Ижорский гамбит Византийца

— Это хорошо, — промычал Биргер.

— А то! Главное, к немцам не ходите. Не любят они вас. Ваши в Любеке в начале весны чего-то натворили, теперь вам отдуваться придётся. Хотя, пивоварня там замечательная, но всё равно, не ходите. Слушай, а как это тебя угораздило?

— Шлем прадеда, с полумаской. Нос прикрыт, а хлебало... да и Людвиг знатный рыцарь.

— Очень знатный, — Сбыслав перешёл на шёпот, — я тебе по секрету скажу: тебя правнук германского князя Оттона пометил. Только ты помни, это секрет.

Пир шёл полным ходом, а стоящий за спиной Биргера молоденький оруженосец Хаук смотрел на веселящихся новгородцев и чуть не плакал. Как же так, они пришли покорять их земли, грабить и насаждать свою веру, а новгородцы встретили их хлебом, напоили мёдом, советуют, как лучше устроиться, да ещё предлагают свою помощь. 'Томас врал, когда говорил в проповеди, что злобных варваров надо искоренять раскалённым железом', — думал про себя юноша, мечтавший превратиться из оруженосца в рыцаря Хаука, только теперь, он захотел стать похожим на этих руссов.

* * *

Передовой отряд дружины Александра Ярославовича прибыл в лагерь Новгородцев к полудню, как раз тогда, когда Сбыслав уже потерял всякую надежду на поддержку князя. Из рассказа Магнуса, свеев выходило более тысячи человек. С этих слов обрисовывался неутешительный вывод: бросаться в бой при соотношении один к пяти чистое самоубийство. И даже если князь приведёт с собой в два раза больше воинов, чем сейчас новгородцев, то всё равно, численный перевес будет у противника.

— Сколько их там, Гаврюша? — Якунович пытался запихнуть ногу в сапог, но портянка постоянно слезала.

— Две сотни всего, правда, конные. — Гаврила Алексич смотрел себе под ноги, видно было — расстроился, — да ижорских охотников с три десятка.

— Ничего, конный это как три пеших, у Пахома Ильича почти сотня и стрел он нам передал столько, сколько я в жизнь не видел.

— Это так, людей бы с луками к этим стрелам.

— А полков суздальских тебе не дать? Дай то бог, они о нас не знают, а мы уж... пошли князя встречать. Да что б тебя... зараза такая.

Сбыслав вновь перемотал портянку на левой ноге и, закрыв глаза, благополучно надел сапог.

* * *

В тринадцати верстах от русского лагеря в устье Ижоры входил флот. Остатки судов удалось собрать вместе ещё в море, и уже два дня, огромный караван змейкой стремился к реке Ингри, именно так была обозначена Ижора на Готландской карте.

— Бросайте в воду бревно, да аккуратно, — скомандовал Фаси.

Явно языческое действие, но поступи иначе и большая часть войска просто не поймёт, отчего в столь важном мероприятии не соблюдаются традиции предков. Испокон веков, жители северных морей предпочитали строить новый дом только там, куда причалит пущенное в воду дерево с нацарапанными рунами. Тут, даже вопли протеста римского монаха: — Какое бревно? Господь и так указал место строительства, — восприняли как каприз ничего не понимающего в высоких материях иностранца.

— Не мешай монах, а то я заставлю прокатиться тебя на этом бревне. — Кормчий шнеки, на которой следовал Фаси, легонько топнул ногой по палубе и дурно пахнущего латинянина как ветром сдуло.

Бревно нырнуло в речную гладь, омылось водой, всплыло и вскоре уткнулось в песчаный откос, как раз напротив одинокого дома ижорца. Кормчий задрал голову к небу, что-то тихо прошептал, потом недовольно тряхнул головой.

— Ну что Гунгир? — Фаси уже не терпелось выскочить на землю, которую он уже по праву считал своей.

— Всё будет зависеть от нас. — Кормчий прошёл мимо своего ярла, ещё раз спугнул монаха и занял своё место на корме, еле слышно прошептав: — Бревно ударилось тонким концом. Боги давно отвернулись от нас, неужели ты не заметил?

Через пару часов бивуак, ибо назвать это военным лагерем у меня не поворачивался язык, был разбит. Ближе к берегу, то тут, то там появились грязно-серые навесы из прохудившихся парусов, шалаши из шкур и жердей, палатки, иногда даже с искусно раскрашенным деревянным каркасом, а кое-где и разноцветные шатры с многочисленными флагами и баннерами. Всё это многообразие с отсутствием привычной для военного инженера элементами полевой фортификации являлось ужасом перфекциониста (иными словами: как бык поссал), не говоря про какие-нибудь удобства, подразумевающие канавы для сточных вод и выделения площадей для лошадей, а так же загона для скота. Альбрехт Дюрер ещё не родился, а наработки римских легионеров уже позабыли. Последние купеческие ладьи сгружали остатки продовольствия и уцелевших паломников, которые радовались толи окончанию затянувшегося перехода, толи бочонкам с брагой, выставленные так сказать на новоселье. Свеи не подозревали, что в двухстах шагах от них, на противоположном берегу, за ними наблюдает парочка странно одетых людей, периодически прислоняя к глазам предмет, не похожий ни на что в этом мире.

— Лексей, ты посчитал сколько их?

— Тьфу, сбил со счёта Пахом Ильич. Больше чем я ожидал. Суда весь берег заняли.

— Ничего, смотри, некоторые отходят.

— Да где отходят?

— Вон, с краю, видишь боров с крестом на брюхе, здоровый такой, на немца похож, в полон бы его взять. Левее от него шнека Хлёда отчалила, я этого купца знаю.

Пахом как-то нервно задвигался и хлопнул себя по шее. Насекомое, чудом пробравшееся через маскировочную сеть, избежав действия специальной мази, умудрилось впиться купцу в загривок. Пока всё это происходило, в указанном мне месте действительно две лодки отошли от берега и взяли курс к Ладоге.

— Почто он тебе взялся? Пленных что ли мало?

Ильич аж засопел, высматривая пухлого оккупанта, чья кота раздулась пузырём.

— Понимаешь, Сбыслав... в общем, мечта у него тайная есть.

Вскоре, оставив свой наблюдательный пункт, мы поспешили к лесу, где нас поджидал Кирьян с Семёном.

Одиннадцать сотен воинов, среди которых было восемнадцать рыцарей, начали военные действия против Новгородских земель. И начали с банального убийства зайца. Пращник подбил 'косого', когда тот подпрыгнул, да так ловко, что зверёк несколько раз перевернулся в воздухе. Это послужило началом к широкомасштабной охоте. Загонщики гоняли по полю зайцев, а несколько оруженосцев рыцарей соревновались в точном метании камней.

— Позвать ко мне Спиридона, — распорядился Фаси, устраиваясь на покрытой медвежьей шкурой лавке, — Гунгир, ты не чувствуешь странного запаха тут?

— Мертвечиной пахнет, похоже, сама Хейд побывала здесь. — Кормчий ещё раз принюхался и прикоснулся правой рукой к груди, где в специальном мешочке, надёжно был зашит амулет.

— Надо будет поставить мой походный шатёр, дышать здесь не могу. Пошли отсюда.

Ульф встал с лавки и направился к выходу, где нос к носу столкнулся со Спиридоном. Чертовски хотелось чихнуть, однако отпрянувший с дороги боярин сбил не только чих, но и мысли. Спустя мгновенье свежий воздух сделал своё дело. В носу перестало свербить, а в голове наступил порядок. Да и полегчало как-то. Уставившись на Спиридона, он вспомнил, зачем его звал.

— Звал ярл? — Глазки у боярина забегали, в памяти всплыла картина годичной давности, когда точно так же он столкнулся с женой ижорского кузнеца, именно в дверях.

— Где хлеб?

— На той стороне, вверх по течению, с полверсты. Людишек бы мне, одному несподручно. — Спиридон отчётливо помнил, что Пахом Ильич пригласил наёмников для охраны склада, но на этом внимания не заострял.

— Забери с собой весь сброд, который припёрся с монахами. От них всё равно пока толку мало, обустраиваться только завтра начнём, — ярл нагнулся к земле и поднял скатившуюся с крыши старую шишку, на кончике которой блестела серебряная капелька, — всё перенести сюда, под крышу. Выставишь охрану, взвесишь, а потом поговорим.

— Хотя бы три десятка воинов, — заскулил Спиридон.

— Одного хватит! Те, что были с тобой. — Фаси стал внимательно рассматривать капельку, игнорируя боярина. — Хм... тут даже шишки с серебряными зёрнами, богата земля, ох как богата.

К Ульфу подкрался монах, пытаясь подсмотреть, что за предмет, столь пристально изучаемый ярлом.

— Гунгир! Посмотри, это интересно. Может нам стоит собрать все шишки в окрестном лесу? — Командир экспедиционного войска впервые улыбнулся за весь поход.

— Если б зёрна у всех шишек были из серебра, — верный друг вернул шишку своему ярлу и заулыбался в ответ, — то какие бы выросли деревья?

Мрачным остался только монах, рыская глазами по траве, пытаясь обнаружить драгоценные дары леса.

Жучок сработал просто великолепно. Все разговоры и приказы командира шведов были нам слышны, не хватало только картинки лагеря, но об этом, я как-то не подумал. Да и бог с этим видео, хорошо, что шишку не разломили. Вот бы удивились.

— Пахом Ильич, пошли готовиться к встрече гостей, заодно посмотрим, как они будут по реке скакать.

* * *

Две самые трухлявые шнеки из Лёдёсе, нанятые фактически для перехода только в одну сторону, забитые паломниками под завязку, через час тронулись в свой последний путь. Нищие, обессиленные постом и регулярными молитвами люди, неумело начали выгребать против течения, стремясь войти в Ижорку. Лишь чудо спасло суда от столкновения, прямо напротив лагеря. Под неуёмный хохот с берега и рычание Спиридона, раздававшего тумаки направо и налево, лодки начали движение. Никакого вперёдсмотрящего не было и в помине. Кормчие шнек, не один десяток лет возившие продовольствие из Вестергётланда с минимальным экипажем держа стиры в мозолистых руках, молили Ньерда о скорейшем завершении короткого плаванья. Но разве могли старинные боги помочь своим детям, когда те отказались от них? Зато молитвы нынешнему не остались без внимания. Едва лагерь скрылся за извилистым берегом, как паломникам выпала неслыханная удача. На берегу лежал кверху дном однодеревок со сложенными на на широких досках вёслами. Рядом был разведён костёр, на котором парил подвешенный на палке котелок. Лодка явно ремонтировалась, но не она являлась ценным призом, а аккуратно, не иначе как выкаченные по сходням стоявшие рядышком несколько бочонков. Два мужичка, завидев чужаков, тут же бросились наутёк, а вся добыча в виде крепкой браги была вскоре погружена в шнеку к Спиридону. К полудню жуткий вой тонущих людей разнёсся над рекой. Многих паломников спасло только то, что они были легко одеты. Десяток наёмников, успевший напиться в хлам, и шедший с ними на первой ладье личный состав потонул весь, сам Спиридон спасся благодаря тому, что умел хорошо плавать и, не раздумывая, резал ножом цеплявшихся к нему людей. Когда Ульф увидел жалкие остатки мокрого продовольственного отряда, то чуть не зарубил предателя-боярина.

— Безмозглые тупицы! Ты же сам, не раз ходил по этой реке. Как можно было напороться на подводные камни у печины? Кол тебе в зад! Даже дети знают, что там, где у яра выступ, всегда большая глубина и быстрое течение. Молчишь? Да на тот берег можно вплавь перебраться, прямо отсюда. — Ульф негодовал. — Что б завтра с утра, эти мокрые курицы были на том берегу. На своих горбах потащите, сукины дети. Грот поведёт их, а ты пскович, будешь сидеть тут, и думать об упущенных марках.

Ярл сто раз пожалел, что связался с таким неудачником, как Спиридон. Отправить же с паломниками надёжного рыцаря не представлялось возможным. Приказы в армии, конечно, не обсуждают, но в войске, в те времена, существовало негласное правило: — обозом руководил самый больной или самый неспособный командир. Назначенный рыцарь мог просто обидеться, а так как в экспедиционном корпусе Фаси все офицеры были наёмниками, то после получения подобного приказа, уважаемый человек, скорее всего, просто бы резко почувствовал недомогание и отправился выздоравливать домой. И самое главное, никто из круга благородных воинов его бы не осудил. Наоборот, приказ бы посчитали глупым. И лишь в одной армии средневекового мира, в Венеции, за эту должность шла настоящая резня. Лишь через несколько столетий, когда маршруты движений армий возрастут до нескольких сотен вёрст, полководцы поймут, что отточенная логистика снабжения — залог половины победы. А пока, бывший ландбор и состоявшийся шпион ждал дальнейших указаний.

— Я б осьмушку украл, а Грот сопрёт четверть, — пробурчал под нос, вымокший до нитки Спиридон.

— Грот! Ты слышал приказ? А чтобы доблестные воины поскорее высохли, отправь их в лес, нам нужно много дерева. Ха-ха-ха. — Фаси заржал, как конь перед свиданием, окружающие его рыцари то же хихикнули.

— Лексей, — Ильич сидел на пеньке, слушая приёмник вместе со мной, комментируя услышанное, — что-то я не пойму. Больше сотни утопло, а они, нехристи — смеются.

— Во-первых, ярл этих паломников даже за людей не считает. Во-вторых, это нервы Пахом, не может человек только одной войной жить, не выдерживает.

Я вспомнил записки натовских аналитиков, которые писали о том, что местные жители Афганистана смеются над американцами, постоянно ходящих в амуниции, не снимая оружия. Обзывают их трусами и сравнивают с храбрыми шурави. Конечно, те хоть воевали честно, лицом к лицу. Мало того, русские после службы, могли даже без перочинного ножа пойти в духан, где веселились от души. Могут ли знать аналитики, что русский мужик, на протяжении тысячелетий, сея хлеб, не знал и одного десятилетия мирной жизни. За этот период в нас выработалось отношение к войне как к труду. Иначе, с ума сошли бы. Взять хотя бы Велимира, отрубившим пятидесяти кочевникам бошки на льду. Палача-профессионала, и то б стошнило, а он, как пришло время обеда, только руки снегом помыл и кашу сёрбал за двоих. Но, как только трапеза закончилась, сразу стал воином, словно на работу пошёл. Поэтому и не надо нас злить.

* * *

Тем временем, Александр Ярославович изображая собой эталон спокойствия и выдержки, равнодушно выслушивал текст письма, которое Магнус читал по слогам. Не то, чтобы он испытывал триумф, в его душе зарождалось нечто иное, похожее на гордость. Ведь всё получалось, как в той 'умной' китайской книге о военном искусстве, стоящей у него в шатре на резной подставке. Осознание того, что некоторые, так заботливо охраняемые тайны, благодаря его людям и друзьям давно не являются таковыми, не просто взбадривало князя, оно давало некую уверенность. А что может быть важнее этого чувства у лидера, тем более столь юного?

— Достаточно, я уже читал что-то подобное, не утруждайся. — Князь слез с сундука и приблизился к послу. — Если б вы не нарушили договор о лоцманском сопровождении и не напали на ладью Пахома Ильича, то... в общем, ты свободен, послов у нас в поруб не сажают, а вот с остальными, я так не волен поступить.

— Большего и не прошу конунг, — пожилой рыцарь склонил голову, слова давались нелегко.

Магнус вышел из шатра и направился к кораблю. Тяжкие мысли одолевали старого рыцаря. Их можно было построить по порядку и анализировать, но что толку, если молодой князь, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, так уверен в себе; и даже больше, Магнусу показалось, что он обрадовался, узнав о прямой угрозе. А по виду, вроде и не отморозок, пережравший мухоморов. Хуже того, о содержании послания, которое было запечатано восковой, смешанной с тёртым мелом печатью, знал не только ромей с греческим огнём, но и Сбыслав Якунович, который почти близко к тексту процитировал часть письма. А теперь, оказывается и для новгородского конунга, это было вовсе не тайна. Надо беречь Биргера как зеницу ока не потому, что просили помочь с его секретной миссией церковники, он один из всех видел, что печать цела. И самое важное, что буквально с тревогой кричало в его голове — новгородцы абсолютно готовы к свейской экспансии. А это означало полную инициативу и чёткий план по противостоянию потугам Ульфа Фаси. Как ни крути, из этого похода он ничего не принесёт, а значит, и залог достанется монастырю.