Зверь лютый. Книга 3. Пейзанизм

Вместо того, чтобы просто подойти к этой попке, грохнуть её чем-нибудь тяжёлым по голове и, дрожа от нетерпения и предвкушения, приступить к исполнению классического: "и тут он ею овладел", я подобрался тихо. По дороге снял с себя последнюю часть костюма и скрутил её в тугой жгут.

Девка увлечённо выглядывала между стволов берёз, аж всунулась туда. А правую ручку оставила сзади — оперлась на ствол. Вот я совершенно спокойно и накинул на это запястье жгутик. И завязал узелок. Девка почувствовала что там, на правой руке, что-то происходит, оглянулась на меня, я ей улыбнулся, она кивнула в ответ и снова уставилась в сторону тропинки. Потом до неё дошло.

Как она рванула! Прямо на меня! Плечом в грудь! Сшибла бы и копытами затоптала. А я — чуть в сторону. И ножку подставил.

Она — носом в землю, я — у неё на спине верхом. Только успел её левую рученьку за спину вывернуть и к правой примотать — она ка-ак взбрыкнёт.

"Кобыла била задом".

Била-то своим, а досталось чужому. Полетал маленько. Через голову кувырком. Копчиком об корягу приложился. О-ох и факеншит...

Однако, надо признать: здоровые девки в этой Паучьей веси вырастают. Кобылищи. Девки вообще в этом возрасте часто выше парней. Тяжелее и сильнее. Она меня — в частности.

Только подняться со связанными за спиной руками, вывернутыми к затылку, в длинной рубахе — непросто.

Она начала вставать, да коленями на подол попала. А у вас, мадемуазель, задержка. Не в том смысле, а в том... встаёт медленно. Не у меня. У меня уже давно... Короче, я успел у неё за спиной оказаться и за хвост платка поймать.

Естественно, у крестьянки платок завязан "крестьянкой". Концы обёрнуты вокруг шеи и сзади узел. А угол платка покрывает голову и висит на спине. Ну очень удобно дёрнуть! Платок с головы слезает, а петля вокруг шеи остаётся.

Когда я её дёрнул, она боком в обрывчик этот и впечаталась. На задницу сползла и повернулась ко мне лицом. А на этом обрывчике её лукошко стоит. По грибы она, что ли, собралась? Рукоятка ножичка из-под тряпицы выглядывает.

Я к лукошку — шаг, ножичек — дёрг. И... как раз моё сугубо личное оружие у неё прямо перед лицом. Торчит. В полной боевой. Наизготовку.

Ух как её пробрало-передёрнуло! Аж в землю за спиной попыталась ввернуться. Червяк земляной, громкоговорящий. Правильнее — громковопящий. Или — вопиющий?

Левой ручкой — цап красотку за нижнюю челюсть. Щёчки девичьи пальчиками нежно сжал. Чтобы губками буква "о" получилась. А ножичек, как привычно уже, к глазику.

— Что, дура, попалась? Это тебе не парней своих сворой на меня натравливать. Это не с подружками-дурами хиханьками да хаханьками заниматься. Над бедным прохожим своей толпой шутки глупые шутить. Тут мы одни. Что хочу — то с тобой и сделаю.

Отползти ей некуда — сзади стенка обрывчика. Глаза на ножик скосила, глаза бешеные, дурные. Ножками шебуршит, елозит. О, у неё уже и подол задрался, коленки видны. Беленькие такие, кругленькие. Хорошей хозяйкой будет: примета такая народная.

— Хочешь, я тебе глазик выколю?

Не хочет. Сильно не хочет. Судя по мычанию. А если ножиком подцепить мочку уха? И чуть оттопырить ушную раковину с задней стороны? Чуть-чуть. Легонько. Лезвием ножика.

— А может тебе уши отрезать?

— Не... не-е-е-е.

Плачь мне тут не надобен. Чуть ещё щёчки прижать. Чтобы они между челюстей вдвинулись. Это уже и не "о", а "у" получается.

— А слушаться меня будешь?

— У-у

В смысле: "да". Целиком и полностью. Незамедлительно и исчерпывающе. Проверяем.

— Раздвинь ноги.

Молчит, глазами лупает. Не дошло. Ага, а вот теперь дошло. Но дёргаться так сильно не надо. Ножичек снова к глазику.

— Ну!

И уговаривать меня не надо, не разбираю я ваших предложений и пожеланий. Что не удивительно. Коли вся акустика сводится к звуку "у-у".

Развела. Коленки на пол-ладони. Нет, детка, ты у меня будешь... как в украинской песне пелось:

"Вся краса твоя чудова

У мени на виду".

Пяточкой своей её коленку отжать. Изнутри. До земли. Чуть не завалилась на бок. Ничего, у меня хват за твою нижнюю челюсть — крепкий. Головёнку удержу — и остальное не отвалится. И прижмём головёнку немножко. Чтобы откинулась она на обрывчик и смотрела вверх, в тихо шелестящую листву родного леса.

А ведь могла ударить, пока я раскоряченный стоял. Хороший удар другой ногой мне между ног, и я бы сейчас тут по земле катался. Но некому смердячек боевым искусствам учить. И это — хорошо. Продолжим.

Я перенёс вторую ногу и опустился на колени между её бёдер. Отжал ей голову еще выше, воткнул ножик в землю возле головы и провёл ладонью правой руки по внутренней стороне бедра, по промежности. Она панически дёрнулась от моего прикосновения к сокровенному, попыталась сдвинуть ноги, как-то вывернуться из моего удержания. Зря. Прижал левой ладонью её нижнюю челюсть и ещё дальше запрокинул ей голову. Танцы Фатимы и месяц квеста с непрерывным управлением лошадью несколько укрепили мои мышцы. Дальше она только скулила сквозь сжатые зубы и изредка ахала.

Я ощупал её всю. Демонстративно, принудительно и показательно. Помял коленку и ляжку, и по внутренней и по внешней сторонам, цапнул за ягодичку, помассировал животик, особенное внимание уделяя области пупочка, выдернул завиточек светлых кудряшек с лобка, залез под рубаху и интенсивно потрогал приличные для девки её возраста соски. А вот груди у неё — так себе, в вершине мясо не более одного пальца глубиной. Дальше — ребра. Ухватить не за что. Потом вернулся ближе к земле — раздвинул пальцами внешние губы.

Она снова начала вырываться. Ну и глупо. В таком возрасте хлопок отрытой ладонью по одному из вторичных половых признаков производит на самочек хомосапиенсов неизгладимое впечатление.

Она сперва задохнулась... от остроты ощущений. Потом снова рванулась. Пришлось повторить. Теперь получилось ещё жёстче — наотмашь тыльной стороной. Попал костяшками пальцев. Она снова взвыла и... протекла.

Светло-жёлтый фонтанчик внезапно забил гейзером из нежного девичьего лона. Еле успел отодвинуться.

Мда... По опыту Ибицы и других подобных мест массовых беспорядочных случек человечков как бы разумных, известно что женская моча есть для её владелицы первейшее и довольно эффективное средство дезинфекции после случайного полового контакта. Но это — после того как. А вот до... Здесь, очевидно, происходит использование той же субстанции в качестве противозачаточного средства. Тоже эффективно. Как-то весь настрой сбивает. Но это не про меня. Насчёт "сбить настрой". После восьми дней воздержания... я уже объяснял: сбить можно. Но только "стингером".

"Уж если я чего решил,

То выпью обязательно".

Или — наоборот. В смысле — ты выпьешь. Хотел, Ванюша, внедрить в этот социум новые сексуальные техники? — Совмещай полезное с... ну с очень желаемым.

Пришлось встать, ухватить девку за волосы, вылезшие из-под платка. И надеть её голову ротовым отверстием на... свою торжествующую мужественность. Глядя в девичьи глазки-щёлки, опухшие от плача и залитые слезами, как шоссе дождём поздней осенью, объяснить:

— Укусишь — зарежу. Глотай.

Это была иррумация в её классическом варианте. Воистину — "глубокое горло". С принуждением партнёра под страхом смерти или тяжких телесных. Я почти не двигался сам, только таскал её голову туда-сюда. По результатам прежних натурных наблюдениям, это уменьшает способность к ориентации в пространстве и отбивает желание к самостоятельным действиям. Сначала она ещё косилась на ножик, воткнутый в землю рядом с левым её ухом. Потом просто закрыла глаза и судорожно заглатывала воздух в те редкие мгновения, когда мой инструмент покидал её горло.

Может быть, я бы и поиграл немного, потянул бы, какие-то варианты придумал. Но... болезнь имени ВОЗа быстро дошла до своей кульминации. Вот тут я чуть-чуть затянул. В фазе глубокого погружения.

Жидкости из меня лилось много. Всё-таки восемь дней. Или девять? И вливалось глубоко. Рвотные позывы у девки начались. но обошлось без загрязнения окружающей среды. Пока она судорожно хватала освободившимся ртом воздух, я положил отработавший своё инструмент ей на носик. А интересно смотрится мужской половой член, когда с двух сторон от него выглядывают утомлённые любовью девичьи глазки. И на лобике можно нарисовать такой... влажный крест. Хороший лобик у девки, чистый, высокий.

"Эти гордые лбы Винчианских мадонн

Я видал под Рязанью у русских крестьянок".

* * *

Начальная стадия рахита. Заболевание детей грудного и раннего возраста, протекающее с нарушением образования костей и недостаточностью их минерализации, обусловленно дефицитом кальция и его активных форм в период наиболее интенсивного роста организма. Лучшее средство — материнское молоко при выкармливании, солнечный свет — при росте и рыбий жир — при любых подозрениях.

Рыбы тут едят много. А вот "рыбьего жира" — нету.

"Эти гордые лбы" у крестьянок — обычно от недостатка материнского молока в первый год жизни. Или — коровьего в последующие пять-шесть. А у мадонн — от образа жизни, от пребывания в закрытых темплях и палаццах.

"Зимние дети крепче". Потому что зимой больше умирает. От недостатка. И солнечного света — тоже.

* * *

Девка уже отдышалось. Перейдём к допросу захваченного и уже не занятого важным делом языка.

— Звать как?

— Ы-ы-ы... П-п-пригода.

— Отец-мать есть?

— Кудря. Паук. И братья. Большие. Отпусти. Они знаешь что с тобой сделают? Они тебя за меня...

— Поздно. Да и плевать мне. Ты поняла, что тут было?

Совершенно одуревший, бессмысленный взгляд.

— У тебя внутри семя моё. Оно теперь в тебе — навсегда. Как хлеб, который ты ешь, и от которого растёшь. Тело твоё составляется из съеденного тобой. Проглоченного. Теперь там и семечки мои. Понятно?

Тот же одуревший взгляд, какое-то неопределённое, утвердительно-отрицательное движение головой.

— Поэтому я теперь твой владетель. Тело твоё принадлежит мне. Позову — ты прибежишь. Не придёшь — сдохнешь в муках. Моё — всегда моё. Хоть в тебе, хоть где. Всякое слово моё будешь исполнять. Не будешь — сама собой на части разорвёшься. Или иначе сдохнешь. От болячки какой. Или — задохнёшься. Я скажу — мои семечки внутри тебя снова в горло твоё соберутся. Не проглотить, не выплюнуть. И будет — как только что было. Только без конца. До смерти задушат.

Глаза — по полтиннику. Ну и ладно. В колдовство и колдунов здесь верят. Народные суеверия в руках самодура и прогрессиста — великая вещь. Не Архимедов рычаг, но и мне мир переворачивать не надо.

Переходим к следующей серии употребления девки типовой деревенской — транспортно-гужевой.

Я подобрал свой дрючок, прихватил девкино пустое лукошко. И правда — мёд наш там. Вытащил её на этот бруствер, не развязывая. Уже чисто из психологии и для закрепления поведенческой модели по отношению ко мне, господину и хозяину данной конкретной скотинки двуногой, прижал к дереву, задрал рубаху до горла, покрутил, оглядел всю со всех сторон. Также и ощупал. Не очень. Ещё не созрела, а уже окрестьянилась. Ножки коротковаты и ляжки тяжёлые. Талия... намёком.

* * *

Александр II писал об английской королеве Виктории, с которой он в одном сезоне частенько танцевал на балах в Лондоне: "Не красавица и в поясе очень не хороша". А эта — ещё и не королева английская.

Собственно, чего ждать? Маяковский как-то заманивал свою любовницу Танечку, дочь белогвардейского генерала, из Парижа в Москву:

"Здесь нам тоже не хватает длинноногих,

Ведь не всех исправишь физкультурой"

На "Святой Руси" — ни физкультуры, ни "исправителей". Ни даже мысли о спорте, как о средстве формирования красивого тела. Крестьянский труд, образ жизни формирует совершенно иные человеческие тела. Отнюдь не 90-60-90. И мозги — тоже. Можно им посочувствовать, можно за них порадоваться — живут в гармонии с окружающей средой. Как с дедов-прадедов. Сутулость — от работы в земле, длиннорукость — от таскания тяжестей смолоду, конъюнктивит — от сажи исконно-посконных курных печей. Толстенькие коротенькие ножки у женщин — от коромысла. Два по двенадцать, не считая тары и грифа. Рывок-толчок-жим. Штангистка-малолетка.

Здесь ещё — и признаки рахита наблюдаются. Ну и где мне найти для них тресковый жир? Я уж не говорю про источники дополнительного ультрафиолета. "Горное солнце". В горы вывозить?

Дурдом — ничего здесь нет. Ещё и раков отобрать хотели.

* * *

А вот что здесь пока ещё есть — плёночка на входе.

Впихнул девке своё колено между её. Были крепко сжаты — разжал. Классика жанра: "Раскалывая её плотно сжатые ноги...".

Девка дёрнулась. Но не сильно — власть мою над собой уже признала. Проверил на пальчик — точно девственница. Прижмёшь — вся аж в струнку вытягивается. И не дышит. Отпустишь — выдохнет, осядет. А ещё пару-тройку раз? Уже и не зажимается — острота первого впечатления прошла. Или — просто устала.

Как царевна у Кощея бессмертного: "Что воля, что неволя — всё равно". И к этой индивидуйке, хоть и не царевна, пришло понимание. Неизбежности и безысходности.

Это хорошо, привыкай, рабыня заколдованная, принимать волю господина своего и владетеля. Пока — просто покорно. Потом будет и радость от любого внимания господского, тревожное нетерпение: "а ну как господин не взглянет"... Ещё много чего будет. Из бесконечной и самоотверженной любви "холопки верной" к своему хозяину.

Я теперь про такую любовь — в курсе. Саввушка мне такую школу преподал...! И захочу — не забуду.

Моя компашка сидела на корзинах на тропке и нервно оглядывалась по сторонам. Увидев пленницу, сначала попытались выразить ей своё недовольство произошедшим. Не только акустически и визуально, но и тактильно-ударно. Коса у этой Пригоды так по спине и висит — какие мальчишки мимо пройдут, чтоб не дёрнуть? Любава всё пыталась продолжить выяснения отношений с помощью крапивы. Пришлось шикнуть.

Забрал, наконец, свою бандану, перевязал полонянке руки спереди ремнём. Нагрузил на девку две корзины с раками. Она тут самая здоровая — будет у нас самой тягловой. "От каждого по способностям, каждому по потребностям". В текущий момент — по моим потребностям: тащи, девка, по своим способностям, больше других.

Оделся, наконец-то. А то детвора рассматривает меня голого как-то... очень заинтересовано. Любаве дал конец верёвки, одетой на шею нашей... нашего тягла. Ольбегу — суму, себе третью тару. Наконец, потопали. Версты через три по мелкому перекату перебрались на наш берег.

Едва мы выбрались на луг и увидели тын усадьбы, как я остановил свою малолетнюю экспедицию. Развязал пленнице руки — отсюда уже не убежит, перераспределил поклажу. Когда молодь моя побежала вперёд, шепнул девке на ухо:

— Болтанешь — не отмоешься. Побежишь — сдохнешь.

И потопали. Через болотистый луг, по мосточкам через заросшую канаву, по косогору вокруг тына — в ворота. Детишки убежали вперёд и уже бурно делились впечатлениями. Любава посреди поварни громко хвасталась, показывая сбитую о чужую голову кожу на пальцах. Долбонлав тщетно пытался вставить слово. Но он же не только "р" не выговаривает, так что слушать его... несколько утомительно. Ольбег убежал хвастаться к деду. Бабы на поварне дружно ахали, одна Домна, наша стряпуха, спокойно осмотрела и приняла добычу, оглядела пленницу и тут же приспособила её к своему кухонному делу.