Ижорский гамбит Византийца

— Как дойдём до Ладоги, наймём лодку, на ней и повезём усопших. Немчуру на плот, да на Лопский погост свезите, там, на бережку закопайте. — Пахом отдал последние распоряжения, и ладья отчалила от острова, увозя с собой скорбный груз.

* * *

Новгород походил на зарождавшийся смерч, когда листва и прочий мусор начинает двигаться по виртуальной спирали, готовой вознестись ввысь. По городским улицам бегали мальчишки, сообщая старшинам улиц, что собирается вече. Причём сторонники князя собирали своё, а оппозиционные бояре, во главе со Строганом — своё. Повод у каждой группировки, тоже был свой. Ярославович требовал выдать боярина-предателя, направившего наёмных немцев лишить живота лучшего друга и своего ближника Пахома Ильича. Строгановцы же требовали изгнать самого князя, который мешает торговле со свеями, запретив смердам продавать хлеб честным спекулянтам.

— Мы для чего князя приглашали? Землю нашу оберегать, так пусть оберегает, а в дела наши не суётся. Этак у Новгорода вообще ничего скоро не останется. Не люб нам Александр! Не люб! — Кричал Строган, взобравшись на помост.

Рядом с ним стояли его дружки, хлебные олигархи. Бояться нечего, Ощепка удавили в порубе, мол, с собой покончил. Оно и понятно, не выдержала совесть, на такого боярина напраслину возвёл, аж коленки до подбородка поджал, дабы повеситься. А что до немцев привезённых, так какой с них спрос? Таких же... с десяток! Да какой там, два десятка, прямо сейчас найдём. Не верите? А за монетку? То-то же! И скажут они, что шли вместе, да только купец напал подло, пограбить захотел, чудом ушли. В ста шагах от помоста были расставлены бочки с бражкой и несколько возков со снедью — бери, ешь, пей, сколько душе угодно. Народ подтягивался, халявное угощение понравилось, властью всегда недовольны, был бы повод — причин в избытке.

Бояре поорали на вече, довели простой народ до кипения, а сами собрались в укромном месте, в хоромах посадника, дабы потолковать о делах своих скорбных. Первые люди города сидели на лавках, друг напротив друга. Места давно были закреплены и передавались по наследству. Строган, как обвиняющая сторона открыл заседание, оторвав свой зад от насиженного места.

— Ты Сбыслав, на пару с Гаврилой не со своей мисы есть стали. Морды не треснут?

— Ты Строган со свеем снюхался. Супротив православных пошёл, Новгород наш, уморить захотел. — Ответил Якунович, тоже привстав с лавки.

Начался гул, посыпались оскорбления и обвинения, совершенно не касающиеся дела. Была бы трибуна — наверняка б заблокировали.

— Тише! Бояре, побойтесь Бога. Не для этого мы здесь собрались. — Посадник попытался навести тишину.

Вскоре гам затих и стали высказываться остальные, но по своим наболевшим вопросам. Обсуждали сколько потребно средств на приведение в божеский вид западной стены, кто этим будет заниматься и не получится ли как в прошлый раз, с мостовой на Загородском конце, когда постелили гнилую древесину. В общем, парламентарии Новгорода ничем не отличались от современных, что в России, что на Украине. Сотрясание воздуха и никаких дел. Про высадку свеев в устье Ижоры, или о последних событиях на Ореховом острове никто более не вспомнил. Сбыславу порекомендовали искать тёплое место в Ладоге, напомнив, что теремок молодожёнов сделан из дерева, а пожары настолько частое явление, что...

Партия Строгана победила. Слишком многие были завязаны на торговле с Западными землями. Угроза своим кошелькам перевесила угрозу приближающегося голода и иноземного вторжения. От услуг Александра отказались. Взамен его приняли решение посадить другого Ярославовича, Андрея, который не будет вникать в торговые махинации олигархов, а в случае военной угрозы, попросит своего отца помочь войском. На прощание, Александру напомнили: — Новгородское княжество по наследству не передать. Для деток своих, надо поискать других земель.

После сходки Сбыслав навестил Пахома Ильича. Возвернул крытый возок, на котором катались молодожёны, посетовал на недальновидность бояр и в конце визита чуть не расплакался.

— Прости Пахомушка. Змей пообещал дочку мою заживо спалить. Нет у нас сейчас власти, нечем ответить. — Якунович сидел в кабинете Пахома за столом, отказавшись от коньяка.

— Полно тебе, не горюй. Придёт наше время, будет и на нашей улице праздник. — Ильич хотел добавить присказку про телегу с пряниками, но передумал.

— Бежать тебе надо, — продолжал Сбыслав, — бояре Андрюшку поставить хотят. Он юнец, ни в чём не разбирается. Крутить им будут, что колесом в телеге. Покуда договорились про распри забыть, да только нет у меня веры Строгану.

— Андрея Ярославовича князем? — Переспросил Пахом. — Совсем с ума посходили. Орденцы в Копорье уже крепость ставить начали. А знаешь, что дальше? Как Чудь и Водь разорят, возле Новгорода станут, санные поезда начнут щипать, так сразу за Сашкой и побегут. Попомни моё слово. Хотя, какого бы князя не поставили, войны с Ливонцами не избежать. Надо собираться.

— На остров пойдёшь?

— На остров. Крепость дострою. Дружину соберу, всех буду брать: и латинян и православных и многобожцев. Суздальских, только сегодня тридцать воев принял. Византиец к себе подался, амуницию подвезёт. Ты главное тут держись. Ладожанам своим передай, чтоб не мешали. Одно дело делаем, Русь в единый кулак собираем.

Сбыслав просветлел лицом, плеснул в бокал коньяка.

— Значит, княжество делать будем?

— Бери выше. Русь делать будем. И Новгород станет сердцем новой Державы. Выпьем за это. — Друзья чокнулись и опустошили бокалы.

* * *

Строган в это время строчил письма, вставляя в нужных местах фразы из толстенькой книжицы, написанной на латыни. Ему-то без разницы, будет ли вдумываться в эти заумные выражения получатель послания или нет. Зато наверняка отметит про себя, что боярин гораздо ближе в вопросах веры, чем иные высокопоставленные послухи. Впрочем, ради личной выгоды он бы и на Коран сослался и на Виная-питаку вкупе с Авестой. А что? Это для безграмотных верующих важны догмы, а он видел в религии лишь возможность дополнительного контроля над людьми, сиречь власти. И если будет польза, то можно и намаз совершить и перекреститься в тот же день.

Так сказать отчёт о проделанной работе писался в тайне, даже от самых близких. Ибо не сможет жена простить мужа, а дети отца, если б узнали об учинённой измене. 'Вкусно есть, сладко пить, мягко спать — это все любят, — приговаривал он про себя, — один я знаю, как этого достичь'. Закончив послание для Эрика, Строган убрал книжицу в сундук и выложил на стол чистый листок пергамента. Воистину — 'Ласковый телёнок двух маток сосёт'.

Через три недели, Хайнрик фон Вида просматривал почту, которую ему доставили утром. Дела в основном касались палестинских событий и ничего существенного не представляли. Всё как обычно: обещания, яростные призывы, просьбы о помощи людьми и деньгами. Его секретарь стоял в углу за кафедрой и готовил такие же пламенные ответы.

— Глупцы! — Хайнрик отложил в сторону бесполезный пергамент, — отрубленную руку не отрастить. Ульрих, есть вести от руссов?

— Да мой господин. Вас дожидается купец из Любека. Мне отдать послание отказался, — Ульрих пожал плечами, — думаю, это связано с Псковом, там всегда тайны.

Фон Вида интересовали больше события в Новгороде, основного соперника в регионе, особенно слухи об удачливых действиях юного князя, однако и Псковские секреты могут стать полезны. Почесав затылок, он задумался: секретное послание было к нему лично и это весьма настораживало. Ведь информация из незнакомого источника всегда вызывает подозрение, а значит, приносит больше вреда, чем пользы.

— Странно, почему послание адресовано мне, а не Конраду. Ландграф Тюрннгенский пока ещё магистр Ордена. Политика в его компетенции, да и псковскими делами заведует Дитрих Гронингемский. Уж не козни ли это?

— Может, стоит принять его? — сказал Ульрих с улыбкой. — Не отсылать же купца к Конраду. Иначе мы ничего не узнаем, и если это чьи-то козни, то в следующий раз они станут более изощрены.

— Ты дьявольски проницателен, Ульрих. Зови.

Стража пропустила купца в комнату, отобрав при этом сумку и ощупав одежду. Предприниматель не противился, иронично хмыкнул и, зайдя внутрь, перекрестился на висевшее на стене распятие. Покрутив головой, обнаружил лавку у крохотного оконца и, усевшись на неё, стянул сапог со своей ноги.

— Что ты себе позволяешь? — Начал, было, Ульрих, видя подобную бесцеремонность.

Вскоре из сапога вылетел свёрнутый пергамент. Запашок от него исходил ещё тот, но и в помещении не розы росли. Едва купец поднял его, как Ульрих выхватил послание и передал своему начальнику на оловянном подносе.

'Князь Александр Ярославович вместе с дружиной изгнан из Новгорода. Дорога открыта. Преданный друг Германа фон Зальца, да упокоит Господь его душу, боярин Строган'.

Хайнрик закончил читать послание. Это была та информация, которую он ждал, а чёрточка вверху пергамента означала тайный знак, придуманный ещё Германом. Старый прохвост даже после смерти служил Ордену. Наконец-то всплыл тот 'влиятельный друг', о котором знали единицы, а в лицо видел лишь фон Зальц. Взятие Новгорода — прямой путь на место магистра. Вечный заместитель Дитрих, так и останется замом. Только как сподвигнуть Орден не останавливаться на начатом? Эта дурацкая политика Конрада двигаться постепенно, неспеша пережёвывая принятые под крыло земли выгодна только ему самому, а ни как ни братству. Вот так и проходит слава. Впрочем, расшевелить эту поросшую мхом кампанию можно. Настало время провернуть одно неблаговидное дело, о котором в приличном обществе не только не принято говорить, но и желательно даже не притрагиваться к нему. Исключительно чужими руками. Речь шла о воровстве казённых денег. Хайнрик не собирался прикарманить казну Ордена, в его положении, неучтённые средства, были в некотором роде опасны. Кража являлась инструментом для одной интриги, которая давно была проработана и ждала своего времени. Дело в том, что обнаружение пропажи могло весьма болезненно ударить по авторитету Конрада, а уж тогда, он использует всё своё влияние и добьётся похода на Новгородские земли. Пусть Орден не готов, но казну-то надо пополнять.

— Ульрих, отыщи-ка мне братьев Гри... ну, тех пройдох, что попались в наши сети в Сан-Доменико-Маджоре. Они мне срочно нужны. Надеюсь, эти прохвосты ещё не разучились готовить?

Бывшие студенты Неаполитанского университета, шпионы и воры Карл и Якоб Гриммы, были пойманы Хайнриком пять лет назад при попытке заимствования каких-то секретных манускриптов по металловедению. В обмен на помилование, братья обязались оказывать некоторые услуги, весьма деликатного свойства, непосредственно связанные с их умениями. Спустя час они выслушивали новый приказ своего 'благодетеля'. Им вменялось отправиться в Венден, при резиденции магистра устроиться работать на кухню, прорубить лаз на второй этаж, где хранилась казна и потихоньку, по фунту в день стащить деньги, спрятанные как неприкосновенный запас. А дабы пропажу не обнаружили, вместо украденного мешочка с монетами, подкладывать такой же, но с галькой.

Старшему брату Карлу затея понравилась, только детали надо было утрясти до свершения дела, и он задал вопрос:

— Где мы будем хранить серебро? Под шапкой фунт не спрячешь.

— Олухи! — Фон Виде сотворил на лице страшную гримасу, и Карл в испуге отшатнулся от рыцаря, — вы сначала доберитесь туда и устройтесь. Взятое передадите Ульриху, он будет наведываться раз в две недели. И смотрите мне, за вами будут наблюдать.

Братья отбыли в Венден, преподнесли повару откормленного гуся в ивовой корзине и благополучно внедрились на кухню, не то поварятами, не то дровосеками. Это давало возможность шастать по хозяйственным пристройкам в любое время и не быть избитыми в случае поимки. По ночам, в углу, на потолке возле арки, Гриммы аккуратно разбирали кладку, замаскировав будущий лаз поленницей из дров. Сложенные под самый вверх буквой 'П' поленья — надёжно прикрывали отверстие. Однако бывшие студенты на этом не успокоились и подстраховались, проявив смекалку и сообразительность. Они сделали люк, составив его из гладких дощечек, вымазали поверхность глиной и с помощью кирпичной крошки сымитировали кладку. При неярком освещении, заподозрить подвох было невозможно, настолько чётко был выполнен рисунок. Две недели упорного труда и лаз был готов.

Орден, ещё со времён крестовых походов хранил казну не в подвалах, а на верхних этажах — боялись подкопа. Дверь в хранилище открывалась тремя ключами, а их владельцы находились в удалении друг от друга. Так что на тот момент система безопасности была продумана. Пропажу обнаружили лишь спустя месяц, и то, случайно. Братья не выдержали, воспользовавшись украденным серебром. Девица, обслужившая их, сделала пожертвование в церковь, а монах, сортировавший подношения обратил на необычный пфенниг внимание. Кто мог предположить, что монета редкой чеканки вновь окажется в руках казначея? Разразился скандал, но Гриммы уже были далеко, сбежав сначала в польские земли, а оттуда подались в Смоленск, где были пойманы Бен Барухом, при попытке сбыть ему фальшивое золото, якобы привезённое из Венеции от самого Кодоньято. Точно такое же, как на рынках в Турции в моём времени. Оно пользуется спросом у доверчивых туристов, украшающих шеи массивными цепочками, не имеющих к золоту никакого отношения. Сплав красной меди, олова и цинка неопытному глазу невозможно отличить от драгоценного металла. Посчитав смолян дикарями, ушлые Гриммы не на того напали. Таким образом, я и узнал из первых рук о краже казны Ордена.

Вернувшись из Новгорода, я оказался закрученным в водоворот Смоленских событий. К моему неудовлетворению, обо мне вспомнил князь. Спасибо хоть, что Рысёнок вызвался отвезти послание, следуя в Мстиславль. Мне надлежало выплатить не только пять гривен ежегодного налога за деревню и крепость, но и сообщить точное количество домов с объёмом пахотных земель. Если с деньгами и домами всё было предельно ясно, то с землёй наоборот. Это наводило на мысль о появлении в аппарате руководителя администрации какой-то умной головы. За решение продовольственного вопроса взялись всерьёз, что одновременно радовало и настораживало. Вместе с тем, Смоленск готовил посольство в немецкие земли. Заканчивался срок действия договора от двадцать девятого года, и его надо было перезаключить, исправляя прошлые несуразицы. Одним из пунктов было оплата пошлин при покупке золотых и серебряных изделий, и посольство везло взятку. Вернее её только готовили, поручив работу самому известному смоленскому ювелиру. Бен Барух взялся за заказ, но ему не хватало драгоценных камней. Использовать в столь сжатые сроки привычный канал поставок он не успевал, имеющиеся в наличии камни оказались неподходящими и, единственным выходом из сложившейся ситуации оставалось отправиться на поклон к Евстафию. Купец выполнял любой каприз в товарах, правда, за большие деньги, но зато в короткий срок. Вскоре я оказался у ювелира в мастерской и в процессе дел у нас возник небольшой спор по поводу чистоты золотых изделий, в частности, кольца. Барух определял подлинность золота совершенно простым способом. Вот только при этом надо иметь музыкальный слух.