Зверь лютый. Книга 3. Пейзанизм

Голядина много чего орала, рычала, напевала... Но ключевые моменты... в них я мало что разбираю.

Очень трудно что-то понять, когда не знаешь языка. Почти так же, как когда знаешь язык, но не знаешь о чем речь. Но я-то присутствовал при ритуале. Я-то понимаю... хоть что-то из "о чем речь".

Это они зря меня позвали. Это у них ошибочка вышла: думали молотилку мою заклинить, а дали "информацию к размышлению".

Стоп. Есть.

Может быть.

Что это слово значит — не знаю. Даже не знаю — слово ли это. Но... Во всем голядском исполнении есть много всякого, однако комбинация звуков, которую я услышал как "клаусутти" — ключевая. Она повторялась, она звучала в ключевые моменты ритуала. Она... да проще — она единственная, что я разобрал.

Раз единственное — и не заморачивайся, всё равно выбора нет.

"Необходимость — лучший стимул".

Стимул — это такая заострённая палка в Древнем Риме, ею ещё быков во время пахоты тыкали. Не жди, Ванюха, пока к тебе со стимулами прибегут, работай сам.

Я подвигал челюстями.

— Сухан! Клаусутти! Вставай!

У Сухана реакция — нулевая. А вот "скалозуб" дёрнулся. Попытался подняться. Встал на четвереньки. Тут его стало выворачивать.

Похоже на сотрясение мозга. Ну и ладно. А вот "мой человек"... А твой человек лежит без движения. Как резиновая женщина из которой выпустили воздух. Но не весь.

"Лишь лёгкий ветерок колышет её ресницы недавними воспоминаниями".

Ванька! В бога гроба душу мать! Сам же сказал: "смысла нет — одно звучание"! А звучишь ты — совсем не по-голядски!

Какая лучшая профилактика от собственного храпа? — Регулярные тренировки корня языка. Чтобы не проваливался. Как "Провал" на Кавказе.

Берёшь корень. Не женьшеня — это при других провалах. Берёшь корень своего языка... Нет, вытаскивать наружу не надо. И напрягаешь все мышцы. И его, и вокруг. Скрытно от окружающих. А то у них... такие рефлексы срабатывают — никакого унитаза не хватит. А теперь таким, хорошо разогретым горлом, да на две октавы ниже обычного, да рыча на гласных. На всех гласных, кроме последней, которая звучит как "бздынь".

— Клаусутти! Встань!

Пару мгновений ничего не происходило. Потом Сухана вдруг, рывком подняло. Приподняло. Только нижнюю половину.

Ага. Стоит здоровый голый мужик, задрав задницу в зенит, а голова и руки по земле валяются. Как мёртвые.

Ну, так это уже прогресс! Это уже шестерёнки с пятерёнками зацепились! Это уже есть чего продвигать, улучшать и совершенствовать.

Я оказался прав — как только первая команда, ключевая, прошла, как только Сухан принял мой звук как звучание главного волхва — все последующие команды стали восприниматься. Уже не требовалось напрягать горло, изображать бас, рык, "бздынь". Чем дальше — тем легче. Тем команды... "интегральнее". Сначала: "встань прямо", "открой глаза", а уж потом такое сложное интегрированное действие: "отвяжи меня от столба".

Но прежде: "ударь придурка по голове".

Придурок типа "скалозуб" пытался уползти с поляны. Даже поднялся на ноги. Но с координацией у него... А вот Сухан приложил от души. Здоровый мужик. Или он теперь свою силу не контролирует? Тогда: здоровый зомби.

Ну и сочетание.

Никогда прежде не видел зомби. Ходячих мертвецов. Живьём. Ни больных, ни здоровых.

Когда Сухан отвязал меня от столба, и мои руки упали вниз — сразу вспомнил свою глупую фразу: "Потом будет больно. Если будет потом". "Потом" пришёл, и стало очень больно. Но выть нельзя — некогда.

Сунул рученьки свои болезные себе же под мышки, сделал шаг и... упал. И ноженьки-то меня не держат.

Уй-юй-юй... больно-то как.

Пришлось командовать: "Подними". Сам по себе этот "обездушенный" шагу не сделает. Я же говорю: мечта пьяного "куска". Сухан даже ремни, которыми я к столбу был привязан, не выбросил, не смотал. Стоит — смотрит в никуда. А ремни — это хорошо. И повышение информационной ёмкости команд — очень хорошо. Потому, что команду "связать" я ещё могу отдать, а вот пошаговые указание — где какие узлы — вряд ли.

Пока Сухан упаковывал "скалозуба", я подобрался к останкам главной голядины. Много тут чего на его костюмчике понавешено. Помародёрствовать бы без спешки. Эх, времени нет. Но зеркала я точно приберу.

И ещё... Есть тут одна штука... Сухан — мой человек, значит и "колокольчик" из человеческого пальца — мой.

Потому что к нам пришёл сюзеренитет. Потому что внутри — душа моего человека.

Душу своего человека я тут не оставлю. Из жадности. Все моё — моё. Я в эти игрушки голядские не верю. Но Сухан-то верит. Так что, душа моего человека может быть только у меня.

Нашёл, достал, поглядел. Точно — мужской палец. Один из трёх средних. Точнее не определить. У большого — фаланг меньше, для мизинца — великоват будет. И длинная последняя кость из пястья.

* * *

Я такую штуку в прошлой жизни видел. Возле столовой во дворе с месяц валялась.

Привезли как-то мужиков с поля. На "газоне", на обед. Все нормальные — через задний борт, по лесенке. А один, лихой — через боковой борт спрыгнул. Прямо на землю. Да вот беда — он не только лихим оказался, но ещё и женатым. Кольцом обручальным за край борта зацепился. И выдрал себе безымянный палец. Аж до локтя. Точнее: кости до запястья. Вот как тут, у голядей, сделано. А сухожилие — до локтя. Длинная белая... на толстую леску похожая.

Эта... конструкция долгое время служила наглядным пособием. Нам тогда сильно внушали: "не нарушайте технику безопасности, не прыгайте через борт грузовика".

А мы меж себя думали: "может, проще не жениться? Тогда хоть прыгай, хоть не прыгай — не зацепишься. Пальцем — точно".

* * *

— Глава 61

Жадность у меня... Запасливый я. Очень. Но уже рассвело. В любой момент могут обиженные туземцы заявиться. А то и сам хозяин. Мохнатенький. Он ведь, наверняка, "поваляется, покатается кого-нибудь-поймалкиного мяса поевши". И назад в свою яму придёт.

Это они думали, что они медведя в яме держат, а он-то, наверняка, просто позволял стаду обезьян кормить себя и жить рядом со своей берлогой.

Снова, как постоянный рефрен в этой "Святой Руси", в голове застучало: "Ножки-ножки, уносите задницу, а то голову оторвут".

Уносить — я "за". Куда?

Выходы с этой полосы земли между болотами, что на восток, что на запад — там сейчас по толпе сильно раздражённых голядин. Они там "гоу-гоу" делают. От медведя.

Ещё там — полосы препятствий. Это же не британские береговые батареи под Сингапуром без обратных директрис огня. Японцы и пролезли через болота прямо к "томми" на задний двор.

Здесь такими тонкостями не заморачиваются: ловчая яма срабатывает всегда, с какой бы стороны ловимый не прибежал.

Нужен проводник, который проведёт... через что-то проведёт. Через полосу укреплений, заполненную обиженными аборигенами. Или через непроходимое болото.

Связанный "скалозуб" снова начал шевелиться. Крепкий мужик. Сперва его волхв дубиной своей от души приложил. Потом Сухан добавил. А всё трепыхается.

Ох как ручки болят. Народное средство для восстановления кровообращения — постучать обо что-нибудь твёрдое. Например, об голядскую морду.

Постучал. Кровообращение восстановилось не вполне. А на морде глаза открылись.

Первым делом выдернул у него эти... голядские клыки из пасти.

Чувствительность у меня ещё не очень. Координация с глазомером — аналогично. Кажется, я несколько не под тем углом дёрнул. Там что-то хрустнуло. Мужик коротко взвыл и сразу оборвал крик. Попытка отодвинуть в сторону причёску типа "хиппи болотный" позволила обнаружить два глаза. Красных, мутных, очень злых.

Посидели, посмотрели друг на друга. Дружеский, взаимно-приятный диалог не налаживается. Почему-то. Может, из-за существенной разницы в причёсках? Я-то лысый, а он-то хипатый. Надо как-то сблизить позиции.

Пара команд Сухану, битого "скалозуба" перетащили к луже крови возле горла тела главной голядины. Там ямка такая. И земля плотная. Кровь глубокой лужей стоит. Сухан принёс горящее полена от костров, подержал болезного. Пока я сразу и стриг, и брил. Огнём. Несколько не рассчитал скорость процесса: пока Сухану скомандуешь, пока тот команду исполнит...

Команда простая: "мордой в кровь". Лужа несколько мелковата оказалась — морда сразу вошла, а вот затылок пришлось притаптывать. Неровная стрижка получилась: бакенбарды как у государя-императора Александра Третьего до общения с цирюльником — кустами торчат. Прошёлся точечно. Точка размером в торец горящего полена.

Свинью никогда обпаливать не приходилось? А живьём? А голядину? — А, ну да...

Так вот, разница — в визге. Свинья, скотина, визжит, а служитель скотского бога Велеса — нет. Молчит. Зубами скрипит. Не, не скрипит — хрустит. Что я не сломал — сам доламывает.

"То не досточки -

То косточки хрустят".

Точнее — зубчики.

Крепких мужиков волхвы себе в бойцы набирают — и молчит, и сознание не теряет. Ножками елозит, а язык с привязи не отпускает. Доелозился — попал по сломанному бубну. А у бубна не только обечайка сломана — он сам пробит. На него же медведь наступил, а у медведя... про невтяжные когти я уже...

Как он завыл... Не медведь — "скалозуб". Когда рваную морду медвежью в середине бубна увидел. Задёргался, изо рта пена пошла. Выгибается весь. А по почкам? Мне ваши волхвохуевые переживания до... до одного места. Мне свою голову сберечь надо, мне человека своего сохранить надо. Я сюда не просился — сами принесли.

Ну и на. Кушайте что заказали.

А попробуйте-ка, господа медведепоклонники, простого попаданца. С парикмахерскими наклонностями.

Когда Сухан обновил полено из костра, а я решил этим инструментом голядине брови подправить... А то они у него как у Брежнева. А пиджака со звёздами нет. Стилистически... не гармонирует. Вот только тут бывший "скалозуб" разговорился. Донёс до меня своё глубокое и искреннее пожелание. Задушевно так:

— Убей.

Да я бы — с превеликим... И многократно... Но — я что, всё это поджаривание только для кровопускания делал? Нет уж.

— Убью. Когда выведешь отсюда.

Молчит. Не хочет.

Поздно, дядя. Ты уже не девочка, ты уже первое слово сказал. Теперь и дальше говорить будешь. Хоть крыть, хоть выть, хоть материть. Я потерплю. Но ты мне всё скажешь. И покажешь. И из этого вашего дерьмового святилища выведешь. А пока продолжим, поработаем визажистом — у тебя в носу волосы растут. А вот и Сухан щепочку горящую несет.

— Не выведешь — сожгу. Не о тебе речь. Тебя — точно. Вон кострища горячие. Запечёшься-прожаришься. Но сначала я этими углями ваш столб обложу. Он сухой — полыхнёт хорошо. Вместе со всеми черепушками. И людскими, и медвежьими. Хочешь посмотреть?

Смотрит — не понимает. Не моргает. Зрачки — на всю радужницу. Пришлось пантомимически изобразить ближайшее будущее в данной местности.

Берём в руки бубен. Он с одного края — более-менее. Не рваный. Поплескал в него крови горстями, что из волхва натекла.

Какая, блин, гадость эта ваша... кровь человеческая. Хуже, чем ваша заливная рыба. Наощупь.

Пошёл к костру, накидал зеркальцем в бубен углей, отнёс к идолу. Ножкой ямку поковырял между корнями, угли высыпал.

На второй ходке бубен вспыхнул прямо у меня в руках.

Не, не держит кровь волхва жара угольев. Не асбест. Чуть не обжёгся.

Пришлось отшвырнуть бубен в один из прогорающих костров. Он там полежал маленько, погорел. Потом вдруг полыхнул. Весь пламенем взялся. И чёрными хлопьями разлетелся. Как бандана моя.

Голядина снова завыл, как пламя над бубном увидел. Не, мил дружок, вы эту мерзость-гадость сами устроили, думали — самые крутые. Ошибочка у вас. Я-то попаданец, я-то вас всех перемерзю-перегадю. Вы из людей души вынимаете — попробуйте теперь с "бездушным" побороться. С инфо-психо-матрицей.

Я вообще краёв не вижу. И не имею. И буду я души ваши крушить и ломать. Называя их при этом по науке: личностные системы морально-этических ценностей.

Бубен сгорел — одна подпорка твоей личной системы дымом ушла. Сейчас идолище ваше запалю — и ещё посыпется. Выжгу. Все основы твоего... мировоззрения. Идолистического.

Дерева всякого сухого на поляне много — погнал Сухана собирать и к столбу приставлять.

Светло уже, уходить надо. Но я же зануда, я же "гигиенист". Чистоту люблю. У меня правило простое — не оставлять за спиной нерешенных проблем. Без проводника — не выйти. Пока желаемого нет — делаем возможное. Спалить всё. К едрене фене.

Моя целеустремлённость дошла. Голядина снова открыл рот:

— Стой. Не жги древо Велесово.

— Выведешь?

— Выведу. Есть ход через болото. Покажу. Уговор: древо не жечь, меня — зарезать. Костью. Вот нож костяной лежит.

А и правда, как-то я... торможу. Головой. Что не удивительно. Но забыть о поясе этого... уже безголового волхва... При моей... мародёрствующей хозяйственности... Это уже собственное "безголовье" начинается. Тщательнее надо, Ваня, тщательнее.

Раз тщательнее — надо голядину к клятве привести. Иначе он нас туда заведёт...

Опера "Иван Сусанин" изначально называлась "Жизнь за царя". А тут — "За бога". За того самого, замогильного. Точно заведёт.

— Клянись.

Голядина начал клясться. Смысловую часть я уловил. Типа: выведу через болото. А потом пошёл речитатив на этом... голядском. Кажется, в конце, какие-то нехорошие пожелания самому себе. Типа: "И забодай меня комар ежели что не так".

Ответная часть в моем исполнении была существенно короче.

"И пусть будет ваше "да" — да, а ваше "нет" — нет".

Голядина пробовал усомниться в полноте и действенности. Действенность была продемонстрирована древком сулицы по половым органам. Эта дрянь ещё в моих словах сомневаться будет?!

Вопрос полноты отпал сам.

Быстренько собрались, быстренько понесли. Пояс волховской — в узел, "скалозубу" — петлю на шею. Я ещё и сулицу прихватил. Для подкалывания.

Люблю подкалывать. Особенно — таких. Особенно — точёным наконечником. В задницу.

Побежали. Если не вдоль бегать, а поперёк, то тут, между болотами, нешироко.

Ещё до края болота не дошли, пришлось остановиться.

Лапти знакомые под кустом углядел. Не лапти — лапти-то я ещё не различаю. Как финский карательный отряд в смоленских лесах в годы Великой Отечественной. А вот верёвочки на онучах... Не ошибся — Хохрякович.

Я уже говорил, что медведь одним ударом лапы ломает лошадке...? А что мишки скальп снимать любят? — Тут скальп большой снят — от затылка до нижней челюсти. С глазами... Тьфу. Ходу, ножки резвые, ходу.

В какой-то момент просто мягкая почва под ногами сменилась чавкающим болотом. Стало светлее — на болоте только маленькие корявые берёзы да сосенки. На кочках растут. И ещё мы теперь. Не растём — бредём. По пояс в этом во всем.

Голядину я гнал вперёд. Придерживая ремнём от шейной петли и подгоняя его же собственным копьецом. Он дважды срывался с тропы. Что не удивительно: со связанными за спиной руками, обожжённой мордой и сотрясением мозга...