1894 часть 4

— Я могу принять здесь гавайского посла или вы мне разрешите посетить посольство?

— Лучше попросите его приехать сюда. И напоследок, личный вопрос. Ко мне обратился мой русский коллега в Берлине, полковник Бутаков. Александр Михайлович попросил организовать вашу встречу с вашим двоюродным братом. Он гостит у своей старинной знакомой в Польше. Небезызвестной вам графини Понинской. У Татьяны Ивановны серьёзные проблемы. Царь шестой год не желает признавать её сына наследником, Кароль родился через семь месяцев после свадьбы, графу было за семьдесят и родственники использовали все свои связи для дискредитации Татьяны Ивановны.

— Это старая история.

— По моим сведениям эта история стала крайне актуальна.

Гусев внимательно посмотрел на Зайлера. Согласие германского шпиона помочь русскому коллеге выглядело странно.

— Герр Зайлер, вас не волнует то, что мой кузен будет меня покупать? В России заблокировали отъезд двух последних пароходов с казаками. Готовится пересмотр «Устава о воинской повинности» и «Положения о воинской службе казачьих войск». Всем четырем миллионам казаков запретят в любом возрасте выезд из страны. Выйти из казацкого сословия станет нельзя. Это кнут. А кузен привезет пряник — решение проблемы дражайшей Татьяны Ивановны.

— А чтобы вы господин Гусев смягчились, она привезет с собой вашего сына, — закинул удочку Зайлер.

Володя сделал покерфейс.

— Вам это зачем?

— Царь, как мне известно, пожадничал. Он живет в иллюзорном мире, а его советники в этом ему потакают. Он рассчитывает купить тигра по цене дворовой собаки. Наш аналитик гарантирует, что вы воспримете эту подачку, как оскорбление.

— Не стоит сгущать краски. У самодержца много важных, масштабных дел. Железная дорога в Китай стоит уже больше миллиарда рублей. А там еще порт, восстание… Занзибар для него мелочь. Далекая, ненужная. Царь, возможно, мельком просмотрел бумаги, — Гусев попытался сгладить негативную оценку, и поставить Зайлера на место.

— Эта железная дорога демонстрирует всю глупость советников царя. Россия попала во французскую кабалу, а пользы от дороги нет и не будет. Пустое надувание щек.

— То, что Германия не стала продлевать договор перестраховки с Россией оставит её в следующей войне вдвоем с Австрией против Франции, Англии и России. Такая война заведомо проиграна. И кто тут «щеки надувает»? — Гусев изобразил свою коронную жуткую улыбку.

— Прошу меня простить! Я недопустимо увлекся. Виноват, — Зайлер понял, что одно дело разговоры с германскими коллегами, и совсем иное дело бывший русский офицер. Пусть униженный и оклеветанный своим собственным начальством, но лояльный России.

Германский шпион раскланялся и ушел.

«Не стоило мне вступать с Зайлером в дебаты. Чем меньше говоришь, тем меньше получают враги информации. Устал с дороги — вот меня немец и подловил», — недовольно подумал Гусев.

* * *

«Постарел Семен Ильич, постарел. Всё еще полковник. Гадкий двоюродный брат Володя мешает карьерному росту?»

Женщина за тридцать, видимо, первая любовь настоящего Гусева, изображала радость. Холодная расчетливость в борьбе за права сына давно уничтожила остатки романтики.

Юноша, лет пятнадцати, с надеждой смотрел на Володю, ожидая от него хоть каких-то проявлений отцовских чувств.

Гусев изображал радость от встречи, но делал это фальшиво. Актер из него был неважный. Хорошо, что гости приехали к обеду и можно было вести неторопливую беседу о пустяках. Мари-Клер не стала проситься за обеденный стол с гостями, выполнив роль служанки, несмотря на то, что Жюли Гусев усадил на место хозяйки. Мало того, Володя попросил Зайлера отвезти её в самый дорогое ателье женской одежды и лучший ювелирный магазин.

— Вы нанесете обиду Татьяне Ивановне, — предупредил Гусева немец.

— Мне не нужны ни Кароль, ни Татьяна в моей торговле с начальством Семена Ильича. Условия, на которых они меня покупают — дерьмо. Вы сами мне это сообщили. Либо они дают мне настоящую цену, либо я торгуюсь с вами за германское дворянство, поместья и льготы. Татьяну я не видел шестнадцать лет. За это время у меня было много женщин моложе и интересней графини за тридцать, сказал полуправду Гусев.

Перед самым обедом Володя попросил француженок развлечь Кароля.

— Мальчик приехал в чужую страну. Устал, напряжен. Спойте ему песенку, потанцуйте с ним, поиграйте в фанты. Проявите свой артистизм.

Счет из ювелирного магазина заставил Гусева немного задуматься. Зато за обедом Татьяна Ивановна внимательно рассмотрела колье на Жюли, после чего была немногословна и задумчива. После обеда Володя предложил немного помузицировать, благо Мари-Клер прекрасно поет и играет на фортепьяно. Кароль, сын Татьяны Ивановны, пытался подпевать, хотя его французский был недостаточно хорош. Жюли весело смеялась, поправляла ошибки, и явно кокетничала с юношей. Когда Мари-Клер начала обучение молодежи фокстроту, Гусев предложил Семену Ильичу выйти покурить. Володя изображал из себя полного инвалида, передвигался с трудом. Эту роль он начал играть сразу по прибытии в Германию, рассчитывая на расставание с Жюли. Сейчас, в поединке с полковником, эта роль была еще важнее.

— Семен Ильич, дорогой мой брат, ты опять приехал спасти меня от неприятностей? Я так тебе обязан! Я так подвел тебя в прошлый раз!

— Что ты, Володя, мы же родня!!! Я старше тебя и обязан помогать всем, чем смогу. Мне удалось договориться о твоем почетном возвращении на родину. Прочти письма, — полковник подал Гусеву запечатанный конверт.

Володя прочел оба письма. Всё было ожидаемо. Три крошечных пряника от императора. Генеральское звание, пустая должность командира третьей пехотной гвардейской дивизии в Варшаве и подтверждение титула графа для Кароля. Второе письмо за подписью третьего заместителя канцелярии премьер-министра извещало о подготовленных указах. Запрет на выезд казаков из страны, пересмотр «Устава о воинской повинности» и «Положения о воинской службе казачьих войск». Запрет на выход из казацкого сословия. Нарушения приравнивались к дезертирству с конфискацией имущества казака и членов его семьи. Последний «кнут» касался непосредственно Гусева и его активов в России. Дворяне, уехавшие из страны без разрешения императора, могли лишиться дворянства. Их имущество могло быть конфисковано. Формально, могли конфисковать имущество близнецов Бузова, если опекуны не получат для них «визу на выезд».

«Каков засранец! Серега давно предлагал пристрелить этого коротышку. Заодно и канцелярию почистить надо», — спокойно решил Гусев.

— Семен Ильич! Это невероятно щедрое предложение. Чувствую, тебе пришлось дать кое кому на лапу? Гвардейская дивизия? Если бы это было год назад, когда я еще не был немощным инвалидом. Нет. Сейчас я буду лишь позорить нашу семью. Одноногий командир дивизии? Повод для насмешек и анекдотов! У меня есть встречное предложение. В низовьях реки Урал есть много бесхозных земель. Я готов выкупить у казны десять-пятнадцать тысяч квадратных километров в собственность. По разумной цене, — решил потянуть время Гусев.

— Володя! Это так неожиданно. Я даже не знаю, согласится ли император. Какую цену назначит министерство.

— Семен Ильич. Я могу через тебя передать чиновникам двадцать тысяч аванса? — Гусев старался улыбаться открыто, доверительно. Нужно было, чтобы полковник ему поверил.

— Ты ничего не сказал о Кароле и Татьяне.

— Я вернусь в Россию, встану на ноги. Если Кароль станет мне сыном, я решу вопрос самостоятельно. У меня будут для этого ресурсы. Сейчас мальчик для меня чужой, а Татьяна Ивановна… Я её уже не помню, прости.

— Это из-за Жюли? В России никто не запрещает иметь молодую прислугу. Обычно, жена проявляет терпение.

— Семен Ильич! Зачем ты мне рассказываешь прописные истины. Будто я никогда в России не жил. Видел я эти «гаремы».

— Почему со мной ехать не хочешь? Сам быстрее бы решил свой вопрос, — решил проверить Гусева на «глупость» полковник.

— Вот тут ты не прав. Как только я приеду в Россию всё сразу встанет. Зачем чиновничьим крысам спешить? В Германии я смогу обозначить сроки. Мало того, герр Зайлер уже намекал на альтернативу.

— Ты только не переигрывай!

— У России право первой купить «товар». Главное, чтобы не нашелся дурак, готовый предложить копейку. Через две недели я пришлю в Питер своего юриста.

* * *

На следующий день гости уехали в Россию. Прощались безрадостно. Лишь Жюли светилась счастьем. Она бесцеремонно обняла на прощанье Кароля и прошептала ему что-то такое, что тот заметно покраснел. Татьяна Ивановна не выдержала покерфейс, и бросила на Гусева взгляд, полный презрения. Володя одобрительно улыбнулся Каролю, отчего тот смутился еще больше. Зайлер собрался на вокзал контролировать посадку гостей в поезд. Немец отвечал за безопасность русских в Берлине. Гусев попросил Зайлера разрешить ему встретиться со своим юристом. Звонили из посольства и условной фразой предупредили Гусева о появлении Клячкина. Немец разрешил, он был в курсе переговоров. Не успел поезд увезти полковника в столицу, как Володя дал Сергею добро на убийство царя, и доступ к очередным двум сотням тысяч долларов. В разговоре опять всплыл вопрос бесплатных убийств дворян.

— Наверняка немцы готовы оплатить ликвидацию офицеров, это существенно ослабляет Российскую армию. Подготовить офицера дорого. Мало того, семье нужно будет платить пенсию. Убийства высших чиновников вносит неразбериху в управление государством и немцы также будут заинтересованы, — цинично заявил Гусев.

— Надо предложить немцам ценник, — согласился Клячкин, — но у фрицев свои пожелания. Их интересуют успешные и опытные офицеры, а меня офицеры-дворяне.

Глава 5

Николай счастливчик

Третьему заместителю канцелярии премьер-министра Генриху Адольфовичу Фонзильберу было далеко за пятьдесят. Он не подозревал, что его привычка возвращаться домой пешком спасла жизни двум десяткам его коллег. Первоначально Клячкин рассматривал вариант пожара в канцелярии. Однако изобразить случайность было бы крайне сложно. Другое дело — укол зонтиком. Яд кураре был опробован на десятке ученых, и ни разу полиция не заподозрила насильственной смерти.

Холодный мерзопакостный день не располагал к приятному променаду, но Генрих Адольфович привык всё делать по расписанию. Мелкая ледяная крошка била в спину, и это радовало. Чиновник во всем привык находить плюсы. На низенькой деревянной тележке у входа в кабак сидел, как обычно, безногий нищий. «Все, что нас не убивает делает нас сильнее». Генрих Адольфович вспомнил Ницше, и бросил инвалиду, приготовленную на пропой, копейку. Нищий забормотал «дай вам господи...», а чиновник ощутил укол в спину. Выходивший из кабака пьяница толкнул Генриха Адольфовича плечом прямо под колеса подъехавшего экипажа. Боли не было, смерть наступила мгновенно.

* * *

Встреча с «юристом», официально ведущим дела о соглашении, порадовала Клячкина. «Новая метла» еще не назначена, а чиновник, которому поручили временно вести дело Гусева, отложил папку в архив за смешные сто рублей. При этом что-то напутал в буковках и циферках, да так, что найти папку будет непросто.

Клячкину крайне важно было время. Убить царя было достаточно просто, можно было попросту взорвать весь второй этаж северо-западного ризалита Зимнего дворца. Но нужно было убить Николая так, чтобы смерть выглядела естественной, или случайной, или заказчиками выступали поляки, британцы, на худой конец барон Гинцбург, которого Сергей недолюбливал из-за ленских событий.

Членов ППС отстреляли еще год назад в Польше и Литве. Кульчицкого достали в Сибири. Выходов на глубоко законспирированные ячейки польских революционеров у Сергея не было. Связь с британским посольством была. Но агент казался Клячкину слишком важным, чтобы жертвовать им для прикрытия. Купить клерка Гинсбурга было вполне реально. Главное — не показывать до конца операции для чего его покупают. Заодно, Клячкин решил выбрать жертву среди сорока тысяч поляков, живших в столице. Ему показалось забавным использовать для этих целей редактора газеты «Край».

Конспиративная квартира никогда не использовалась боевиками анархистов, и располагалось в цоколе. К тому же, из крошечной кладовки можно было попасть в подвал соседнего дома, имевшего выход на соседнюю улицу. Клерка и редактора связали сразу. Заткнули им рот и посадили рядом с приямком, чтобы выстрелы в оконный проем могли их достигнуть. В карманы будущим жертвам положили письма с намеками на убийство царя. Боевики ушли, осталась невысокая жилистая женщина, работающая акробаткой в цирке. Она была одета, как гимназистка. Сверху был накинут длиннополый плащ с капюшоном, чтобы брызги крови еврея и поляка не попали на одежду. Женщина положила на табурет два револьвера, которыми должна будет вооружить трупы клерка и редактора, высыпала немного патронов, и приготовилась ждать полицию. Время тянулось медленно. Полиция могла пропустить мимо ушей донос информатора. Наконец, кто-то забарабанил в дверь. Грубый простонародный голос потребовал «Откройте, это дворник». Так, будто он генерал. Женщина выстрелила, заранее зная, что пуля не пробьет толстую дубовую дверь. Дворник выругался и ушел. Полиция начала стрелять в оконный проем. Женщина встала сбоку от окна и расстреляла оба револьвера, не целясь. Ответный огонь полицейских был крайне удачен. Обе жертвы были ранены. Женщина зарядила по одному патрону в каждый револьвер, вложила их в руки жертв и поочередно добила клерка и редактора. Трупы лежали неудобно, и потребовалось время, чтобы снять путы и вынуть кляпы. В кладовке дверь в подвал была уже открыта. Чтобы закрыть дверь прошлось повозиться. Нужно было не только задвинуть засов, но и завалить дверь остатками досок. Перед выходом из здания «гимназистка» сняла плащ, сунула его под лестницу и внимательно осмотрела себя в зеркальце.

* * *

Двое нищих подошли к временному забору вокруг садика у северо-западного ризалита Зимнего дворца. Забор поставили еще летом, чтобы как то обеспечить безопасность царя при его прогулках в саду. Важный унтер тут же пришел прогнать нищих. Раздалось два негромких хлопка и гвардеец повалился на мостовую. Один из террористов потащил труп унтера к Неве, второй, с немецким карабином за спиной, полез на стрелу крана, возвышающего над забором метров на десять. Царь, гуляющий по дорожке, представлял собой прекрасную мишень. Террорист не стал забираться слишком высоко. Как только его голова показалась над уровнем забора он стал готовиться к выстрелу. «Божий помазаник», — билась в голове профессионального убийцы, мешающая целится мысль. Последние три десятка жертв не вызывали у него эмоций, но царь… Гвардеец, в десятке метров от Николая II, увидел убийцу, дико закричал и бросился закрыть царя своим телом. Террорист поспешно выстрелил, и сполз по стреле крана на мостовую. Карабин полетел в Неву, а убийца бросился проч от Зимнего Дворца.