Зверь лютый. Книга 3. Пейзанизм

— Кто тут дурень — сам сейчас поймёшь. Акиму Яновичу землю дали. Чтоб он её взял и отмежевал. Какой верстой землю мерят при межевании?

— Межевой. (Это — Николай с просветлённым, от ощущения приближающегося открытия века, взглядом)

— А сколько до Паучьей веси? Пять вёрст. Каких?

— П-п-путевых. (Это Ольбег из-под локтя высунулся. Аналогичное выражение глазного просветления в ожидании чуда)

— А межевая верста вдвое больше путевой. Так что Паучья весь — вся на твоей земле стоит, Аким Яныч. А вот почему ты с них податей не берёшь...

— Офигеть нафиг. (Это — Николай. Он за последнее время кучу словечек моих усвоил. И что интересно — отнюдь не высокого литературного стиля)

Всё-таки, длина нервных волокон существенно снижает скорость проявления реакции. Первой завопила самая маленькая — Любава. Выскочила с ногами на стол и кинулась ко мне на шею вопя "Урааа!!!".

Ближайшее моё окружение тоже бурно выражало восторг. Ольбег подпрыгивал, Николай лепетал, Ивашко, хоть и не понял причины радости, но от души приложил меня ладонью по спине. Присутствующие на банкете также бурно обсуждали волнующую новость.

Сразу видна разница между селянами и челядью. У Пауков сегодня во дворе мозги со слышимым скрипом проворачивались. Рябиновские соображают существенно лучше. Всё-таки, жизнь в большой усадьбе развивает коммуникативные навыки куда как эффективнее, чем просто деревенская жизнь, даже и в немаленьком по здешним меркам, селении. Скорость срабатывания выше, форма выражения реакции — экспрессивнее. На одном дворе живут: отреагировал с задержкой — могут и в морду дать.

На другом конце стола Аким разразился бурным, несмолкающим... кашлем. Общая застольная радость начала затихать. Под аплодисменты Якова по спине поперхнувшегося феодала-начальника. Наконец Аким отдышался, вытер слезы. Явно — не радости. И огласил вердикт:

— Идиот.

Хлебнул бражки для промывания горла и сформулировал более развёрнуто:

— Дубина берёзовая бессмысленная.

Общество смутилось и затихло в ожидании убедительной и исчерпывающей аргументации.

— Их тама сколько? А нас? Да они только узнают про твои такие слова... Тебе что, сегодняшнего мало?! Ты вокруг глянь — ты ж их всех, кто за столом сидит, под беду подведёшь. Тебе-то что — только заявился, тебе тут ничего не жалко. А мы тут... Каждое брёвнышко потом своим, руками вот этими... А эти... всё дымом пойдёт. А то я не знал... Но — молчал. А ты вот... а дойдёт до "пауков"... Пожгут всё, всех порежут... Так что молчком надо... было...

— Было... Поздно, Аким Янович. Или ты думаешь, что мною сказанное вот за этим столом — так тут и останется?

Аким открыл, было, рот для возражения. Возражения просто по факту произнесения мною. И перехватил взгляд Якова, направленный на единственного "паука" за нашим общим столом, на Потана.

Манера запихивать в минуты глубокого раздумья бороду в рот с последующим прожёвыванием и выплёвыванием — наше, исконно-посконное. При повсеместной бородатости туземцев — также повсеместное. Начавшийся, после моей реплики на тему "нас слушает враг", общий опровержительно-возмущательный ропот — стих. Народ нашёл себе "врага".

* * *

Как, всё-таки, интересно устроена человеческая психология. Как говорил один мой знакомый, уехавший в Израиль: "Чтобы стать русским нужно было приехать сюда. Здесь именно так нас и зовут". Советские финны, уехавшие из всего постсоветского, хоть из Кыргистана, в Финляндию, также называются местными — русские. Вне зависимости от этнической принадлежности и страны происхождения.

У кого-то из латиноамериканских классиков есть сюжет о гонке колонн тяжёлых грузовиков где-то на горной дороге в Венесуэле. А проблема была очень простая. Сначала, при Муссолини, из Италии бежали коммунисты и социалисты, собрали диких водителей, стали организовано возить грузы. Потом прибежали тоже итальянцы, тоже социалисты, только "национал". Попытка договориться оказалось плохой идеей. Особенно из-за общего языка, обеспечивающего полное взаимопонимание и такое же неприятие. И две колонны тяжёлых "фиатов" с прицепами несутся наперегонки по отрогам Анд, сбивая друг друга в пропасти.

* * *

Потан был изгнан из семьи и из рода. Под угрозой смерти. Пожалуй, именно у него больше всего оснований не любить "пауков". Кстати, те его сегодня разглядывали очень враждебно. Там он "враг народа". Их "паучьего" народа. А здесь он чужак. Не смотря на десять лет жизни в усадьбе, жену, детей. Первый кандидат на... персональные приключения в общенародном исполнении.

— Вы чего на батяню смотрите? Он никому ничего не скажет. Он "пауков" не любит. Ещё больше вашего.

Любава чётко схватывает и также формулирует. Умница малявка. Снова устами младенца глаголет истина.

"Тьмы низких истин нам дороже

Нас возвышающий обман".

Но это никому не нравится. Она — "глаголет", но нам "дороже" наоборот. А утечка будет. Кто здесь "крот"? Или просто болтун? Или "паучий" прикормленный контакт? Аким прав: если "пауки" подымутся, то рябиновским будет плохо. Зря я так публично... ляпнул.

Дур-р-рак ты, Ванька. Всех подставил. Запалят ночью и всех на усадьбе... Я-то со своими, может, и выскочу, пробьюсь. А Марьяша со сломанной ногой? Аким с битыми рёбрами? Яков с Охримом и ещё там двумя — они ведь господина своего не бросят. А Любавины родители? Потану... и за прежнее... А баб наших, прежде чем убить... И Домна... Они же за свои страхи на ней... "выспятся".

Аким, постанывая и жалуясь на болячки, отправился на покой. Марьяше, поддерживая ногу в лубке, помогли добраться до спальни. Туда же убежал и Ольбег, встревожено напоследок заглянув мне в глаза. Народ расползался по конурам, не допив и не доев.

Поломал людям праздник.

Хватит печалиться. Уныние — смертный грех. И по здешним понятиям, и в моем времени. Дело надо делать. Какое? А как в типовом дюдике-видике: найти настоящего "стукачка"-"паучка". Взамен несправедливо оклеветанного молвой и общенародным мнением Потана. А как его выявить? Я что, детектив с трубкой? Или умудрённый уседённый контрразведчик с большими звёздами? Я вообще все эти... службы — не переношу. До блевания. Мне же самому — это же и изображать? Да пошли они все...

Альтернатива вырисовалась объёмной движущейся картинкой. Пока — только в воображении.

Ночь, Рябиновка горит. В отсветах пожара по двору мечутся бабы, дети, мужики. Дико ржут лошади в пылающей конюшне. Рушится, проваливается внутрь, горящая крыша амбара, широко разбрасывая облака разноцветных, от белого до багрового, искр. По краям двора в темноте шевелятся серые пятна "пауков". Они вскидывают свои дровеняки и опускают их на головы пробегающих, пытающихся спастись, людей. Аким стоит на боярском крыльце в одной нижней рубахе, топает босыми тощими ногами, держится одной рукой за бок, другой — призывает людей к себе. Кто-то серый, похожий со спины на сегодняшнего "дядюшку Хо", втыкают вилы в его живот. Медленно поднимают и переваливают в сторону в свете пляшущих языков пламени...

— Ладно. И мы пойдём. Спать пора. Парни, вы мне нужны. Потан, пойдём-ка со мной, потолкуем перед сном.

Любава дёрнулась.

— Как же так? Ты мне что, не веришь? Батяня хороший...

У ребёнка уже и глаза на мокром месте. "Батяня — хороший". Ты вспомни, что сегодня утром кричала во дворе, когда он тебя за ухо домой волок. Я и половины таких слов не знаю.

Потан идет... как на казнь.

— В поруб?

— Нет. Ко мне. Поговорить надо. Любава, с матерью — домой. Сразу.

Глава 49

Только вошли в свои сени — погнал команды командовать. Чарджи с Ноготком — во внутренний двор, в кусты, в засаду напротив нашей избы. Ивашку в одни сени, Николая в другие.

В избе оконца с фасада и с тыльной стороны. Со стороны фасада — двор усадебный, народу много ходит даже и ночью. Если кто будет подслушивать — придёт от кустов.

Люди по местам разошлись, Потан столбом стоит. Мда... бардак у меня. До сих пор всякое барахло неприбранное лежит. Вон парные мечи мои с "людоловского" хутора привезённые. Только и сумел, что развернуть свёрток. Почистить, ржавчину свести, на рукояти оплётки поставить... "Руки не доходят".

Достал нашу писальную доску. Ударение, пожалуйста, правильно. Мы на ней пишем.

— Садись, рассказывай.

— Чего?

— А чего хочешь. Про "Паучью весь". Ты давно там был?

— Так уже десять лет.

— А с "пауками" давно разговаривал?

— Года три уже.

Как-то он замялся.

Уточним. Выстрел в тумане. Как ёжик.

— А с "паучихами"?

Попал. Во что — не знаю, но мужик запнулся.

— Третьего дня.

— С мачехой?

— Если "пауки" узнают... отец её убьёт.

Постепенно, слово за словом, вытаскивается на свет история этой "не легитимной любви". Десятилетней. С непрерывным мордобоем на той стороне, с нелюбимой женой и поэтому тоже мордобоем — на этой. Со свиданиями украдкой под страхом смерти. Ещё один эффективный способ испортить жизнь себе и любимому человеку. Надолго, навсегда.

"Батяня хороший"... А батяня-то... "не плотник, а стучит". Да, Потан, рассказывал своей даме о делах на усадьбе. Просто пытался развлекать общим трёпом. Но его возлюбленная, с его слов, в веси вообще рот не открывает — муж бьёт её по поводу и без. Местные бабы смотрят на неё как на парию. Родни у неё нет. Так что, по мнению Потана, даже если он и скажет ей про "версты межевые двойные", то она всё равно не расскажет — просто некому. А он и не скажет. Что он, дурак что ли?

В пересказе слов его дамы получалось, что "пауки" получают информацию об усадебной жизни из каких-то других источников.

Так-то. А то уж всем миром решили и осудили.

"Вся возмущённая общественность, весь трудовой народ"...

Но кто именно информирует и оповещает?

Как же тяжело извлекать истину из человека. Даже когда он настроен на сотрудничество. Всё-таки, работать с объективной реальностью куда как проще.

Я снова и снова заставлял Потана вспоминать каждое его свидание. Отнюдь не в форме: "А когда ты её вот так положил — ей это понравилось?". Не до того. Вспоминал он... тяжело. Всякие рассказы на общественно-социальные темы хоть из жизни Рябиновки, хоть из "паучьей" — были для них только несущественной приправой перед краткой прелюдией и перед спешным прощанием.

Зато неинтересные мне и не озвучиваемые картинки и детали этих тайных встреч весьма действовали на самого рассказчика. Это просто видно. Бедная Светана — её ждёт бурная ночь.

Слушая его пыхтение, я снова и снова прокручивал сказанное. Что-то такое... какая-то странная закономерность. Странная для меня.

Ну конечно! Все новости каждый год доходили из Рябиновки в Паучью весь только в летнее время. Каждую весну Потан вываливал на свою партнёршу кучу новостей. Большая часть из которых ей были неизвестны. А вот потом новостная тема становилась очень... тощей — дама уже была обо всём наслышана. До следующей весны.

Как-то для специалиста по информации — странно. Я понимаю — сезонные полевые работы. Но информационные каналы — не берёзовый сок. Что битам, что байтам — температура среды не интересна. Это у барона Мюнхаузена звуки музыки замерзают в русских снегах до состояния разноцветных льдинок. А информация — не музыка. Ей всё равно.

Стоп. Это при передаче информации с носителями из электромагнитных волн. А вот акустические колебания, типа музыки... они же — трёп человеческий... Раз человеческий, то и "говорун", и "слухун" выходят в контакт по сезону. Контакт явно происходит где-то вне усадьбы. В лесу? Все местные жители живут по погоде. Но чтоб только в тепло покидать усадьбу...

Серия уточняющих вопросов... Я не могу спросить прямо. Не потому что ему не верю. Он просто не в состоянии понять вопрос. А если и поймёт, то будет мне поддакивать. Просто из вежливости, чтобы не обидеть отказом.

Так африканские пигмеи дружно кивали на рисунки зверей в книгах европейских путешественников. "У нас и это есть, и это видели, и вот это бывает...". Вплоть до изображения пингвинов и белого медведя. А чего ж не покивать хорошему человеку?

Получается, что где-то с апреля по октябрь кто-то довольно регулярно и интенсивно "стучит". Задержка по распространению информации меньше периода контрольных сессий, они же — свидания любовные. А потом пауза до следующего апреля. И началось это где-то пять-шесть лет назад. Потан все эти годы навещал свою возлюбленную. Там, в доме его отца, все маленькие дети — его. И здесь тоже: Светана четыре раза беременной ходила. Выжило двое, но это уже не вина мужика — он свои выстрелы сделал.

Светает уже. Через два дня — Купала. Иванов день. Летнее солнцестояние. Ночи — коротки, и эта уже прошла. Засада в кустах результата не дала, допрос — тоже. Какие ещё тактические находки и профессиональные приёмы из детективно-шпионского репертуара моего времени можно здесь применить?

— Ладно, Потаня, пошли в поруб.

У мужика лицо сразу... окаменело. Хорошо хоть команда "Руки — за спину" на "Святой Руси" ещё не утвердилась на уровне инстинктов.

— Спокойно. Я тебе верю. Ни ты, ни твоя... мачеха в этом деле невиновны. Но ты будешь сидеть в порубе. Чтобы настоящий стукачок думал, что я на тебя подумал. Он опасаться не будет, а я присмотрюсь. Понял?

— Так... А люди что скажут?

— Поймаем виноватого — все твою безвинность увидят. А Аким ещё и наградит. Пошли.

Отвёл неповинного зеку к месту лишения свободы, скинул ему тулуп, чтоб мягче и теплее было. Мне здешний поруб — как дом родной.

Своих спать отправил. Недовольные они, что впустую ночь просидели.

Вот ещё один мощный прокол сообщества попаданцев: ни одного персонажа с навыками оперативно-розыскной работы. Осмотр места преступления, сбор улик, фиксация показаний. Построение и отработка версий. Мегре бы сюда, Шерлока Холмса. Но детективы работают с деталями. А внимательность к мелочам для попаданцев... не типична. Это же ведь знать нужно, а не придумывать. Одно проведение допроса — целая наука. А в моей ситуации — вообще.

Вот Потан ни разу не перекрестился. Даже когда клялся в невиновности своей. Это что-то значит? Вся мимика туземцев... о чем речь, когда у мужика борода под глаза? Или баба в платке так, что только нос торчит?

И местные реалии, в которых я... как свинья в апельсинах. Может баба раз-два в месяц незаметно или заметно, но обоснованно для посторонних, исчезнуть со двора и из огороженной веси? Что б её никто не заметил? Какие-то у них знаки были? Типа: приходи, жду? — Не спросил. Встречались они больше по ночам. Ворота в веси на ночь закрыты, как она к нему выходила? — Прохлопал. Но главное: если бабу мордуют как грушу боксёрскую на тренировке, то можно ли доверять тому, что она о своих делах рассказывает? А то, что она про дела в веси почти не рассказывала — это проявление злодейского стремления к односторонней передаче информации или гендерный стереотип поведения: "человек говорит — баба слушает"?

Выбрался на своё любимое место — на крышу башенки. Сижу-думаю.