— А удивляться не надо. Дочитай книгу, которую я тебе дал, и узнаешь про партизанские районы, которые во время Великой Отечественной войны на оккупированной территории создавались.

— Да я уже дочитал. Но не думал, что вот так все обернется...

— Не думал он. Хм! — я повел шеей. — А надо бы, ведь если предки могли бить врага, то и мы сможем.

Шмаков втянул голову в плечи, а Гоман усмехнулся:

— Планы у тебя, Егор, грандиозные.

— А чего мелочиться, камрады? — я тоже улыбнулся. — Вы только посмотрите, кто над нами? Кучка трусливых уродов, которые плывут по течению. Это политические импотенты, куда дуля — туда дым. Потянули влево, пошли. Дернули вправо, покатились. Но одно неизменно, их конечная цель — уничтожение нашего народа, который может призвать тварей к ответу. Мы не хотим подыхать, и будем сопротивляться. Вон, в провинции каждый месяц что-то происходит, то бунт, то массовая драка с инородцами, то стихийные выступления. Власть сразу высылает какого-нибудь клоуна и тот всех успокаивает. Мол, я с вами, люди, все сделаем, все решим, все уладим. А что потом? Смутьянов по 282-й статье на зону, а в район новых чужаков напихивают. А если что-то серьезное заварится, то кремляди пришлют спецназ и ОМОН, который всех в землю втопчет. Поэтому захваты городов на начальном этапе ничего не дадут, и значит, придется действовать из темноты. Предупредил чиновника и выдвинул ему ультиматум — сделай так. Если выполнит, пусть живет, ведь мы не звери. Ну, а пойдет против, пусть заказывает место на кладбище. И так в каждом конкретном случае, ведь власть не есть нечто несокрушимое и незыблемое. В первую очередь это люди, самые разные, плохие и хорошие. Вот только они, чиновники, в большинстве своем, отделяют себя от народа и считаются элитой. Да только хрен им. Пуля всех уровняет, и министра, и простого слесаря. Не хотят жить по совести, заставим, и через это сами к власти прорвемся. Возможно, не мы с вами, а те, кто двинется следом. Неважно это. Самое главное, добиться поставленной цели, ради которой не жаль бить, резать, пытать и убивать. Потому что лучше мразей к стенке ставить, чем жить как животные и обрекать на это своих потомков.

— Это точно, — согласился Шмаков.

— Правильно, — добавил Гоман и вздохнул: — Не для себя стараемся.

— Вот-вот, — я согласно мотнул головой. — Могли бы на деньги, что хапнули, неплохо жить где-нибудь в Австрии или в Австралии. Но ведь мы не общечеловеки, и потому остаемся здесь.

Камрады не возразили, и Паша сменил тему:

— Перекусить бы, а то с утра ничего не ели.

— Ага, — кивнул Эдик. — Я бы тоже чего-нибудь съел. Мясного.

— Без проблем, — я кивнул на придорожную кафешку. — Давай остановимся.

Меню в придорожном заведении, которое называлось "Маруся" и принадлежало славянам — это важно, ибо правило людей: "Покупаю только у своих", никто не отменял; было небогатым. Свежая картошечка, пирожки в дорогу, курочка, пельмешки, шашлычок и котлетки. Мои товарищи расположились за столиком под тентом, а у меня настроения не было. В последнее время стал замечать, что потребностей у моей скромной персоны очень немного. Поем один раз в день и доволен. Выпью пару стаканов воды и хватает. Вещей в гардеробе всего ничего, туфли, ботинки, камуфляж, пара брюк и несколько маек, а больше и не надо. Вроде бы и бабла две сумки под завязку, а тратить деньги не на что. В общем, я счастливый человек, сказал бы какой-нибудь древний философ, ибо мне всего хватает.

Взяв стаканчик черного кофе, я отошел в сторону от столиков, и закурил. Рядом небольшая мутная речушка, в которой загорелые деревенские мальчишки ловят раков. За спиной федеральная автомагистраль и сотни автомашин. Над головой жаркое летнее солнышко, а за кафешкой трое мужиков, которые рубят дрова, видимо, для мангала. Они о чем-то разговаривали и, сделав несколько шагов, я оказался за их спинами.

Мужики были примерно одного возраста, лет под пятьдесят, может, чуть старше или младше, сразу не определишь. Грязные, обтрепанные, небритые, и для себя я моментально дал каждому прозвище. Тельняшка (он был в морском тельнике с длинными рукавами), Сухой (очень уж худой) и Разведка (на предплечье красовалась летучая мышь, знак спецназа ГРУ). Типичные бомжи, каких по всей нашей необъятной родине после развала Советского Союза сотни тысяч. Вот только речь у них была правильная и, вместо того, чтобы развернуться и уйти, я остался на месте.

— Знаете, — сказал Сухой, подтаскивая к колодам два больших полена, — я часто вспоминаю тот день, когда меня вышвырнули с должности главврача. Тогда меня заграницу приглашали, место хорошее сулили, и достойное жалованье обещали, а я отказался. Сам не знаю почему. Кажется, нет препятствий, соглашайся, а я не смог. Жена в спину толкала, давай уедем. Теща тоже зудела, бросай эту никчемную страну, где кругом одно быдло и хамы. Коллеги намекали, что надо эмигрировать, а потом можно им вызов прислать. А я ходил и улыбался, и мне ни до чего не было дела. И вот итог, я оказался здесь и сейчас, с вами. Но знаете что самое поразительное?

— Что? — спросил его Тельняшка.

Сухой слегка вскинул голову и улыбнулся:

— Я до сих пор ни о чем не жалею и рад, что повстречал на своем жизненном пути таких людей как вы. Так-то, господа.

Хрясь! Хрясь! — колуны раскололи чурки, и Тельняшка повел полосатыми плечами:

— Я бы сейчас тоже мог заграницей жить. В Бразилии. Помню, зашел наш танкер в городок, Сан-Себастио называется, и там я с одной дамочкой познакомился. Валенсия ее звали. Грудь шикарная, ноги длинные, волосы черные, в постели королева, а глаза, словно два омута. Настоящая ведьма, как есть, не вру, и я с ней пять суток зажигал. Как зажигал! Эх! Вспомню, до сих пор сердце чаще колотиться начинает.

— А дальше?

— Потом она предложила мне остаться. Насовсем. И я согласился.

— А почему же вы тогда здесь, с нами, а не с этой королевой? — усмехнулся Сухой.

Тельняшка пожал плечами:

— Так получилось.

— А подробней нельзя?

— Можно, — колун расколол очередной чурбак. — Я к Мастеру пришел — это капитан по нашему, по морскому, и говорю, что хочу сойти на берег, а потому прощай, Алексеевич. А он отмахивается, не дури, Дед — это старший механик, мне без тебя никак. Мол, переход длинный и механики не сдюжат. Но в итоге я его переупрямил, и он сделал вид, что согласился. После чего, подлец, вызвал Дракона — это боцман, и пару рогатых, матросов палубной команды, то есть, и они меня скрутили. Потом заперли, и пароход отчалил. Ну, а в океане я уже оклемался. Наваждение схлынуло, и понял я, что нечего мне в Бразилии делать, ведь дома жена с детьми.

Моряк расколол еще одну чурку и продолжил:

— Но не пошла у меня жизнь. В бизнес подался и прогорел. Кредитов нахватался, ой мама моя родная, роди меня обратно. А потом коллекторы на меня налетели, жена заболела, а дети в сторону отошли. Все одно к одному, и когда схоронил я свою Машеньку, то запил, пошел бродить по стране и добрел сюда. Вот моя история.

На некоторое время бомжи замолчали. Но потом Сухой притянул новую порцию чурбаков и обратился к Разведке:

— Иван Иваныч, а ты свою историю не расскажешь?

Разведка фыркнул:

— А надо?

— Не хочешь говорить, молчи. Мало ли, вдруг, тайна.

Иван Иваныч усмехнулся:

— Тайны никакой нет. Просто история дурацкая. Приехал к нам в бригаду заместитель министра обороны с проверкой. Свойский вроде бы человек, вместе в Рязани когда-то учились. Ну, он всех застроил, проверил и толкнул речь. Все как положено, а потом фуршет с девочками. Комбриг расстарался, поляну в собственной сауне накрыл, и девчонки одна к одной, ядреные кобылки. Командование собралось, генералы с полковниками, и меня пригласили, хотя я всего лишь майор, пусть даже боевой и с пятью командировками в горячие точки. Выпили. Раз, другой и третий. Меня развезло, а тут замминистра подсел. Вспомнили молодость, знакомых обсудили, и он вопросы задавать стал. Как живем? Сколько получаем? Какие жилищные условия? Что на уме у офицеров? А я без всякой задней мысли отвечал, как своему. Так, мол, и так. Спецназ уже не тот. Комбриг ворюга. Комбаты почти все сволочи. Личный состав с бору по сосенке. И вообще, надо бы собраться и марш на Кремль организовать, скинуть уебаторов, которые там окопались, и провозгласить военную диктатуру...

— И что потом?

— Да ничего. С утра меня уволили, за пьянку, и вышвырнули за ворота. Денег нет, квартиры нет. Устроиться никуда не мог, сразу пробивали, что мне волчий билет выписан, а потом документы утерял и с тех пор бродяжничаю. Сначала все время думал, как бы документы восстановить и зажить, как люди живут. Но потом понял, что документы это всего лишь бумажки. Человеком бы остаться и самому не забыть, кто ты есть, а остальное чепуха. Вот сегодня с вами познакомился и за еду дровишки пластую. Это нормально, а что будет завтра, загадывать не хочу.

— А семья твоя где?

— Не обзавелся и, наверное, это правильно, а то страдали бы сейчас родные из-за моего длинного языка.

Снова пауза в разговоре, а затем из дверей кафешки показался мордастый молодой парень в белом фартуке, который крикнул бомжам:

— Харэ пиздуна гонять! Здесь вам не курорт!

Бомжи промолчали и взялись за работу. Парень скрылся, а я, подумав, что судьба балует меня встречами с настоящими людьми, свистнул. Мужики обернулись, и я представился:

— Меня Егором зовут. Фамилия Нестеров.

— И что тебе от нас нужно, Егор Нестеров? — спросил Иван Иваныч. — Может, работенка есть? Так мы до вечера заняты. Сам видишь, дров полно. За сегодня надо все переколоть.

Я допил кофе и улыбнулся:

— Так получилось, что я ваш разговор услышал...

— И что? — Иван Иваныч выступил вперед и я увидел, что на левой щеке у него старый шрам, рваная блеклая нитка, словно молния.

— У меня для вас есть работа. Не работенка, про которую вы говорите, а настоящее дело.

— Говори, а мы послушаем.

— Поговорим завтра, а пока примите это, как задаток, — я протянул бывшему майору четыре пятитысячных купюры. — Оденьтесь прилично. Побрейтесь, помойтесь, покушайте. А завтра с утра будьте вон на той остановке, я подъеду, и тогда поговорим.

Я кивнул на остановку напротив кафе, но Разведка сделал шаг назад и покачал головой:

— Не надо нам твоих денег. Знаем уже про эту замануху. На! Возьми денежку, а потом печень или сердце отдай. Вали отсюда, Егор Нестеров. Не получится разговора.

Одновременно с этими словами за моей спиной нарисовались Гоман и Шмаков, после чего бомжи схватились за колуны, будто к драке приготовились. В общем, договориться не получалось и, было, я решил отступить, раз возникает недопонимание. Однако в дело вступил Гоман, который отодвинул меня в сторону, всмотрелся в майора и спросил его:

— Слышь, мужик, а ты, случаем, в Бамуте летом девяносто пятого по зеленке не бегал?

Пауза и бывший офицер кивнул:

— Было такое. А что?

— Ничего. Просто мне там тоже побывать довелось, и я тебя запомнил.

— Шрам? — Иван Иваныч усмехнулся.

— Он самый, — Паша кивнул. — Приметный очень.

— Ха! — майор кивнул Гоману на кучу поленьев, которые перетаскивал Сухой: — Отойдем?

Паша посмотрел на меня, и я одобрительно моргнул. Два вояки покинули нас, переговорили и вернулись. Вновь я протянул деньги, и на этот раз Разведка их взял, а затем уточнил:

— Значит, завтра с утра?

— Да, — подтвердил я.

На этом наше общение закончилось. Бомжи остались, а мы сели в машину. Тронулись, и Эдик спросил:

— Это кто такие?

Мы с Гоманом, который уже сообразил, что к чему, обменялись понимающими взглядами, и я ответил:

— Это наши будущие товарищи, Эдуард.

— Бродяги?

— Да.

— Но они же сейчас пробухают деньги, которые ты им дал, и все.

— Если так, значит, я ошибся в людях. А если нет, то утром все трое будут ждать нас в условленном месте.

— Ладно, — Эдик хмыкнул, — допустим, они правильные. Куда ты их пристроишь?

— Был бы человек, а дело ему найдем. Ну, а что касательно этих троих, то с ними все ясно. Сделаем мужикам документы и вперед, в работу. Первый станет инструктором по боевой подготовке, второй отрядным врачом, а третий будет держать перевалочную базу в городе. Как думаешь, Паша, я прав?

Гоман кивнул:

— Время покажет, а пока все в цвет.

Я достал телефон и посмотрел на часы. Следовало спешить, племянник военкома ждать не станет, ибо важная птица, и я поторопил Шмакова:

— Прибавь скорость, Эдик. Опаздываем.

— Нормально, — ответил он, сильнее вдавливая педаль газа. — Успеем.

— Хорошо бы, а то если сегодня за наших камрадов не договоримся, придется им ехать тундру охранять и оленей гонять, а не в Подмосковье революционную борьбу налаживать.

— Ха-ха! — все рассмеялись, и Паша сказал: — Представляю себе лица Феди и Андрюхи, когда им такое сообщат. Обиды будет.

— Во-во, — я смахнул выступившие на глазах слезинки. — А чтобы обид не было, решить их вопрос надо сегодня, пока они на сборный пункт не отправились.

Глава 9.

Москва. Осень 2013-го.

Из состояния сна меня вырвал звонок в дверь. Я проснулся и посмотрел на часы. Ровно девять часов утра. Выходит, поспал всего ничего. В шесть только до постели добрался, а раньше никак. Пока с парнями, которых Шмаков привел, знакомился, пока сумку для переезда в Наро-Фоминск собирал. Вот ночь и пролетела.

Опять звонок. Кто это там такой настырный? Я оделся, достал из-под подушки пистолет, загнал патрон в патронник, и спрятал ствол за брючный ремень со спины. Затем подошел к двери и посмотрел в глазок.

На площадке стоял местный участковый, капитан Семерня, пожилой и добродушный дядька, который мечтал о пенсии и получал от хозяев съемных квартир ежемесячную мзду, дабы он не беспокоил гастарбайтеров и прочих незарегистрированных жильцов. Мне его Гоман показывал, так что личность знакомая. Вот только непонятно, зачем он рвется ко мне в гости. Может плановый обход? Возможно. А если на лестнице штурмовая группа, которая постарается меня скрутить? Тоже реально.

"Открывать или нет? — спросил я сам себя, прислушался к интуиции и принял решение: — Открываю. Если бы меня захотели взять, то участкового подставлять не стали бы, а сразу дверь вышибли".

Дверь распахнулась и слуга закона, смерив меня оценивающим взглядом, представился:

— Я участковый, капитан Семерня Виктор Богданович.

— Очень приятно, — с моей стороны кивок и доброжелательная улыбка, — гость хозяина этой квартиры Нестеров Егор.

— Родственник или знакомый? — капитан понимающе ухмыльнулся.

— Знакомый.

— Откуда?

— Екатеринбург.

— Я пройду? — участковый вопросительно кивнул.

— Да, конечно.

Мы прошли в зал. Глаза капитана обшарили помещение, остановились на хорошем ноутбуке, на собранной дорожной сумке и отметили, что вокруг чистота и порядок, никаких шприцов, бутылок, бульбуляторов и окурков. После чего мы присели, я на кушетку, а он в кресло, и Семерня кивнул на сумку: