Империус, оно же Империо, представляет собой заклинание подчинения, и вот его нам продемонстрировали.
Гарри долго боролся, но все же поддался в конце концов и походил вверх ногами. Инструктор его похвалил, мол, отлично держался, чуть потренироваться — и вообще в момент будешь сбрасывать чужое воздействие. Мол, запомни ощущения, и едва почуешь, сразу врубай защиту на полную и борись. Гарри покивал и озадаченно потер лоб. Когда пожилой инструктор швырнул в меня Империо, я не стал ничего предпринимать. Стоял и ждал, ибо мне хотелось проверить диадему.
Ну что же, проверил.
Диадема отразила удар, но при этом не только передавила виски, но и ощутимо треснула. Инструктор, не растерявшись, тут же атаковал еще раз, и диадема развалилась, упав под ноги. Вторая атака прошла настолько быстро, что даже не успел среагировать. Нахлынули жалость и гнев за диадему, парализуя меня, и тут инструктор, вспотевший, но еще бодрый, нанес третий удар. В голове моментально стало пусто, и появилось желание как следует пнуть обломки диадемы. Сосредоточился и представил, что вышвыриваю вторженца из головы, а также достаю палочку и атакую.
В себя пришел танцующим канкан под громкий смех Грюма и инструктора.
Гарри выглядел смущенным. Одолели, значит, и диадему сломали. Где я теперь замену найду? Мозг, еще ошалелый от такого воздействия, предложил заказать протезисту запасной комплект и из него вырезать диадему. Перезаварить сердцевину, ведь Запретного Леса тут поблизости нет. В Дурмштранге зоопарк с лесом предусмотрительно убран, и заповедник с животными вообще где-то в другом месте.
Вот так вот я познакомился с Непростительными и лишился диадемы.
Последствия немедленно проявляются и сказываются. Во-первых, приходится срочно дополнительно тренировать Окклюменцию, ибо товарищ Аластор пробивает мою защиту на раз. Хорошо еще, что только пробивает, а внутрь головы не лезет. Во-вторых, возвращается прежняя паранойя, и все время допекают подозрительные мысли, что прямо сейчас мне залезут в голову и все узнают. Хм-м-м, даже и не подозревал, что диадема настолько успокоительно действовала. И в-третьих, наконец узнаю, чего же Гарри и еще сотня учеников Дурмштранга нашли и находят во Флёр.
Неосознанное воздействие четвертьвейлы, над которым можно было только хихикать, нося диадему.
Зато теперь, не имея ментальной защиты, но ведя себя так, как будто таковая есть, получаю по мозгам. Иду с тренировки, никому не мешая, и как раз захожу в вестибюль общего здания, когда навстречу выходит Флёр с сестрой и еще двумя подружками. В общем, то ли Флёр не сдерживалась, потому что «вокруг одни девочки», то ли она персонально ко мне относилась с симпатией и отправила усиленный позыв, то ли во мне просто назрело.
Удар выходит такой силы, что я даже подзадыхаюсь.
Ощущение, что сейчас схвачу оргазм от одной ее улыбки, желание накинуться и завалить прямо здесь, похабные картинки голой Флёр вперемешку с желанием пасть к ногам и подарить все, что имею, после чего верно и преданно служить за один лишь благодарный взгляд. Как там было у Макса Фрая? «Не упал в обморок исключительно по рассеянности, как-то забыл, что люди это умеют». Так же и я, не накидываюсь на нее по рассеянности. Волна эмоций и желания оказывается настолько сильной, что просто стою на подкашивающихся ногах, и сердце оглушающе колотится. Потом вспоминаю, что вообще-то нужно дышать, и делаю судорожный вздох, поперхиваюсь, кашляю и немного прихожу в себя.
Выстраиваю ментальную защиту, хлипкий заборчик, но все же.
Поэтому, когда Флер наклоняется и спрашивает, мило растягивая гласные: «Гермио-о-она, ты-ы в поря-ядке?», я оказываюсь в силах удержаться и не хватаю ее за сиськи. Также удерживаюсь от разрывания платья, поцелуев и прочих действий сексуального толка, хотя боюсь, что взгляд и голос удержать не получилось.
— Да, спасибо.
Она что-то говорит остальным по-французски, и они идут дальше. Задыхаясь и отходя от ударной волны, смотрю им вслед. Да, я сумел остановиться и не схватил Флёр за жопу, хотя желание задрать ей платье было практически невыносимым. Потом долго прихожу в себя, вначале под холодным душем, затем просто сижу в душевом предбаннике и пялюсь в стену. Хорошо, что Тонкс не пришла, иначе хрен знает, чем бы все это закончилось. В таком состоянии еще и смотреть на голую сочную метаморфку вполне могло оказаться выше моих сил.
Но обошлось, и меня отпустило.
Становится понятно, что интенсивность занятий по Окклюменции надо удесятерить и срочно искать замену диадеме. Я опасался «скандала» на балу, ха! Представляю, что началось бы, ухвати я Флёр за сиськи час назад! Грюм бы мне протез в жопу... так, в общем, наказал бы. Хотя Флёр... стоп! Вдох! Выдох! Что я, голых девушек никогда не видел? Не возбуждался? Не люблю жену? Проверил — нет, все компоненты на месте. Равно как и желание завалить Флёр в кровать и отодрать.
Интересно, как Гарри с этим справляется? Спрашивать, конечно, не буду, но все же интересно.
Хотя, впрочем, как обычно справляются с гормональным давлением? Ага, спускают через клапан. Надо обдумать. Ай, чего тут думать, дрочить надо, особенно если представить, как Флёр за куском мыла нагибается, хех. И руки вон уже сами тянутся куда не надо, хитрый организм решает ловить момент, пока дают. Усилием воли, напомнив себе, что нефиг тут расклеиваться как подросток из-за гормонов, все-таки закрываю тему и ухожу из душевой.
Но чувствую, вопрос еще встанет в ближайшее время. Хех. Да, именно что так. Встанет.
Гостиная делегации Хогвартса. Два дня спустя.
— Ну и надо было тебе показывать им Непростительные? — спрашивает Сириус Аластора.
— Надо было, — сухо отвечает Грюм.
— Теперь у Гарри сон нарушился, да и родителей постоянно вспоминает, — бросает Блэк. — Могли бы Аваду и не демонстрировать.
— Гарри помнит те события и зеленый цвет Авады? — слегка удивляется Грюм. — Поразительно!
— Поразительно, поразительно, поразить бы всех, начиная с Темного Лорда, — проворчал Сириус. — Хорошо хоть здесь он в безопасности.
— Ге-ге, — неожиданно смеется аврор, — откуда такая уверенность? Это в Хогвартсе вы каждый камень знали, а здесь что? Уже все тайные ходы вынюхал?
— Именно этим и занимаюсь. Бегаю. Вынюхиваю. Чтобы никто не видел, разумеется. Гарри вот обучаю, как жить и радоваться жизни, а то совсем паренька затюкали. Теперь же все труды насмарку!
— Ладно, ладно, все равно рано или поздно столкнулся бы, — ворчит Грюм в ответ. — Запустили паренька, некому ему было мозги вправлять в детстве, а теперь ворчите, что старый Аластор во всем виноват. А?
— Да, — Сириус отворачивается. — Согласен. Признаю. Холил и лелеял свои обиды, бросил ребенка, забыл про него, отдал Хагриду и побежал мстить. Испытал глубокое раскаяние и был неправ. Доволен?
— Дело не в том, доволен я или нет, — задумчиво отвечает Аластор. — Дело в том, что ты, Сириус, добровольно сел в тюрьму и сидел в ней как раз тогда, когда был нужен Гарри. Да, да, знаю, Дамблдор про эту защиту крови все уши прожужжал, но крестный — это крестный, у магглов это ценится. Так что не тебе меня упрекать теперь, об этом речь, понятно?
— Понятно, — вздыхает Блэк. — Куда уж понятнее?
— О том, что ты закопал свой талант Мародера в навоз Азкабана, речи нет, — отмахивается Аластор, — тут только ты и Гарри. Свалили ответственность на Дамблдора за судьбу пацана, ну старикан и решил эту самую судьбу, как считал нужным и полезным. Конечно, стратегически он верно поступил, но есть и минусы, за которые ты теперь ворчишь почему-то на меня. Иди вон, ворчи на Альбуса!
— Да понял я, понял!!! — вскакивает Сириус. — Меня самого это гложет каждый день! Каждый час! Я виноват, и это сводило меня с ума, когда погибли Джеймс и Лили. Из этого чувства вины я пошел в Азкабан, чтобы хоть как-то заглушить сводящие с ума мысли!
— И как, помогло? — усмехается Грюм и откидывается в кресле.
— Ты знаешь — да, не прошло и пяти лет, как я впал в отупелую прострацию и перестал терзаться, во всяком случае переживания стали терпимыми, — задумчиво потирает руки Блэк. — И вот теперь это же чувство вины терзает меня в отношении Гарри! Терзает до умопомрачения! Я не знаю, как загладить вину перед Гарри, а он, наоборот, так рад меня видеть и общаться и никогда не упрекает, и от этого чувство вины становится еще сильнее!
— Однако, — сочувствующим тоном говорит Грюм. — Ничем не могу помочь.
— Да я и не прошу особой помощи, так, поворчать иногда, душу отвести, — внезапно улыбается Сириус. — С понимающим магом!
— А-а-а, — кивает Грюм. — Тогда, конечно, ворчи сколько влезет, я понимаю. Внутреннее чувство вины — это страшно.
И оба замолкают, погружаясь в размышления о внутренних демонах.
Глава 28
Хогвартс. Дуэльный Клуб. Собрание команды «Яростные Львы», за исключением Невилла Лонгботтома.
Луна демонстрирует всем шляпу в форме головы Льва. По желанию владельца шляпа рычит и скалится.
— Вот, чтобы лучше входить в команду, — прокручивается на месте Лавгуд, чтобы все могли оценить. — И для квиддича удобно!
— Чем? — туповато спрашивает Рон.
— Можно одновременно болеть за два факультета! — поясняет Луна. — Лев на голове болеет за Гриффиндор, а я за Рэйвенкло! Все довольны.
— Я недоволен, — начинает было Уизли, но лже-Гарри его обрывает:
— Поэтому мы здесь и собрались! Стоило основательнице команды покинуть нас ненадолго, как все развалилось. Так дело не пойдет! Или мы не команда, а связывала нас вместе Гермиона? Так как половину команды составляют представители семьи Уизли, предлагаю начать с них.
Близнецы, Рон и Джинни переглядываются. «А Гарри изменился за лето!» — читается во взглядах.
— Ладно, согласен, я и Джордж не ходим на занятия, — откашлявшись, начинает Фред, — но эти прдметы на шестом курсе резко усложнились, и нам еще своими делами надо заниматься. Полдня без уроков — это то, что нужно, да и вы уже не маленькие.
— Точно! — восклицает Джинни и складывает руки на груди.
Она неосознанно подражает маме, во-первых, а во-вторых, если правильно сложить руки, то грудь становится больше. Но Гарри даже не смотрит в ее сторону, и Джинни с тоской думает, что лучше бы близнецы придумали Шоколадные-Батончики-Увеличивающие-Грудь-Навсегда, а не всякие там кроваво-поносные завтраки, увеличители ушей и прочие дурацкие вещи.
— Да, мы уже не маленькие, — поддерживает Рон.
— Трогательное единодушие, — улыбается Гарри. — Что ж, если мы не маленькие, то к чему тогда все эти детские обидки?
— Какие?
Чарли довольно точно имитирует голоса присутствующих:
— Ах, она лишний раз упомянула Грейнджер! Ах, он завязал мне шнурки на ботинках! Ах, меня ждет великая месть, мне не до друзей! Ах, мы такие взрослые и будем торговать, а вы брысь, мелюзга!
Все присутствующие, злобно сопя, пялятся на Гарри. Ну разве что Луна не сопит злобно, а, наоборот, напевает под нос, поправляя шляпу. Бакстер вообще сомневается, что эта чокнутая Лавгуд поняла, о чем речь, но злиться по этому поводу не собирается.
— Уже боюсь! — восклицает Чарли в ответ на взгляды. — Вот видите, можете же работать командой, когда захотите! Слаженно, дружно — против единого врага.
— Ты не враг! — тут же протестует Джинни.
— Но вам ведь неприятно то, что я говорю? А мне неприятно видеть, как наша команда разваливается на части. Да! На части! Вы все — мои друзья, и ссоритесь, это невыносимо видеть и слышать!
Чарли взлохмачивает и без того торчащие волосы, как это всегда делал Гарри в сложных ситуациях. При этом он прекрасно понимает, что для устранения первопричин раздора потребуется гораздо больше, нежели разговоры. Для этого нужно привлечь команду к работе над изобретениями близнецов — но как же тогда тренировки? Нужно как минимум поцеловаться, если не заходить дальше, с Джинни, а он обещал Поттеру не делать этого. Нужно успокоить Рона и заверить, что он по-прежнему лучший друг Гарри, но без доказательств этого не сделаешь. А доказательства в виде совместного выезда на очередное интервью или выступления на радио... Это слишком опасно, на такое Бакстер пойти не может. Невилл — вообще сложный случай, и все, что лезет Чарли в голову, так это свести Лонгботтома с какой-либо девушкой, до полного контакта для прочистки мозгов, но, по вполне понятным причинам, данная затея тоже обречена на провал.
И только с Луной ничего не требуется делать, и лже-Гарри ей за это вдвойне благодарен.
Выдохнув, Бакстер начинает давно заготовленную речь о единстве, дружбе и командной работе, заранее предчувствуя, что нужного эффекта не будет, но не собираясь отступать.
Вот только-только график занятий устоялся, и нате вам, каникулы на носу, всякие там балы, и вообще все кувырком. По такому поводу товарищ Аластор собирает нас всех в гостиной — обсудить результаты и просто мирно поболтать. К счастью, здание в Дурмштранге Грюм не стал превращать в полосу препятствий, так что хотя бы ходить по коридорам можно без опаски. Вот на двери в спальни наставник время от времени ставит ловушки, и горе тому, кто попадается. У Грюма на все про все один универсальный ответ: «Больше практики! Больше бдительности!»
Но сейчас все в порядке. Трещит огонь в камине, и даже лед на стеклах оттаял, в общем, приемлемая температура. Опять же закаливание а-ля Грюм, а то с купаниями и обливаниями в озере пришлось временно завязать. Зрителей многовато, а я все-таки не сторонник публичности. В Хогвартсе никто не бегал смотреть на мои упражнения. Елка с блестяшками в углу, мы по креслам, с видом на камин, есть чай и даже кофе со всякими жевательными вещами типа бутербродов.
Тихие семейные посиделки, ага.
Сириус откладывает газету и потягивается, после чего громко сообщает:
— Гарри Поттер дал очередное интервью, в этот раз «Ежедневному Пророку».
— Да? — ухмыляется настоящий Поттер. — Ну и как я, все верно сказал?
— Отлично сказал! — кивает Сириус. — Если и после этого Пожиратели не примчатся мстить, то значит, они струсили!
