с Роуз, Элис и Джаспер — они же не закрываются на весь день в комнате... Они все время на виду, в одежде. Получается, когда-нибудь желание утихнет?— Я обвилась вокруг него (а раньше бы не сумела), пытаясь наглядно показать, что имею в виду.
-Трудно сказать. По-разному, у кого как. А ты ни на кого не похожа. Новорожденный вампир кроме жажды поначалу ничего испытывать не способен. К тебе это не относится. Через год у обычного вампира просыпаются и другие желания. Они, как и жажда, никогда не утихают до конца. Вопрос в том, чтобы научиться их совмещать, управлять ими, выделять главное...
-Сколько по времени?
Эдвард улыбнулся, слегка сморщив нос.
-Самый тяжелый случай у Эмметта с Розали. Лет десять я и на пять километров к ним подойти не мог. Даже Эсми с Карлайлом с трудом их переваривали. В конце концов, сладкую парочку отселили. Эсми построила им отдельный дом. Роскошнее, чем этот,— Эсми понимает, какие у Розали вкусы, а какие у тебя.
-Десять лет, говоришь?— Разумеется, Эмметту с Розали до нас далеко, но называть более долгий срок было бы слишком самонадеянно.— И все придет в норму? Как у них?
Эдвард не сдержал улыбку.
-Не знаю, что ты имеешь в виду под "нормой". Ты же видела, родные живут совершенно обычной жизнью. А вот по ночам ты спала.— Он подмигнул.— Когда не приходится тратить время на сон, остается уйма свободного времени. На все желания хватит. Поэтому я лучше всех играю на пианино, больше всех (за исключением Карлайла) прочитал книг, изучил кучу наук и говорю на стольких языках... Эмметт будет тебе вешать лапшу на уши, что без чтения мыслей я ничего такого бы не добился, однако на самом деле у меня просто был вагон и маленькая тележка свободного времени.
Мы хором рассмеялись, и дрожь от смеха передалась нашим сплетенным воедино телам, направив диалог совсем в другое русло...
- <section>
- <title>
25.Услуга
Впрочем, совмещать желания и выделять главное я начала учиться уже (как мне показалось) через миг. Эдвард помог.
Одним единственным словом.
-Ренесми...
Я вздохнула. Скоро она проснется. Сейчас, наверное, часов семь. Будет ли она искать меня? Я вдруг застыла, парализованная страхом. Какой мы найдем ее сегодня?..
Эдвард почувствовал, что мыслями я уже не с ним.
-Все хорошо, любимая. Одевайся, и через две секунды мы будем там.
Я, наверное, напоминала персонаж из мультика: вскочила, оглянулась, бросая взгляд на его распростертое тело, тускло мерцающее в рассеянном свете, потом снова на запад, где в большом доме дожидалась Ренесми, опять на него, на нее — голова вертелась, как флюгер. Эдвард смотрел с улыбкой, но без смеха — сильный характер.
-Главное — найти равновесие, любимая. А у тебя так хорошо получается, что еще совсем чуть-чуть, и все встанет на места.
-Ночь ведь принадлежит нам, да?
Улыбка стала шире.
-Думаешь, в противном случае я стал бы спокойно смотреть, как ты одеваешься?
Вот на этой мысли я и продержусь до вечера. Упрячу подальше огромное всепоглощающее желание и буду хорошей... нет, язык не поворачивается. Ренесми — самая настоящая, реальная, осязаемая часть моей жизни,— а я все никак не осознаю себя матерью. Впрочем, у других обычно есть аж девять месяцев, чтобы свыкнуться с мыслью. Мой же ребенок растет не по дням, а по часам.
При воспоминании о том, как стремительно протекает ее жизнь, ноги сами понесли меня вперед. Я влетела в резные двери гардеробной, не успев перевести дух, и ахнула от изумления, увидев дело рук Элис. А ведь думала набросить первое что под руку попадется... Сейчас, разбежалась!
-Что здесь мое?— напряженно прошептала я. Гардеробная и впрямь выглядела больше спальни по размеру. Не исключено, что больше всех остальных комнат в доме вместе взятых,— утверждать не берусь, пока не измерю шагами. В голове мелькнула картинка: Элис уговаривает Эсми послать к чертям классические пропорции, чтобы втиснуть это монструозное сооружение. Интересно, как Элис выиграла спор?
Передо мной простирались бесконечные ряды девственно белых одежных чехлов.
-Если не ошибаюсь, твое все, кроме этой стойки,— Эдвард коснулся вешалок, закрывающих кусочек стены по левую сторону от двери.
-Целиком?!
Он пожал плечами.
-Элис...— произнесли мы хором. Только у Эдварда получилось объяснение, а у меня — ругательство.
-Отлично.— Я потянула язычок "молнии" на ближайшем чехле — и зарычала сквозь зубы. Вечернее шелковое платье в пол. Нежно-розовое.
Я так до завтра искать буду.
-Давай помогу,— поспешил на выручку Эдвард. Осторожно потянув носом воздух, он уверенным шагом двинулся в дальний конец гардеробной. Там обнаружился встроенный комод. Еще раз потянув носом, Эдвард выдвинул ящик и с ликующей улыбкой извлек пару тертых дизайнерских джинсов.
Я подскочила к нему одним прыжком.
-Как тебе удалось?
-Джинсовая ткань пахнет по-особому. У каждой ткани свой запах. Так... Теперь поищем хлопок?
Чутье привело Эдварда к другой стойке; откуда, порывшись, он добыл и кинул мне белую футболку с длинными рукавами.
-Спасибо!— горячо поблагодарила я и тут же понюхала обе ткани, запоминая запах на будущее. А то никогда не сориентируюсь в этом бедламе. Шелк и атлас тоже запомним — чтобы обходить стороной.
Со своей одеждой Эдвард разобрался в считанные секунды. Если бы не счастье видеть его обнаженным, поклялась бы, что нет более прекрасного зрелища, чем Эдвард в хлопковых брюках и бежевом пуловере.
Он взял меня за руку, мы пролетели через закрытый садик, перемахнули каменную ограду и стремглав бросились в лес. Там я выпустила его ладонь, чтобы добежать до дома наперегонки. В этот раз первым к финишу пришел Эдвард.
Ренесми уже проснулась. Она сидела на полу и под бдительным надзором Роуз и Эмметта перебирала горку гнутого столового серебра, сжимая в правом кулачке перекрученную ложку. Как только я показалась за стеклянной стеной, ложка полетела прочь (оставив щербину в полу), а Ренесми властно протянула ко мне руку, вызвав у зрителей взрыв хохота. Элис, Джаспер, Эсми и Карлайл, устроившись на диване, следили за Ренесми, как за сюжетом увлекательнейшего фильма.
