Ижорский гамбит Византийца

— Ну и хитрожо... хитрохвостый ты никеец, прости Господи. Быть посему. Каменья сыщем, с коробами неувязка, но, что-нибудь придумаем. А согласится ли Пахом Ильич? Тяжко ему придётся.

— Пахомка удачлив, — Гаврила посмотрел на меня, мол, иного выхода нет, — и не из таких бед выворачивался, дай Бог пронесёт.

С пленными разобрались без лишних проволочек. Выгодной к обмену или выкупу знати нам не досталось, так что не требовалось тратить времени ни на допросы, ни на письма посредникам. Построили немцев всем скопом и на ладью. К слову, никто из них никакой агрессивности не проявлял, и сбежать не пытался. К вечеру полон был уже в Новгороде, где судьбу бывших кнехтов определит рынок. И пока Снорри следил за погрузкой на судно, во двор монастыря выставили корсты , те самые, в которых перевозилось сокровища Строгана. Их пришлось использовать по назначению, два монаха уложили усопших, прочли молитвы и заклинили крышки деревянными гвоздями. А утром, прогуливаясь с Алексичем до колодца, я заметил ещё несостоявшегося шпиона.

— Резун, ходь сюды, — подозвал я крестьянина, — будешь грехи свои отрабатывать паскудник. Шмелём в сторону хозяйственного двора, где четверо монахов готовят доски. Тебе дадут топор, помогай короба сколачивать. И смотри мне, чтоб на совесть делал, глаза мои тебя б не видели.

К обедне Снорька с ладьёй был уже в обители, ожидая важный груз. Деревенские телеги еле ползли под тяжестью ящиков. После пятой ходки, из щели между досок выскочил серебряный дирхем. Резун, управлявший второй лошадью, случайно споткнулся, тут же поднялся, кашлянул и незаметно от всех спрятал находку за щекой. При погрузке кормчий пожаловался, что ящики настолько тяжелы, словно золото везут и, показывая рукой куда, какие сундуки ставить, тоже подобрал выпавшую монетку, но запихнул её обратно, между щелями. Возничий это увидел, а вскоре, стал свидетем диалога. Болтая о всякой всячине со свеем, кормчий поинтересовался о планах. Конечный пункт стал известен: Нева, Ореховый остров; и время — пока река не встала. Когда последняя телега была разгружена, настало время возвращать крестьянское добро хозяевам. Резун был тут как тут. Умудрился привязать вторую упряжку волв к первой телеге и тронулся в сторону родной деревни. По прибытию на место, придумав про какое-то указание монахов, собрал с соседей полный мешок продуктов и, оставив жену с детками куковать, дунул на Запад, в поисках новой жизни. В Пскове, к Дитриху Гронингемскому оборванного смерда с телегой даже близко не подпустили, зато его выслушал Ульрих, а после пыток, вскоре и Фон Виде.

— Далековато казну отвезли, — проворчал немец сквозь зубы, — оказывается вот, что графский сынок с приятелем там искал. До начала зимы можно не дёргаться. Ульрих, достань подробную карту местности. Торгаши в тех местах шастают круглый год, наверняка какие-то записи есть, поспрашивай у местных. Если не выйдет, используй людей Твердилы, но, в самом крайнем случае.

Больше Резун ничего не услышал, да и не смог бы. Палач удавил его в ту же секунду, как Хайнрик фон Виде почувствовав запах денег, выскочил из пыточной. Уже сидя в седле, крестоносец стал анализировать ситуацию в Ордене, присовокупив только что полученную информацию. Серебро можно было превратить в замки, новых кнехтов и жадных наёмников. Помимо этого, деньги давали право на власть. Рыцарям, безвозмездно оберегающим паломников, место только в песенках трубадуров, ну, может ещё в пустых головах юных обормотов, мечтающих о славе. Настоящие воины Христа дерутся за нечто другое, более осязаемое. Земли захватили много, теперь нужно серебро, а оно привлечёт новых переселенцев. Фон Виде мог поставить под знамёна Ордена около шестисот воинов и десять братьев-рыцарей. На большее рассчитывать не приходилось. Покорённые язычники бунтовали, поговаривали о широкомасштабном восстании в Пруссии. Вармии, Натангии и Барты подчинили свои области Ордену, однако без вооружённого отряда в местные леса было лучше не соваться. Святополк Поморский набирал силу, замки Висенбург, Резель, Брунсберг и Хейльсберг ещё не были достроены, и там приходилось держать крупные отряды. Оплотом оставался Бартенштейн, но из его гарнизона не выдавить даже калеку. Боле-менее мобильными оставались три сотни кнехтов в Копорье, из которых можно привлечь две, двести пятьдесят собственных, остальные наёмники. В принципе — сил достаточно. Оставалось прояснить серьёзность штурмуемого укрепления, а дальше дело техники. Через полторы недели был составлен план кампании. По рассказам купцов, недавно вернувшихся с Ладоги, на острове возвели несколько башен, кое-где обнесли периметр частоколом и заняты внутренними постройками, позабыв насыпать вал. Больше пятидесяти человек одновременно замечено не было. Способный к рисованию ганзеец, даже намалевал картинку, посмотрев на которую, Хайнрик только усмехнулся: — Русские совсем не разбираются в фортификации. Захватим за день, а потом, всё достроим по уму.

Так и закончилась история несостоявшейся осады Юрьевского монастыря. В этом году на него более не покушались, а с первым снегом, вообще позабыли. Гаврила Алексич просидел там до октября, после чего, с лёгким сердцем отправился в Новгород, дожидаться моего возвращения. В конце месяца, когда можно будет двигаться по льду, была запланирована поездка в Торопец, а оттуда в Смоленск. Как-никак, я пообещал ему не просто незабываемую санную прогулку в возке, на котором выезжали из церкви молодожёны, а помощь в продаже трёхсот собольих шкурок. Такой ценный груз никому не доверишь и Алексич глаз не сводил сначала со своих соболей, а потом на закупленный за часть из них товар — пастилу. Коломчане драли цены за неё безбожно, но Евстафий сделал скидку оптовому покупателю. Да и как не сделать, коли производство собственное.

На Руси начинались святки и как мы не спешили, выигрывая каждый день по две-три версты, Великдень мы встретили в дороге, подтвердив пословицу, что поспешать надо не торопясь. Не доехав до Ильмень-озера около четырёх вёрст, где могли иметь крышу над головой, мы вынуждены были заночевать чуть ли не в чистом поле. В санном поезде особо не колядовали, если не считать двух сыновей купца, которые обошли всех с огромным, с их рост мешком, собирая праздничную дань. Отдав барчукам кулёк леденцов, выпил подогретого вина и всё, в люлю. Безусловно, двигаясь через Торжок, мы бы успели встретить праздник в славном Новгороде, но всему есть объяснение. Такой крюкообразный маршрут не оказался случайным. Возле Торжка, не в пример прошлым годам, стало неспокойно. Шайки лихих людишек плодились быстрее, чем их ловили. Рисковать же своими тридцатью санками, нагруженными добром под завязку и купеческим поездом, напросившимся к нам по дороге, не хотелось и вовсе. Под утро началась метель, да такая, что в двух шагах ничего не было видно. Возничие укрыли лошадок попонами и после неудачных попыток разжечь костёр, стали бегать к нам за углями. Потянулись долгие часы ожидания, а поскольку в дороге мы успели поиграть не только в нарды, на которые уже смотреть было тошно, но и в другие разные игры, мы затянули очередную беседу. Всю дорогу Гаврила восхищался домом Савелия. Разубеждать его, что рязанец просто гостит у меня — не стал, да и некогда было. Сотник устроил Алексичу охоту на медведя, забывшего, что зимой надо спать, забрав боярина с собой, на пару дней в лес. Подарил новые доспехи, взамен якобы посечённых под Юрьевским монастырём, выпил с ним не менее бочонка вина, после чего был зачислен Гаврюшей в лучшие друзья. Хотя мне показалось, что это произошло немного раньше, после тренировочного боя, когда Савелий обучил новгородца ловко выбивать меч из руки.

— Ты печку видел, Лексей? — Гаврила Алексич поправлял шубу, готовясь ко сну. В возке было настолько тепло, что хотелось распахнуть дверцу.

— Конечно, даже наблюдал, как её клали. В Смоленске артель плотницкая есть, так там печник — золотые руки. Игнатом звать. Он весной в Новгород приедет, Пахом Ильич с ним договорился. Поговори, может и тебе сложит. — Уже зевая, ответил боярину. — Ты лучше ответь, надолго сие безобразие?

— Коли на Аггея будет сильный мороз, то стоять ему до Крещения. А пока, рано что-либо говорить. Думаю, мы ещё Подагу станем благодарить, коли только день потеряем. Сена на три перехода осталось, овса почти нет, тяжко придётся. — Гаврюша приоткрыл дверь, высунул голову и тяжко вздохнул. — Я скоро, отлучиться надо.

К обеду следующего дня распогодилось, ветер был ещё сильный, но двигаться стало возможно. Так что слова благодарности славянскому богу погоды были произнесены. Снорька снял с первых саней желобки, скреплённые снизу двумя поперечными досками, нанёс смазку внутрь, подложил приспособление под полозья санок. Возничий подхлестнул лошадку, проехал по смазке и двинулся дальше в путь, освобождая место следующей. Продцедура повторилась из раза в раз, и она того стоила. Смазанные полозья наших саней прочерчивали дорогу. Купцы, немного поворчав, тронулись вслед. Преодолев несколько вёрст, мы вновь остановись, но уже на постоялом дворе. Испытывать судьбу желания больше не было, да и тщательный осмотр движемого имущества пришёлся вовремя. Пять санок, из наших трёх десятков везли продовольствие, к ним привязывали прицепы, на которых хранился корм для лошадок. По мере опустошения, прицепы оставляли на погостах. Особой цены они не представляли и любой нуждающийся купец или путник мог попросить их для себя. Вот их мы и оставили, перегрузив остатки корма не только на свои продуктовые сани, но и воспользовавшись опустевшими соседскими. Подобную взаимовыручку я наблюдал на протяжении всего маршрута. Торговый люд помогал друг дружке, несмотря даже на то, что некоторые являлись конкурентами. За сорок пять суток, время, затраченное на переход от Смоленска до Новгорода, я интересовался новостями и настроением людей на каждой стоянке. Все мои попытки разузнать по дороге, о событиях под Киевом ни к чему не привели. Людям было абсолютно не интересно, что творится в соседнем княжестве, словно всё, что там происходило — было на другом конце света. В Великих Луках дело дошло до драки, когда один из постояльцев двора заявил: — Подумаешь, разорили Киев, меня б позвали, даже подсобил. И это были мысли простых обывателей. Князья же не ждали, когда позовут. Урвать кусок у соседа, да пожирнее, считалось обыденным делом.

Новгород встретил нас не только ярким солнцем, но и главной новостью: вернулся на княжение Александр Ярославович. Причём вернулся не один, а с одним старым знакомым. Посольство Сбыслава вышло успешным, ещё раз подтвердив пословицу, что человек с большим кошельком серебра подобен волшебнику. Князь привёл с собой триста конных дружинников и сотню степняков. О кочевниках говорили много, ходили на них смотреть, удивляясь, отчего они так похожи на местных, а не смуглые и косоглазые, судя по описанию купцов с Востока. Как потом выяснилось, Бата Сухэ всё же навестил своё стойбище, забрал всех оставшихся юношей, самых красивых молодых девушек и подался на Русь. Один умелый воин — это хорошо, но когда за тобой сотня умелых стрелков на конях, отношение совсем другое. Ярославович обзавёлся лёгкой конницей, а Бата Сухэ получил новый дом-усадьбу и звание сотника. Были и плохие новости. Строган каким-то образом отыскал серебро. Поговаривали, что залез в долги, не то ограбил кого-то, но в результате — заплатил за польский хлеб и перепродал его свеям. Удачливых в Новгороде любят, их уважают, к мнению прислушиваются. Авторитет боярина снова пополз вверх, а нашей компании вниз. Хлебные запасы, собранные в монастыре, потихоньку отправлялись на рынок города, голода не замечалось и хотя свою задачу в 'Битве за урожай', можно было считать выполненной, без изъянов не обошлось. Вместо спасителей, людская молва выставила нас мироедами. И неважно, кто распускал эти слухи, слишком поздно было обращено на них внимание, в результате чего благое дело не получило должного отклика среди новгородцев. Иными словами, если все экономические маркеры в стране указывают на неминуемый кризис и обвал, а народ это особо не ощущает на своей шкуре, то надо понимать, что кто-то латает трещащее по швам полотно экономики, не иначе, как совершая подвиг. Люди же об этом или не догадываются, или предпочитают не замечать, до того момента, когда 'полотно' не расползётся на нитки. Так что как только подошёл к концу двухдневный отдых для лошадей, санный поезд тронулся к Ореховому острову. Ефрем передал казну для Пахома, подогнал двух плотников, просил кланяться хозяину и на прощанье помахал рукой. Через девять дней я был в крепости.

Остров преобразился. Пахом Ильич встретил меня за главными воротами и стал сопровождать, показывая объект, так сказать, лицом. Восемь башен с каменным основанием в полтора метра, с крышей из дранки соединялись деревянной, кое-где выбеленной известью стеной из вертикально поставленных брёвен. Деревьев почти не осталось. На том месте, где когда-то стояли палатки, вырос настоящий замок, небольшой, всего в два этажа, но из крупных валунов. Возле него длинный сарай, примыкающий к стене. Чуть дальше, на островке — остатки сожжёного разбойничьего острога убрали, огородили двухметровым частоколом с подъёмным мостиком, и теперь за ним торчит маковка часовни. Забор которой примыкает к стене с аркой, закрытой деревянной решёткой. Рядом кузница с точильным кругом. Южнее, прямо к стене примастились несколько просторных изб с огороженными участками.

— Пахом Ильич, ты меня удивил. Скажу больше, не ожидал, что всё получится.

— Ой, Лексей, ещё столько делать, стена западная на ладан дышит, сколько не укрепляли... всё без толку. Камень класть надо, его тут — завались, но народу не хватает. Хорошо, корелы подсобили, каждый день булыжники возили. У них главарь объявился, Вяйнямёйнен зовут.

— Не тот ли, которому я плуг продал?

— Может и тот, не видел его, Бренко с ним договаривался. Так вот, благодоря этому корелу, и конечно, твоим троянкам, да скарпелями со шпунтами, смогли нанять артель каменщиков из Чернигова. Видишь, башни разные. Эти, суздальцы возвели, — Пахом показал в сторону Ладоги, — а эти, уже черниговцы.

— Не переругались мастера? — Спросил у компаньона, пытаясь найти различия в технике кладки.

— Спрашиваешь, чуть до драки не дошло. А потом, так стараться стали, друг перед дружкой мастерство показывать, что стену до сих пор доделать не могут. — Ильич улыбнулся. Начать соревнование между артелями подсказал строителям он сам, беседуя с каждыми по отдельности.

— А замок кто делал, если честно, на базилику он похож. — По проекту, на месте замка должен был стоять каменный дом, без окон на первом этаже, так сказать, последний оплот.

— Хлёд пять южан привёз. Он с отцом в Бирку шёл, отдарился, за тех наёмников, что Бренко побил. Они только так умеют, да ладно, что мы всё про стройку. Сказывй, как в Смоленск съездил, что нового? Савелий второго не заделал ещё?

— Ещё нет. Рязанец всё по лесам бегает, шрам у него на левой руке появился, при каких обстоятельствах — не сказал. Сдаётся мне, в поход он ходил. — С сотником мы общались всего один день, остальное время он провёл с Гаврюшей, правда, по моей просьбе.