Шаман. Суть всех тревожных символов. Часть первая.

В раннем весеннем утре есть свое очарование, которое сложно описать словами, но чрезвычайно легко почувствовать по запаху, особенно, если день выдался ветреным и запах талого снега, теплый, оттененный нагретым слабым солнцем асфальтом и прелой травой движется по воздуху, по щекам, по рукам и, в конце концов, путается в волосах. Не понятно, что за воздушный вирус передает по воздуху весна, который в кратчайшие сроки охватывает всю нервную систему, устанавливает новый ритм биения сердца, парализует рабочую деятельность и так же быстро проникает в мозг. Последняя стадия по определению самая страшная, ведь человек, мысли которого поражены весной, способен на самые необдуманные поступки.

Март подходил к концу и одна общая мысль витала в воздухе жителей Санкт-Петербурга. Звучала она в разных тонах и различными голосами, но смысл имела один и тот же: "Вот уже, вот-вот, сейчас...". Не обошла эта мысль — ощущение и Агнеса. Шаман почти бежал по едва высохшему асфальту, в некоторых местах которого еще лежал снег, когда в других в это время стекали ручейки воды. Он почти видел, как окутывает прохожих едва заметное сияние, как светятся глаза людей, объятых всегда неожиданной весной. Он прекрасно понимал, что в его-то жизни вряд ли что-нибудь изменится. Возможно — совсем чуть-чуть жизнь подредактирует его спокойное существование, может быть, свежий весенний ветер донесет до него новые звуки, новые запахи, другие потоки вольются в серые будни, окрасят их в чуть более яркие оттенки, пока не станут такими же привычными. Ко всему, в конце концов, привыкаешь, особенно, если жизненные изменения не отличаются глобальностью и теряются на фоне сохраненных и неподвижных основных жизненных ценностей. Основой его существования для него были — его работа, его команда и, конечно, его человек Мцибор Новак Райан — вестник, принадлежащий всему миру и не принадлежащим никому, кроме него — Агнеса. Когда-то Райан сам так решил и это стало судьбоносным решением для них обоих. Пока все вышеперечисленное оставалось нетронутым и пребывало в спокойствии и неприкосновенности — мир был для Агнеса наполненной радостью и ощущением безопасности колыбелью. Он готов был любить свой город, свою жизнь и всех людей планеты, изредка впадая в лирическое, печальное настроение или ворча по пустякам, поучая прописным истинам младших по службе сотрудников, критикуя неугодных и поощряя симпатичных ему новобранцев. Жизнь его текла размеренно и в нужном ему ритме. Агнес благосклонно кивал своей жизни и разрешал ей продолжаться в такой же манере далее.

С неприязнью перескочив Московский проспект, с трудом протиснувшись через толпы постоянно спешащих куда-нибудь прохожих, он наконец-то вышел на прямую дорогу. В который раз, абсолютно точно решив с завтрашнего дня начать копить на машину, под сладостные размышления о том, как будет легко и быстро добираться на ней от одной утренней пробки до другой, он как-то неожиданно перешел мост через реку Мойку и влетел в подъезд дома, где снимал две комнаты. По инерции, пролетел по лестнице на третий этаж, отпер дверь длинным, старого типа, ключом и к неописуемой своей радости обнаружил огромную квартиру абсолютно пустой. Хозяин квартиры, семидесятилетний строгий мужчина, которого язык не поворачивался назвать стариком, сохранил в себе армейскую выправку и привычку периодически спускаться во двор, чтобы по старой памяти с друзьями "забить козла" и пропустить стаканчик — другой. Так как генералы бывшими не бывают, Лё почтительно обращался к нему "Товарищ генерал". Не смотря на то, что армию он в свое время миновал, генерал за такое обращение проникся к нему симпатией и, в общем-то, соседствовали они вполне мирно. Хотя, последнее обстоятельство скорее всего подкреплял тот факт, что Агнес занимал и, соответственно, оплачивал две дальние комнаты, которые находились перпендикулярно друг к другу и были отделены от кухни и оставшейся комнаты высоким шкафом, который, перегораживая бесконечный старинный коридор, оставлял для возможности прохода ровно пол метра. Таким образом, протискиваясь между стеной и шкафом, он оказывался будто бы в отдельной квартире, одну комнату которой он полностью отвел под студию, а во второй периодически спал на постеленном на полу матраце или деловито раскачивался в кресле-качалке, укрывшись пледом и почитывая очередную мудрую и запутанную книгу. Откровенно говоря, на последнее времяпровождение у него хватило времени и выдержки лишь однажды. Он уверился, что отлично смотрится в таком образе, полюбовался на себя и успокоился на этом. Завтракал и ужинал Агнес обычно, сидя на широком подоконнике, поставив ноги на кресло. Ноутбук заменял ему телевизор и проигрыватель, поэтому можно было честно сказать, что шаман жил, ни в чем не нуждаясь. Конечно, как и любой приезжий, влюбившийся в северную столицу России без памяти о собственной малой родине, он совершенно точно был уверен, что когда-нибудь обзаведется своей квартирой. И машиной. И большой собакой. Но, то ли обладая завидной способностью жить сегодняшним днем, то ли отменной колдовской интуицией, Агнес был совершенно спокоен на счет жилищных проблем, ибо пребывал в абсолютной уверенности в том, что у него их возникнуть не может. В конце концов, у него есть друзья. А человек, породивший мудрую пословицу "не имей сто рублей, а имей сто друзей" знал, о чем говорил, ведь Агнес в любой момент мог переехать к кому-нибудь из приятелей, дабы одну-две ночи перекантоваться у него и там же без зазрения совести подкрепиться. К чести шамана, стоило заметить, что как любой идеальный "вожак" он существовал по принципам стайных инстинктов и "своих" в беде тоже никогда бы не бросил.

Кроме матраца, компьютера и кресла-качалки, у него из собственностей имелась кошка Мцибора и его же большая пальма. Оба питомца считались Райановскими чисто теоретически, потому что кошку он принес в одну из дождливых осенних ночей, дал ей имя, а утром, погладив по голове, улетел в Новосибирск, оставив на совесть Лё разбирательства с владельцем квартиры. С пальмой была примерно такая же история. Ее милосердный Вестник подобрал в самом болезненном состоянии, в каком-то из заброшенных офисов их организации, торжественно вручил Агнесу, и был таков, на две недели пропав в Сибирских землях. И кошку по имени Леди Меламори, и пальму, которой имени так и не дали, Агнёс берег и баловал, и души в них не чаял просто потому, что эти существа были дороги его Райану. Это было как бы самим собою разумеющимся... В студии же в гордом одиночестве жил его мольберт, набор красок, кистей и карандашей, и прочая художественная атрибутика, способная испугать любого непросвещенного обывателя.

— Хорошо быть свободным от обязательств человеком в свой выходной день. — Бодро сообщил Агнес и загрустил.

Периодически у него создавалось такое впечатление, что кроме любимой работы на его свободное время и покуситься то некому. Большая часть его друзей в данный момент занята здоровым и крепким сном или личной жизнью, поэтому, скорее всего, имеют полное право не думать о его, Агнесовом, существовании. Лё разделял право человека на свободу мысли, поэтому, в общем-то, был не против. Устроившись в любимом кресле, приобретенном на огромной свалке шведских вещей в Икее, он сложил руки на затылке и уставился в потолок. Эйфория, вызванная утренней весенней свежестью, пустотой квартиры и свободным утром, исчезла, оставляя место для какой-то необъятной пустоты. Ему вспомнилась давнишняя, но памятная история...

Обычно по-настоящему мудрые вещи человек узнает не в моменты свершений величайших побед, поражений, немыслимых приключений, а как будто бы просто так, между делом. По крайней мере, в его жизни это происходило именно так. За чашкой утреннего кофе, за поеданием обеденного бутерброда, в ожидании вечернего автобуса и, естественно за разговорами с мудрыми людьми узнавал Агнес те простые важные истины, которые запоминались ему на всю оставшуюся жизнь. Были в его размеренном существовании люди, которых он по праву мог назвать своими, если не судьбоносными гуру, то точно кладовыми важных советов и ответов на все мировые вопросы. Подобных было немного, но одним из них, к общей радости всей команды, являлся их руководитель, в теплых кругах организации именуемый просто Эд.

— Мне сложно понять тех, кто любит и умеет отдыхать. — Гордо объяснял своему начальнику и учителю тогда еще начинающий работник организации Агнес. — На мой взгляд, ничего так не утомляет, как свободное время.

Они сидели в каком-то дешевом кафе, ужинали после очередного задания, на которые Агнес тогда, будучи неопытным и запуганным парнем отправлялся только в сопровождении опытного мага. Молодой шаман пил чай, разведенный из пакетика в пластиковом стакане, прятал неуверенный взгляд на его дно, страшно боялся показаться еще глупее, чем он есть и от того отчаянно хорохорился.

— И чем же ты пытаешься занять это свое свободное время, когда оно у тебя все-таки появляется? — Спокойно поинтересовался Эд.

— У меня его почти не бывает. — Покачал головой новобранец Агнес. — Всегда находится кто-то, кому срочно необходима моя помощь. Или важное дело, которое нужно решить. Или полезная книга...

— Действительно. — Эд пожал плечами. — В этом мире достаточно возможностей, которые отлично помогают человеку сбежать от самого себя.

Лё, тогда еще чрезвычайно ранимый молодой человек, съежился от резкой боли, когда замечание, отпущенное как будто бы невзначай, достигло своей цели. Продолжать дискуссию он не стал. Мудрый начальник, от которого не ускользнула тень, пробежавшая по лицу молодого сотрудника, поглядел на него, секунду размышляя, прожевал булочку и важно посмотрел на Агнеса.

— Я подумал, Агнес, о том, что у меня к тебе только что появилось важное задание. — Продолжил он разговор с какой-то скрытой иронией в голосе.

А затем вытащил ручку из кожаного портфеля, выудил белую салфетку из железной подставки и принялся что-то долго и увлеченно писать.

— Это... задание вы так старательно строчите? На салфетке... — Изумился Лё до крайней степени.

— Точно. Чтобы ты не забыл. Или, чтобы я не забыл.

Эд протянул ему салфетку, испещренную круглым крупным почерком, где по пунктам было расписано новое задание молодого сотрудника организации независимых Петербургских магов, колдунов и прочих городских сумасшедших. Агнес быстро пробежался глазами по ровным синим строчкам, понимающе кивнул и, с трудом сдерживая улыбку, спрятал салфетку в карман.

По возвращению домой он старательно выполнял данные ему обязательства. По пунктам. Для начала отключил телефон, интернет и спрятал недочитанную книгу мудрых мыслей очередного философа, страдающего, очевидно, бессонницей. После чего полил пальму, покормил кошку и поужинал сам. Огляделся по сторонам и бросился мыть пол и вытирать сантиметровый слой пыли с подоконника и спинки кресла. Наконец, убедившись в том, что полезных и жизненноважных дел более у него не осталось, уселся на ковер и приготовился взвыть от отчаянья... За последующие два дня, отданные ему на выполнение крайне сложной операции, Агнес успел пересчитать количество трещин на потолке, разобрать тюбики с масляной краской по цветам и оттенкам, освоить любительскую игру на небольшом варгане, купленном еще пару месяцев назад в этнической лавке, сделать вывод о том, что, оказывается, очень любит отдыхать в ванной с солью и пеной, навестить парикмахерскую и соорудить там безумную прическу за не менее безумные деньги и по статье в мужском журнале научиться танцевать степ. Худо — бедно, более — менее. Эд, выслушав его отчет о проделанной работе, решил, что для начала, для закоренелого трудоголика с комплексом пожизненного чувства вины и животным страхом одиночества, этого вполне достаточно.

В тот день Лё казалось, что он достаточно хорошо усвоил цену свободного времени, но постепенно, под ворохом вновь изобретенных ежедневных проблем, забот — своих и дружеских, этот важный принцип человеческой свободы был забыт. Агнес вообще не слишком любил проводить время в бездействии. За исключением тех моментов, когда он с безумным видом ваял очередной свой шедевр, с ног до головы перемазанный краской и с высунутым от усердия языком, или читал увлекшую его книгу, он старался как можно больше времени проводить в компании друзей или на работе. Да, он относился к тому редкому типу людей, которые искренне любят свою работу и в глубине души не мог понять, зачем ему остаток жалкого времени на самого себя, если он нашел дело, которому мог служить. Нравоучительной беседы с мудрым руководителем, который так же выступал в роли учителя для глупого молодого сотрудника, в тот раз оказалось мало. Хотя, она и затронула какие-то болезненные струнки в душе у исполнительного лидера первой команды. Как известно, нас ничего не может уколоть сильнее, чем правдивое замечание, задевающее наш драгоценный, тайный и древний внутренний страх. Лё отлично знал, что по какой-то причине не выносит лишней возможности пробыть с собою наедине хотя бы некоторое время, не занятое обдумыванием какой-либо важной проблемы. Возможно, и были причины, по которым он не любил слушать собственные мысли основательно долго. Лё каждый раз обещал себе, что обязательно разберется с этой глубинной проблемой... и, дав себе еще одно обещание, не привязанное к сроку исполнения, искал возможность занять чем-нибудь свою голову. В редкие моменты жизни он устраивал кратковременные свидания с самим собою, отправляясь в одиночные прогулки по городу или во времена редких медитаций к которым он сначала пол дня готовился, а потом еще пол дня не решался приступить. Но в остальные минуты он, как правило, был чем-нибудь занят. Или кем-нибудь.

— Да здравствует новый день, дарующий мне множество неограниченных возможностей! — Сообщил он на редкость ясному лазурному небу и простер руки к окну.

Здесь-то и застиг его телефонный звонок, обрадовавший потерянного в свободном времени шамана.

— Спишь? — Злорадно вопросил голос командной Иронии в трубке мобильного телефона.

— Вынужден тебя расстроить — нет, ты не разбудил меня. — Рот шамана против его воли растянулся в улыбке — побочное явление при общении с Иронией.

— Как обидно... — Протянул Сергей Котц, он же Кот, он же просто Рыжий. — В последнее время у меня туго с гадостями. Совсем не выходит их делать...

— Зато у тебя все еще отлично получается их говорить. — Успокоил Агнес своего подчиненного. — Но ты ведь мне позвонил не для того, чтобы отточить свое мастерство жестоко иронизировать, Рыжий?

— Я все оттягивал этот момент, не знал, как сказать тебе... Ну так, чтобы звучало не то, чтобы более обидно... Но, знаешь, что бы хотя бы не как комплимент. — Ирония шумно вздохнул. — В общем, мы, кажется, не справляемся без тебя.

— А где вы и что там происходит? — Просиял Лё.

— Я слышу, я обрадовал тебя, о лидерский Эгоцентризм команды... Я в печали. — Голос у Коты был вовсе не печальным. Скорее он на другом конце телефонной трубки лучился радостью, как, впрочем, и всегда. — Ничего выдающегося не происходит, я все-таки тебя разочарую. Обычное будничное задание — старый дом с привидениями.