Болотный кот

— Угу, — вздохнул Севон, — причем не за один раз, потом голову утащили вместе с амулетом.

— Кто же это мог сделать? Охотники?

— Такие отчаянные охотники перевелись уже, Брин... Ты вот выйдешь один на... нет, не болотного кота, хотя бы на дикого кабана?

— Нет, господин, один не пойду.

— Вот и я о том же.

— Господин младший хранитель! Господин... — прибежал со стороны болота запыхавшийся боец стражи, — там... там следы одного... человека.

— Точно человека?

— Ну... эм... похоже, что да... человек это, на мху хорошо след отпечатался.

— Понятно... А со стороны Чистого озера следы двоих. Хм...

— Их трое, что ли, было? — спросил командир стражи.

— Двое, — утвердительно сказал Севон и потыкал острием длинного и узкого ножа в след от протектора трекинговых ботинок, — вот этот странный след... это один и тот же человек.

Севон аккуратно срезал ножом слой мха со следом и положил в деревянный ящик. Потом встал, еще раз все осмотрел вокруг и сказал одному из бойцов:

— А там что, в стороне озера?

— Следы обрываются на границе болот, где и мостки кончаются... вот, тут в десяти шагах нашел, — боец протянул запачканный грязью пластиковый синий цилиндрик с донышком из желтого металла с одной стороны.

— Что это?

— Не знаю... тут меж досок на мостках застряло. Блестит, но вроде не золото.

— Ладно, давай сюда, — Севон забрал гильзу, и тоже положил ее в ящик, после чего поднял ящик с мостков и сказал: — Отнеси это в лодку, да аккуратно!

— Слушаюсь, — ответил боец.

— Брин, а кто там, у чистого озера живет?

— Ту т много кто живет на берегу.

— Кто живет поблизости от этого места?

— Сейчас, — Брин достал из деревянного тубуса рулон плотной бумаги, завернул и, внимательно посмотрев, ответил: — Кузнец Варас с дочерью, и тут недалеко его сестра живет... Она из этих... ну кто суд прошел.

— Понятно, собирайтесь... я напишу письмо Старшему Хранителю, отвезете вместе с ящиком, одну лодку мне оставите, осмотрюсь еще тут денек-другой.

Глава 19

Разбудил меня то ли горн, то ли рог... звук доносился из-за городских стен. Я сел на топчане, опустив ноги на прохладный пол.

— Это на площади трубят... народ приходит объявления и новости княжества послушать, на седьмой день всегда так, — сказал Тарин, тоже проснувшись и усевшись на топчан, — так что у нас есть время спокойно позавтракать, большинство торговцев все равно пойдут на площадь.

Тарин подошел к двери, открыл ее и подобрал с пола в коридоре уже чистое корыто, и, поставив его на лавку, сказал:

— Иди, умоемся.

Не спеша оделись, я опять влез в сапоги на пару размеров больше, которые начал уже тихо ненавидеть, затянул пояс, закрепил на нем перевязь и накинул жилет — единственная деталь моего гардероба по размеру.

— Ну что, готов? — спросил Тарин, критически посмотрев на меня.

— Да.

— Подожди... вот, лучше накинь, — покопавшись в своем бауле, он бросил мне темно-серого цвета плащ с капюшоном, из материала, напоминающего тонкое шинельное сукно.

— Зачем?

— Не знаю, Никитин, но если я вижу, что одежда на тебе не твоя, то значит и кто-то другой может увидеть, вопросы всякие глупые задавать будет, а то как кто из стражи каменка рядом будет... а нам нужны неприятности?

— Нет.

— Тогда надевай.

Широкие рукава, почти до пят и нет никаких пуговиц или застежек, только на уровне ключиц толстый шнур с крючком с одной стороны и подобие люверса с другой.

— Мне теперь еще шляпу с вот такими полями, — изобразил я круг над головой, — маску, и буду как Зорро.

— Зорро?

— Да, потом как-нибудь расскажу, — улыбнулся я своей неудачной шутке, которую в этом мире никто не поймет.

— Вот, теперь пошли, все что надо взял?

— Да, — ответил я, пощупав карман на жилете, где лежал кошель.

В харчевне на первом этаже постоялого двора не было никого, было заметно, что пол только что вымыт, а у стойки раздачи с мечтательным видом сидела девушка, что вчера приносила воду.

— Здравствуй, Кина, а где Лунген?

— На площадь пошел... вам подать завтрак?

— Да, будь добра.

— Садитесь, сейчас принесу, — ответила она и скрылась в дверном проеме кухни.

Две кружки густой сметаны и тарелка с чем-то хрустящим и сладким через минуту стояла на столе. Вкусно... мне очень понравилось, очень хотел спросить Тарина, что это, но не стал.

Спустя полчаса мы уже входили на рынок.

— Надо в лавку к ювелиру сначала, — сказал я.

— Тебе надо продать эти камни дороже или быстрее и без вопросов?

— Быстрее...

— Тогда пошли, тут недалеко.

Пройдя ряды торговцев тканью и одеждой, мы свернули к небольшому каменному домику с коваными решетками на окошках, которые больше похожи на бойницы. У дверей на низкой лавке сидел здоровяк, стриженный "под горшок" с увесистой дубинкой за поясом, который лишь проводил нас взглядом, когда мы вошли, толкнув тяжелую дверь из толстых досок. Свет внутрь проникал слабо, сырой и терпкий запах сразу ударил в нос.

— Почтенный Салс, ты еще жив? Не придавили тебя еще обманутые покупатели в темном проулке? — хохотнув, громко сказал Тарин.

— Большая Луна хоть и не одаряет меня своим благословенным светом, но шансов выжить у меня больше, чем у тебя, наемник Тарин, — выглянул из двери соседней комнаты плешивый старикан, показав, улыбаясь, гнилые зубы.

— Возможно, возможно, — кивнул Тарин.

— Снова пришел продать трофеи, о которых необязательно кому-то знать?

— Не я, мой друг хочет продать.

— Тарин...

— Не бойся, он мой помощник... так что веди с ним торг как будто со мной.

— Ну... я не знаю, — замялся старик, протерев рукавом лысину, — что у тебя, помощник?

— Вот, — я высыпал на стойку содержимое кошелька, выбрав монеты и ссыпав их обратно, оставив только камни.

Смахнув камни на медное блюдце, Салс подошел к окну и стал разглядывать их при свете.

— Редкие камни, — цокая языком, он катал каждый камень по блюдцу, — из самоцветных пещер в икербских землях...

— Сколько дашь за все? — спросил я.

— Полста золотых ноготков отсыплю и сто серебряных...

— Маловато, — нагло ответил я, даже не представляя, сколько это вообще и в какой валюте.

Посмотрел на Тарина, но тот в ответ лишь пожал плечами, улыбнувшись.

— Не могу больше деньгами дать, — сказал Салс и показал рукой на деревянный стеллаж, — может, выберешь чего из утвари или оружия, да сторгуемся?

— И что у тебя есть? — напустил я на себя важности и серьезности.

— А вот посмотри... посуда медная, есть ножи... вот два меча, один хартской ковки... есть вот лук хороший, колчан и две связки стрел с железными наконечниками... вдова охотника принесла на днях.

— Покажи лук, — сказал Тарин и одобрительно мне кивнул.

— Вот смотри... те.

Лук был составной, насколько я вообще разбираюсь в этом деле, короткий и легкий.

— Дайка, — сказал Тарин, внимательно и придирчиво осмотрел лук, — тетива заплесневела и старовата... но лук хорош.

— Да, да, да, — запричитал Салс, — я сам за него дюжину золотых ноготков отдал.

— Ладно, — кивнул я, — считай, сторговались.

Салс выставил на стойку три холщовых мешочка.

— Вот, считать будете?

— А надо? — спросил я, напустив суровости.

— Что вы, нет никакой необходимости.

Выйдя из лавки Салса, я первым делом глубоко вздохнул несколько раз чистым воздухом.

— Он что там, гниет заживо?

— Экономит на прислуге, вот и убирать некому, — улыбнулся Тарин, — ну что, теперь ты богат... пойдем тратить деньги?

"Как же тебе повезло..." — напевая мотив известный лишь мне в этом мире, я кивнул, и мы направились в торговые ряды...

Трехречье, берег Чистого озера. Севон

— Меня зовут Севон, я младший хранитель, — убирая круглую серебряную бляху Хранителей за тунику, сказал молодой человек.

— Чернава... в дом не пущу, сами понимаете.

— Понимаю, могу помешать благим обрядам... правильно? Ведь вы прошли суд, и ваши обряды только с благословения Большой Луны и во благо?

— Правильно понимаете, господин.

— Я послан выяснить кое-какие обстоятельства... Не замечали ли вы некоторое время назад каких-либо необычных людей...

— У нас тут все идет своим чередом и спокойно, хвала Богам... пока не наступила зима.

— Это хорошо... Вы не волнуйтесь, к холодам гарнизон расположится тут неподалеку, и мы надеемся на ваши предупреждения о возможном приходе зла из темных болот.

— Я тоже надеюсь, что и грядущая зима пройдет без большого зла.

— Что ж, отправлюсь дальше... напоите меня в дорогу, почтенная Чернава.

— Конечно, — ответила колдунья, вошла в дом и вышла с кружкой сока.

Севон резко схватил ее за руку и процедил сквозь зубы:

— Смотри, ведьма... если обманула, то в моей власти устроить тебе повторный суд, и уж поверь, ты его не переживешь.

— Не боишься? Я знаю твое имя, — отдернула она руку, облив Севона соком.

Сплюнув на землю и презрительно посмотрев на Чернаву, Севон направился к мосткам, где стояла его лодка.

* * *

Первым делом я приобрел в лавке сапожника хорошие высокие сапоги. Подошва в четыре слоя толстой кожи, шнуровка по голени и мягкая кожа. Еще купил что-то вроде мокасин с очень тонкой подошвой... где-то в "домашних условиях" носить буду. Потом посетили лавку скорняка, где я купил хороший походный ранец, какие покупают ополченцы, раза в три вместительней, чем торба Вараса, тоже кожаный, с удобными кармашками и отделениями... там же прикупил моток кожаной ленты и клубок тонкого кожаного шнура, это уже по совету Тарина, он сказал, что пригодится. Что еще... Три рубахи и двое штанов из грубой светло-серой ткани, отрез ткани на портянки. Так же Тарин настоял на приобретении плаща. Еще приобрел трубку, кисет табака, масляную зажигалку и медный пузырек с маслом. Зашли к лекарю, там мне продали деревянную шкатулку с местной медициной, такую же как у Тарина. По окончанию "шопинга" у меня осталось двадцать золотых и столько же серебряных ноготков — тонких чеканных монет размером с ноготь большого пальца. Закончили с покупками и направились на постоялый двор, так как время к обеду.

— Кина, обед в комнату подай, — сказал Тарин, когда мы вошли в харчевню постоялого двора.

Та в ответ кивнула и побежала на кухню.

— Идем, переоденешься да сразу собери все свое в ранец, чтобы не валялось.

Вернувшись в комнату, сразу переоделся и переобулся... Действительно, теперь как-то уютнее себя чувствую, а все, что не мое, смотал, связал бечевкой и уложил на дно ранца, туда же спрятал свою казну, оставив лишь несколько монет в кошельке да в кармашке на поясе. Вывалив на покрывало топчана свое имущество из торбы переложил все последовательно в ранец, места хватило и еще осталось.

— Вот, теперь ты выглядишь, как многие другие, — одобрительно кивнул Тарин, посмотрев на меня.

— Да, мне самому как-то даже полегчало... Какие планы дальше?

— Дальше... пообедать, а потом пойдем и найдем водницу или повозку, которая нас доставит на заимку моего приятеля, где я смогу отдохнуть и тебя ратным умениям обучить... да и дело там у меня.

— Я смотрю, ты тоже не особо любишь большую компанию... и ужин в комнату, и обед, завтрак в пустом зале?

— Как тебе сказать, неспокойно в последние времена в княжестве Трехречье. Хранители все заговорщиков ищут, князь Палей со своим братом Талием власть делить взялись, хотя я тебе честно скажу, — понизил он голос, — они оба ее не достойны, власти-то... она им досталась после смерти славного князя Васлена. Это он десятилетнюю войну остановил, да не продавали при Васлене воду из чистых колодцев, брал любой, кто хотел и сколько хотел, хоть нищий, хоть торгаш.

— Так, а тебе-то что? Ты что, один из заговорщиков или сам на власть претендуешь, — улыбнулся я.

— Я, Никитин, при Васлене в южных землях княжества был тысячником у воеводы Гаса, — сказал Тарин, еще понизив голос, — а Гас известно, как кончил.

— И как?

— Ты что, не знаешь?

— Нет, я же говорил...

— А, ну да... Воевода не поверил, что славный князь во сне умер, и супротив Палея воеводство свое настроил, но предали его, потом судили... так и сгинул он в подвалах у Хранителей. А все, кто при Гасе войском командовал, как-то странно умирали, то удар кого хватит, то в протоке темных вод нахлебается, а то и в пьяной драке в корчме зарежут. Мне повезло, я ранен был после вылазки икербской, задержался на постое да излечении у колдуньи одной, там меня новости эти поганые и застали. Два лета в предгорьях скитался, не мог в родовой многодворец вернуться, а потом когда вернулся, оказалось, что многодворец наш, и земли все Талию отошли, и родные мои словно сгинули.

— Да уж, а не все так гладко у вас тут. Значит, ты стараешься не быть на людях?

— Это больше привычка, времени-то уже сколько прошло, считай десятое лето идет как в наемниках... уже и не вспомнит меня никто.

— А воду, говоришь, раньше не продавали?

— Нет, не продавали.

— Слушай, а почему в других местах колодцы не копают?

— Так запрещено законом во тьму-то копать...

— Не понял.

— Чего непонятного, нечего тьму беспокоить.

— Ты серьезно?

— Что?

— Ну... эм... про "тьму беспокоить"? — осторожно спросил я, не понимая, насколько серьезно он все это говорит.

— Это наказ предков... нельзя нарушать.

— А как же уголь? Его же копают...

— Так с благословения... Да, Никитин, с головой-то и впрямь у тебя не то что-то.

В дверь постучали, после чего она открылась и Кина вошла с деревянной разноской и большим глиняным кувшином.

— Обед для вас, — поставив все на стол, сказала она.

— Благодарствую, — довольно потирая руки, ответил Тарин, вставая с топчана. — Садись обедать, Никитин, новыми одежами да моими рассказами брюхо не набьешь, а в нашем деле так: есть еда — ешь, а то неизвестно, когда еще доведется.

Пока мы разбирались с обедом, за окном зарядил дождь, хороший такой... плотный с крупными каплями. Тарин подошел к окну, закурил трубку и, выдохнув дым на улицу, сказал:

— Ну вот, плащ-то не зря ты купил...

— Ага, обновлю, — ответил я и тоже достал трубку.

— Протоками до завтрашнего вечера никто вверх уже не пойдет, — Тарин уставился в одну точку — быстро увеличивающуюся лужу у дома напротив, — надо в обоз проситься.

— Это хуже?

— Это дольше и дороже.

— Намного дольше?

— На день точно.

— А мы спешим?

— Нам бы дотемна из каменка уйти, не хочется попусту полдня терять.

— Пошли тогда...

Грязно было лишь в проулке, откуда был вход на постоялый двор, центральная же улица была вымощена булыжником и даже с неким подобием ливневой канализации — небольшие углубления по обеим сторонам улицы. Тарин повел меня к ряду больших сараев на окраине рынка, мы без стука вошли в каменный дом, к которому была пристроена деревянная конюшня. Это оказалось что-то вроде местного "офиса логистики", как сказал Тарин — развозной дом. Тут были и местные "таксисты", и "водители" больших двухосных телег, способных перевозить что-то габаритное и тяжелое, были также и "водители междугородних линий" — владельцы эдаких фургонов времен освоения Дикого Запада, запряженные парой лошадей. Называли их без затей — подорожники. На нашу удачу, три таких фургона как раз собирались отправляться, их нанял какой-то купец, которому надо было уже покидать каменок, но из-за осадков и появившегося течения, протоками он уйти теперь не мог. Купец даже обрадовался, что к нему в попутчики напросились два с виду наемных оружных человека, и он согласился на то, что мы не будем делить с ним стоимость дороги, а побудем временно его охраной, во всяком случае, до заимки Медовой, где была "наша остановка".