Ижорский гамбит Византийца

— А ну, замолкни, пигалица! Когда идёт, не сказала?

— Она завтра, — хныкала Анисья, — к Александре Брячеславовне в Городец потопает, мерки снимать, да торт жрать.

— Тьфу ты! Не про то, — Якунович схватил дочку за плечи и приподнял так, что ноги девушки повисли в воздухе. — Пахом когда за казной идёт?

Истерика закончилась моментально.

— Ой, не знаю я, тятенька. — Девушка хлюпнула носом и попыталась высвободиться из рук отца.

— Значит так, Аниська, найди любой повод и дуй к Нюрке. Скажи, — отец девушки на секунду задумался, — чтоб жемчуга больше нашили, ленты атласной, в общем, фигни всякой, которую вы так любите, да узнай, когда и куда Пахом Ильич за казной отправляется. И никому... окромя меня, ни слова, поняла? — опуская дочку на лавку. — Ступай к мамке, посоветуйся.

— А гривны?

— Сказал дам — значит дам!

К своему сожалению, Сбыслав Якунович так и не смог узнать точную дату похода. Разве можно что-нибудь поручить девушке, у которой одни наряды да женихи на уме? Всё, что удалось разведать, так это то, что конечная цель набега будет находиться где-то на Неве или чуть дальше, да дело будет происходить летом. В принципе и не так мало, но всё же. За Пахомом Ильичом даже установили слежку, ожидая момента, когда купец закажет большое количество продовольствия для своего воинства. Пока что, им был приобретён только морской корабль, не новый, но ещё в хорошем состоянии. Из той серии, что если утонет — не жалко.

* * *

Покупку Пахом выбирал со своим кормчим. Полдня лазали по верфи и причалам, перепачкались в смоле и дёгте, но в итоге нашли. А когда всё было оговорено с владельцем судна и ударено по рукам, пригласили меня, так сказать, похвастаться. Визуально, приобретение купца превышало его прежнюю ладью раза в полтора. Иными словами, кнор-переросток. Длина судна составляла около тридцати метров, ширина — почти пять с гаком. Высокие, двухметровые борта чернели просмоленными дубовыми досками, положенными внакрой. Причём создавали впечатление если и не надёжности, вкупе с неожиданно низкой осадкой за счёт пузатости, то излишней монументальности уж точно. Отдельно следовало упомянуть о днище с отреставрированным килем, переживший не один десяток волоков. Хотя со слов Ильича, раньше на корабле перевозили зерно, и на штукатурку ушло не менее двенадцати пудов клея с мелом, мне казалось, что деревянный монстр в этом месте не надёжен и обязательно даст течь. С правого борта крепилось недавно выструганное рулевое весло с затейливой резьбой, выделялся свежестью обновлённый такелаж и стянутая железными обручами клееная мачта. Корабль выглядел как новенький, вернее, как хорошо подремонтированный.

— Трифон Амосов сие сотворил. — Ильич нежно провел рукой по доске обшивки, словно жену любимую погладил.

— И что с того?

Я скептически отнёсся к словам Пахома. Имя мастера мне ни о чём не говорило. А случаев, когда побывавшие в авариях машины рихтовали, вытягивали, а потом красили, выдавая за ретуширование царапин, знал предостаточно: сосед такую рухлядь на авторынке купил, а потом за голову хватался.

— Да то, что если шторм крепкий будет, вон те, — новгородец пренебрежительно показал рукой на стоящие рядышком суда, — утопнут, а Амосовская ладья бурю переживёт.

— Пусть так, — рассудил я, — нам главное грузоподъёмность, сей исполин далеко в море не пойдёт, максимум по заливу.

По плану предстоящих событий, на кноре-переростке, как сельди в бочке, должны были следовать почти шесть десятков ушкуйников. Особо не выпячивая своей боевой составляющей их задача, простая как пять копеек, определялось нахождением в устье Невы, с целью отработки боевых навыков. А вот начиная с определённого времени, вполне мирный зерновоз мог захватывать все кораблики, идущие под свейскими вымпелами. То есть заниматься каперством. Понятно, что одно судно не остановит шведскую флотилию, а вот перехватывать одиночные плавсредства около военного назначения, спешащие к Ижоре и обратно, — это вполне по силам. Было и ещё одно задание, в зависимости от многих обстоятельств, наверно, основное. В доставшихся мне архивных записях упоминалось, что флагман шведского флота вёз на себе казну войска и в момент сражения находился в безопасности, то есть явно был не вытащен на берег. Вот, исходя из данных переменных, мы начали планомерно готовиться к выполнению всего задуманного. На купленной ладье установили подъёмные щитовые конструкции, кои при боевом столкновении можно было поставить за пару минут на корме. Получалась башенка, из которой пара арбалетчиков могла вести прицельную стрельбу, не заботясь о своей защите. Все ниши, ведущие с палубы в трюм, закрыли рыбинами. На носу примостили наклонную мачту с парусом-артемон, на корме нарастили борт, и практически превратили морскую ладью в дромон. Не забыли и про секретное оружие: несколько десятков горшков с зажигательной смесью и самодельный струйный огнемёт, отчего палубу от шкафута до полубака пришлось выстелить дорогостоящей кровельной медью. Давление в системе создавалось ножным насосом, а в качестве горючей смеси я применил привезённый с собой бензин и отработанное машинное масло. Струя пламени выпускалась на тридцать шагов, и оружие это было больше психологическим, нежели боевым. То есть подпалить парус на корабле неприятеля да напугать, а на большее и не рассчитывал. Пробные испытания мы проводили ещё на ладье Пахома Ильича, когда шли в Новгород. Тогда выпущенное пламя опалило ветки кустарника на берегу Ловати, так и не сумев его поджечь. Слишком велико было расстояние, и смесь пока достигла цели, успела основательно перегореть. Команда купца, с интересом наблюдавшая за этим безобразием, перетрусила. Управляемая струя огня — жуткое зрелище. Видя содеянное, я представил, как поведут себя доблестные потомки викингов, если уж видавшие виды новгородцы чуть не отправились стирать портки, когда сопло огнемёта случайно развернулось в их сторону.

Шесть суток при попутном ветре мы добирались до устья Ижоры, миновав пороги Волхва волоком и Ладожское озеро с нанятым лоцманом, когда утором седьмого дня вышли к искомому месту. На левом берегу, сплошь заросшем камышом, стоял одинокий сруб с покатой, покрытой дранкой крышей, напоминавший готового взлететь ворона. Лес от дома отделяла большая поляна, ближе к воде заброшенный, поросший бурьяном огород, и скирда прелого сена, растасканная с одного бока. Скатившаяся поленница дров у стены небольшой пристройки и мёртвая тишина, живых — ни души.

— Видимо тут будут супостаты острог ставить. — Поделился я своими наблюдениями с купцом. — Место, что надо: Ижорка и Нева защищает с востока и севера, с запада густой лес.

— А по мне, так и на правой стороне строиться надо, как у нас, дома. — Ответил Ильич, вспоминая свой родной город, где Волхов разделял Новгород на две части. — Тут острог, а там башню. Между ними мостик и всё пучком.

— Думаешь, на двух сторонах обживаться будут? Там же пригорок, да и место неудобное. От берега до берега три десятка саженей, мост за неделю не поставишь, хотя полюбопытствовать не мешает. Давай сперва жилище осмотрим, вдруг найдём кого-нибудь, — предложил я свой план действий, — а опосля и на тот берег сходим.

Купеческая ладья, выгребая против течения Ижорки, подошла к берегу. Бренко на своём корабле пристал со стороны Невы. С его осадкой в три локтя лишний раз рисковать не стоило, однако промеры глубин показали несостоятельность опасений. Фарватер оказался чист от камней и вполне судоходен, по крайней мере, на двести метров от устья. Вскоре поисковая партия, поднявшись по пологому склону, вышла к строению. Не так давно построенный дом оказался заброшен. Обрубы брёвен ещё не успели потемнеть, а в воздухе уже витал запах тлена. Запалив факел, мы вошли внутрь, где сквозь дымовое отверстие крыши пробивались лучики солнца, освещая только паутину над кучкой камней и давно погасшие угли.

— В прошлом году люди ушли. Всю утварь унесли, хотя, нет! — Кирьян указал на булыжник с отчётливым рисунком молоточка, — камни очага остались. Беда...

Изображение было глубоко высечено и совершенно незакопчённое, камень только украшал очаг. Обойдя вокруг, я стал высматривать место, куда приспособить факел.

— Может, — предположил я, осматривая дом, — какая болезнь приключилась и в спешке жилище покинули?

— Это камень Кулерво. По преданиям, — поведал меня Пахом, — великан Кулерво, состоял в слугах у бога-кузнеца Ильмаринена. Помнишь, ты мне про Балду и попа басню рассказывал? Так это он и есть, совершает те же самые подвиги, что и могучий молотобоец, побеждает черта во всех трудных состязаниях и выходит сухим из воды. Вы, византийцы, всё у нас передрали. Ижорец ни за что бы не оставил его тут. — Пахом Ильич нахмурился, медленно, будто в некой задумчивости, обошёл кругом очаг. — Этот камень отец передаёт сыну, когда тот собирается жить отдельно. Знать и впрямь беда.

— Эй! Идите сюда! — раздался голос Бренко снаружи.

За домом нам открылась страшная картина — человеческие кости. У вбитого в землю столбика лежал скелет человека, судя по размерам и истлевшей одежде, принадлежащий мужчине. Недалеко от него — ещё один, с элементами женского наряда. А рядышком, сложенные в виде руны 'феху', три детских. Не надо быть криминалистом, чтобы понять всю мерзость преступления: семью ижорца зверски замучили и бросили на растерзание лесным падальщикам, вот только звери, в отличие от людей, не тронули их.

— Свеи! — Со злостью в голосе сказал Пахом. — Их работа. Развлекались, нехристи. Удачи себе пожелали. Хорошо, что Пелгуй этого не увидел, он вроде из этих мест.

— Людвиг! — Смотря нашему рыцарю прямо в глаза. — Пленных с первой захваченной свейской ладьи не брать. Око за око — знаешь такую поговорку? Смотри внимательно и запоминай. Хозяев дома не продали в рабство, их убили с особой изощрённостью, причём явно наслаждаясь мучениями несчастных жертв. Люди так не поступают.

Наёмник кивнул головой, соглашаясь с приказом. Раз добыча обещана серебром, то и возиться с пленными незачем. А как иной раз поступают люди, Бренко и сам смог бы рассказать, да и не такое он в своей жизни видел.

— Лексей, ты не горячись, — Пахом Ильич не согласился с моим требованием, — как это полон не брать? В Новгороде каждый пятый на треть свей. У нас, что не княжна, — указал рукой в сторону, где предположительно находилась Швеция, — то с той стороны. Нельзя так, с полона весь прибыток. Да и не душегубы мы.

— Ильич! Война на носу. Или ты или тебя. Как думаешь, почему они сюда придут? Из-за разницы в вере? Или им своей земли мало? Как бы ни так. — Немного отойдя от увиденного, с лёгким раздражением сказал Новгородцу.

— И зачем они, по твоему мнению, припрутся? — Пахом удивлённо уставился на меня.

— Как раз по твою душу. Экспансия уже просчитана и одобрена. Кое-кто упорно хочет занять сладкую нишу посредничества. Подумай, Англия с Фландрией производит сукно; Западное побережье франков вино, а Саксонцы, откуда твой Людвиг — соль; Скандинавия — металлы. Русь, как вишенка на торте. Тот, кто всё это свяжет узлом — будет иметь колоссальный вес. Следующая ступень, править всем этим. Уже сейчас, мошна союза торговых домов Висбю превышает казну любого Балтийского государства. Торговля, свеи хотят контролировать новгородский рынок, не пускать ваших купцов туда. Воск, мёд, дёготь, лён, пенька и, конечно же, пушнина. В общем, всё, что пользуется спросом там и есть в избытке здесь. Вопрос любой войны всегда упирается в деньги и рынки сбыта. Так что, проиграем здесь — привольной торговле Новгорода конец. У города нет прямого выхода к морю и станет он, как разорившийся закуп на побегушках у Готландского, либо Ганзейского союза Любека. Хуже того, некоторые власть имущие в Новгороде считают, что они сами являются полноправными членами этих союзов. Ну, таких умников только могила исправит.

Ильич призадумался. Не один десяток лет город находится в неравноправном положении относительно ведущих торговых полисов. Слишком много запретов и те крохи, как услуги по логистики никоим образом не перекрывают недополученной прибыли. Он бы и сам, как и многие новгородцы, был не прочь держать руку на пульсе скандинавских рынков и не только. Значит, столкновение интересов неизбежно. Вопрос только в том, кто первый начнёт подкреплять экономические притязания военной силой.

— Согласен, но про торговлю ты, Лексей, немного загнул, — купец рассмеялся, — как можно её контролировать? Хочу — торгую, захочу — нет.

— Пахом Ильич, ты торгуешь, потому, что тебе позволяет Закон и правила. Измени их, и всё, ку-ку. А кто устанавливает законы и правила игры?

Мне даже стало немного интересно, что ответит Ильич.

— Тот, у кого власть и сила, — новгородец перестал улыбаться, — это и малец несмышленый знает.

— Вот! Свей и попрёт сюда, оттого, что дома у них неразбериха, а серебришка хочется много. Как сделать, чтобы монеток поболе появилось? Отнять, либо поставить купцов в такое положение, когда за бесценок продавать станут. Емь они уже прибрали, теперь ваш черёд. Время подгадали, в самый раз. По Руси, где князья между собой лаются, — кормушку поделить не могут; как назло, степняк прошёлся огнём и мечом. Для них, схизматиков, это единственный шанс заполучить всё малой кровью. Случись у них такое, ты бы первый стал готовить дружину, дабы навестить соседей. Всё по правилам феодализма.

Со злости, что ничего нельзя сделать для объединения Отечества, пнул ногой неизвестно каким образом, оказавшуюся у дома шишку.

— Пошли на ладью, на ту сторону переберёмся. — Предложил Ильич, видя, что компаньон расстроился.

Правый берег был полной противоположностью левого. Холмы чередовались с впадинами, редкий кустарник у берега и буквально в тридцати шагах от воды лес. Ни о каком лагере, не имея мощных бульдозеров, здесь и думать нельзя было. Единственное подходящее место для стоянки располагалось в семистах метрах, вверх по реке, куда мы дошли своим ходом, петляя вдоль извилистого русла реки. Как раз где Ижора принимала в себя последний приток. Пятачок в два гектара относительно ровной поверхности чем-то похожий на кривую подкову с одним холмиком и еле заметным ручейком. Показывать запуск воздушного шарика при посторонних явно неуместно, посему я предложил нашим сопровождающим вернуться к ладье, оставив меня с Ильичом всё осмотреть надлежащим образом. Как только Людвиг с частью команды скрылись из вида, Пахом развязал сидор, доставая контейнер с привязанным к нему тонким капроновым тросом. Для него это было не в новинку, так что в четыре руки, через двадцать минут мы имели неплохое фото местности. Сверяя современную карту с только что полученной картинкой, оставалось развести руками. Ландшафт поменялся, многие ориентиры угадывались с трудом, и требовалось основательно обновить оставленный в Новгороде макет.

— Что скажешь, Лексей? — Новгородец внимательно рассматривал отпечатанный рисунок.

— Да что тут говорить, интервенты будут ставить укрепления там, где сейчас находится домик убитого ижорца. Думаю, теоретически часть отряда может расположиться и здесь, на поляне, за поймой, но это сомнительно. Всё будет зависеть от количества воинов, которые придут с Фаси. Я бы не стал разделять войско, да и ярл не идиот. Если всё получится, бояре с князем ударят с левого берега, свяжут боем основные силы, а мы подсобим с реки и отсюда. Вот только как это сделать по уму, надо покумекать.