Институт экстремальных проблем. Часть 3. Катастрофа

— Макс! Что ты за начальник? Всякий руководитель должен начинаться с ремонта своего кабинета, а у тебя наоборот — весь опорник отремонтирован, кроме твоей каморки! — выговаривала брату Ирина, накрывая на стол. — Вместо газеты ничего нет? Как бомжи на вокзале сидеть будем?!

— Нет, Серега, ты слышишь? И эта особа еще смеет обвинять меня, — подчеркнул Максим последнее слово, — в том, что я ее постоянно воспитываю! — Потом он стал серьезным. — Парни, — Устюгов имел в виду своих коллег из области, не имевших жилья в городе, — живут здесь, прямо на рабочем месте, к семьям, в лучшем случае, раз в неделю выбраться могут, а я каждый день домой ухожу. Так кому, по-твоему, в первую очередь нужно приличную комнату сделать?

— Ничего не изменилось... — покачал головой Сергей. — Тут еще нормально, а у нас опорник в подвале был, мыши прямо по ногам бегали.

— У тебя где участок был?

— Завод стройконструкций знаешь за старым автовокзалом?

— Та еще дыра! — кивнул Устюгов, разливая по стаканам коньяк. — Контингент — не приведи господь... Понимаю, почему ты уволился, но жалко, когда такие парни от нас уходят. — Маским вздохнул. — Ну, давайте, за встречу! И за то, чтобы больше не терять друг друга!

— За встречу, — кивнул Томский.

Коньяк оказался очень приличным.

— Помнит, собака, как я его проверял, — недобро усмехнулся Устюгов, вспомнив, как засуетился продавец, он же хозяин магазина, когда Максим зашел внутрь. — Наверняка все так же паленкой приторговывает, нужно будет как-нибудь его навестить.

— Все о работе да о работе, — остановила брата Ирина. — Расскажи лучше, где и как вы с Сергеем встретились, а то из него, по-моему, ни слова о нем самом не вытянешь.

— Правда, что ли? — ухмыльнулся Максим, а Томский молча улыбнулся.

Устюгов начал довольно сбивчивый рассказ о том, как часть их взвода, который почти полностью состоял из участковых, попала в засаду на окраине какого-то села, название которого Ирине ни о чем не говорило. Она поразилась — Максим ни разу ни одним словом не обмолвился о своих командировках, ни о чем не знали не только родители и его жена, но даже Павел, с которым как со старшим братом Максим делился всем с раннего детства.

— Короче, сидим мы, забились в тот подвал, как суслики, подсчитываем, у кого сколько патронов осталось, и понимаем, что нам каюк. — Максим налил еще коньяка себе и Сергею. Ирина наблюдала за действиями брата со все возраставшим неодобрением, но с интересом слушала его рассказ. — А снаружи какая-то гнида изгаляется над нами: "Эй, менты, сдавайтесь по-хорошему! Бросайте оружие и выходите — тогда целиком вас похороним, ничего не отрежем!" Майор наш, даже в потемках видно, зеленый от страха стал — он в армии, кроме бумажек, ни хрена не видел, надеялся до пенсии досидеть на тихой должности в отделе учета, а тут такой водевиль! Парни тоже приуныли слегка, слышу, обсуждают, не оставить ли последний патрон для себя. — Устюгов выпил коньяк одним глотком, а Томский только пригубил. — И тут, как снег на голову, на нас откуда-то сваливается наш родной спецназ. Все в камуфляже, даже морды разрисованы, одни глаза светятся, особенно у этого котяры! С ним еще двое ребят, оружия при них — целый арсенал! Поделились с нами, моментом оценили обстановку и давай мочить этих ублюдков спокойно так, будто на компьютере в стрелялку играют. Серега, значит, чуть какое движение заметит и, как снайпер, аккуратненько снимает очередного чеченца, или кто они там были. Затем у нас вышла небольшая пауза, связанная с некоторыми техническими проблемами, и эти уроды решили, что перестреляли всех и полезли добивать нас. Зря они так сделали! Серега одному двинул разок — тот с перебитой шеей так и остался валяться, где стоял, а из других его парни при некотором нашем содействии кишки выпустили. Ладно, Ирка, не поджимай губы! Там дела такие — не мы их, так они нас! — бросил Максим сестре, заметив выражение ее лица, и продолжил: — А потом, когда все закончилось, Серега нашему майору такой грох в горох устроил, что тот пожалел, что на белый свет родился! Поэма! Симфония!

— Да ладно, брось, — произнес Томский, осторожно посматривая на Ирину, — ничего особенного там не произошло. Мы вполне могли оказаться в такой же ситуации, и тогда ты спасал бы нас.

— Боюсь, что у нас так не получилось бы — все-таки в нашей службе ребята с таким опытом, как у тебя, почти не встречаются. Спецназ, десант...

— Машина для убийства, хочешь сказать, — хмуро бросил Сергей.

Никто не знал, даже матери не рассказывал Томский, какие переживания скрывались за его внешним спокойствием. Несколько месяцев после возвращения его по ночам мучили кошмары — то он убивал кого-то, то пытались убить его самого. Сергей просто чудом не получил ни царапины, хотя попадал в переделки покруче той, о которой рассказал Максим, но многие из его знакомых и друзей были ранены, а кое-кто даже погиб, и очень часто во сне он оказывался среди крови и смерти, пытался спасти кого-то, но не мог. Вокруг него вырастали стены из сочившихся кровью черных пластиковых мешков, в которых были тела его убитых друзей, они закрывали небо и солнце и начинали рушиться на него, своей тяжестью придавливая к земле и не давая не только пошевелиться, но даже вздохнуть. Сергей просыпался среди ночи от собственного крика и боялся, что мог разбудить всех вокруг, но оказывалось, что кричал он во сне, и ни единого звука не вырывалось из его души наружу. Все также сопела, уткнувшись в подушку, Татьяна, и, самое главное, мирно спал трехлетний Алешка. Томский вставал, поправлял сынишке сбившееся одеяло, уходил на кухню и иной раз сидел там до утра. Глушить воспоминания таблетками или алкоголем, как делали многие, Сергей не хотел, потому что видел, к чему это приводит. Со временем сны о войне постепенно не то чтобы прекратились, но перестали быть настолько реалистичными и уже не тревожили его до такой степени, и исчезла привычка просыпаться каждые полчаса на несколько секунд для того, чтобы оценить окружающую обстановку.

Ирина сидела молча и временами украдкой поглядывала на Сергея, открывшегося ей с новой стороны. Она давно поняла, что за всегдашней невозмутимостью, которую со стороны можно было принять за холодное равнодушие, таятся эмоции, скрываемые Томским из опасения, что его мысли, чувства и сам он никому не интересны, а в том, что за неторопливостью, даже медлительностью, скрывается молниеносная реакция, Ирина убедилась прошедшим днем.

Бутылка опустела уже на две трети, когда в опорном пункте начал надрываться телефон. Максим даже не сдвинулся с места.

— Меня нет, — он кинул на аппарат шапку.

Через несколько секунд телефон затих, но почти сразу же в кармане заголосил мобильник. Максим посмотрел, кто звонит, и с нескрываемым отвращением нажал на кнопку ответа.

— Вот сволочи! Посидеть спокойно не дают!

— Что там? — спросил Томский.

— На труп вызывают, — буркнул Максим. — Одного деда уже неделю не видели, а сегодня, соседи говорят, из квартиры вонять начало. Нужно вскрывать, смотреть, что там. Придется идти... Наизобретали всякой дряни, теперь в любой момент дернуть могут, нигде не скроешься. — Он с досадой сунул мобильник в карман и встал. — Серега, дай свой телефон, — спохватился Устюгов, закидывая в рот полпачки жевательной резинки, — и не теряйся больше. Хотя, — он улыбнулся чуть насмешливо, — теперь я знаю, как, вернее, у кого тебя найти.

Как в дежурной части, ему пришлось уворачиваться от сумки Ирины, которая летела ему прямо в голову.

— Сейчас еще на один труп твоих коллег вызывать придется, — сердито сверкая глазами, пообещала она.

— О! Видал?! Серега, ты понял, с кем связался?! — захохотал Максим. — Если моя сестрица будет вот так же на тебя кидаться, я эту особу нейтрализую, только скажи, если понадобится.

— Не понадобится, — Ирина вдруг смущенно порозовела и опустила глаза. — Не понадобится... — повторила она.

Прохожих на улице было совсем мало, потому что никому не хотелось без особой необходимости в потемках ходить по обледеневшим тротуарам. Ирина несколько раз поскальзывалась на своих высоченных шпильках, но каждый раз Томский успевал вовремя подхватить ее. Он крепко прижимал Ирину к себе, а ей было очень приятно чувствовать такую поддержку. Ира попробовала расспросить его о том, как он работал в милиции, но Сергей не хотел говорить об этом.

— Работа тяжелая, порой грязная в самом прямом смысле этого слова, когда какого-нибудь бомжа приходится из подвала, где он неделю мертвым пролежал, вытаскивать. Это только в кино все выглядит красиво: погони, драки, после которых, заметь, рубашка на герое остается белоснежной, следователь ведет с подозреваемым философские беседы о смысле жизни, а в реальности... Кроме повседневной работы на участке, то усиление, то оцепление, то облава на проституток или наркоманов. Я всегда боялся притащить домой какую-нибудь заразу после очередного рейда по притонам. Нет, Иришик, давай не будем об этом. Расскажи лучше еще что-нибудь о Петербурге, я никогда там не был.

— Пойдем ко мне домой. Рассказывать мало, нужно смотреть на него, пусть снимки у меня совсем не того уровня, как ты делаешь, но кое-что разобрать можно, — предложила Ирина. — Да и куртку твою нужно зашить — она сбоку по шву лопнула.

— Ира, мне неудобно. Получается, я напросился к тебе, — Сергей приостановился.

— Ничего подобного, — улыбнулась Ирина. — Пошли без разговоров.

* * *

Телевизор бубнил что-то свое, его никто не слушал. Недопитый чай и недоеденная пицца давно остыли. На диване лежали кучи фотографий, которые когда-то давно делала Ирина старым отцовским ФЭДом. Сергей с интересом разглядывал снимки, очень многие из которых были сделаны с необычного ракурса, и места, давно знакомые по открыткам, книгам и альбомам, выглядели на них необычно и порой узнавались не без труда.

На некоторых фотографиях были Ирины однокурсники, друзья и знакомые, она кратко рассказывала Томскому о них, по большей части о своей лучшей подруге Инге, о которой Сергей слышал днем. Два снимка Ирина молча отложила в сторону. На фоне одного и того же пруда с черными и белыми лебедями сначала была сфотографирована она, а на другом снимке был парень, чем-то напоминавший Медведева. Томский чуть вытянул шею, стараясь лучше рассмотреть фотографию. Ирина заметила это.

— Игорь, мой бывший муж, — сказала она с нескрываемой досадой.

— На Вадима похож, — сказал Томский, стараясь, чтобы это прозвучало равнодушно.

— Да, только ростом пониже.

По изменившемуся голосу Ирины Сергей понял, что этот разговор ей неприятен. Возникла неловкость, и Томский подумал, что ему лучше было бы не заметить тот снимок. Обстановку разрядил другой, на котором был Ирин брат в компании нескольких мужчин.

— Он геолог? — удивленно спросил Сергей, обратив внимание на спецовку Максима и буровую установку за его спиной.

— Как и все у нас в семье, — Ирина облегченно улыбнулась, обрадовавшись тому, что разговор перешел на другую тему.

— А работает в милиции?

— Где он только не работал, когда перестали платить зарплату, — Ирина пожала плечами. — Был брокером на бирже, страховым агентом, риелтором, таксистом — за все брался, чтобы на жизнь заработать, только на рынке не торговал. Они с женой тогда по врачам ходили, выясняли, почему нет детей, а эти обследования почти все платные и недешевые, по себе знаю... — Ира расстроенно замолчала.

Сергей замялся, не зная, что сказать.

— Родители долго переживали, — вздохнула Ирина, — ни Макс с Машей им внуков не родили, ни у меня ничего не получилось. И вроде бы все в порядке, а в результате...

Она прикусила губу и, порывисто встав с дивана, ушла на кухню. Томский выждал минуту и отправился за ней. Ирина курила, стоя под открытой форточкой. Сергей осторожно прикоснулся губами к ее волосам.

— Тебя не продует? — спросил он, почувствовав льющийся поток холодного воздуха.

Ирина молча пожала плечами, но загасила сигарету и закрыла форточку.

— Еще не все потеряно, — тихо сказал Сергей, — ты ведь совсем молодая, еще все может быть.

— Нет, Сережа, не может, я в чудеса не верю, — горько улыбнулась она, и столько отчаяния увидел Томский в ее повлажневших глазах, что ему показалось — кто-то ножом резанул его по душе.

— А я верю, — упрямо сказал он и так светло улыбнулся, что Ирины слезы испарились, как капли росы, попавшие под лучи жаркого солнца.

Она улыбнулась в ответ и потянула Сергея назад в комнату к фотографиям, разложенным на диване.

— Брата в милицию сманил его одноклассник, Макс никогда о такой работе не помышлял, но пошел туда от безысходности. Сначала ему было очень тяжело, а потом привык, втянулся и теперь уже никуда не уйдет, хотя постоянно грозится это сделать. Если бы он мог устроиться по специальности... — Ирина только махнула рукой. — От геологии совсем ничего не осталось, работают или пенсионеры, вроде моих родителей, или те, кто крутится, пробавляясь единичными заказами, как Сокольский. Я часто смотрю на мальчишек, — Ирина говорила о своих дипломниках, — и не знаю, что они будут делать после института. Вместе со отцами перебиваться случайными заработками? В двадцать лет на это можно пойти, но дальше-то что? Жениться, заводить детей — для этого нужна стабильность, а где ее взять?

Томский молчал, думая о том, что и он в свое время вынужденно пошел работать в милицию, и только случай помог изменить жизнь, на что он никак не мог решиться.

— Как все-таки тесен мир, — задумчиво произнесла Ирина, снова возвращаясь мыслями к встрече Сергея с ее братом. — Все кажется таким огромным, в нашем городе больше миллиона живет, а как иногда люди и судьбы пересекаются — просто поражает.

— Для меня главное, что мы с тобой встретились, — Томский прижал обе Ирины ладони к своему лицу. — Я думаю, это произошло не случайно, мне кажется, что я всю жизнь ждал именно тебя, ждал, когда ты появишься. Банально? Может быть. Я не умею говорить так красиво, как наш Илья, не знаю, какие найти слова, чтобы ты мне поверила. Я люблю тебя, люблю с того самого момента, как увидел около склада того мальчишку, который оказался девчонкой, с того момента, как увидел сердитые синие глаза. И совсем пропал, когда строгость в тех глазах исчезла, они оказались добрыми и ласковыми. Если ты меня полюбишь, я буду самым счастливым человеком на свете. Только не говори, что ты не сможешь этого сделать, ничего не говори, если не любишь, оставь мне хотя бы крохотный шанс.

Голос Сергея звучал глухо, потому что он говорил, спрятав лицо в Ириных руках. Она обхватила его голову, приподняла ее и заглянула в зеленые глаза, наполненные ожиданием.

— Ты очень милый, славный, хороший, Сережа, ты мне очень нравишься, — повторила она то же самое, что говорила в лаборатории, и вдруг сама поцеловала его куда-то в висок.

— Все! Не говори пока больше ничего, пожалуйста! Не нужно! — взмолился Сергей. Он боялся услышать продолжение: "Но я никогда не смогу тебя полюбить!"

Ира ничего больше не сказала, она только молча ерошила его волосы. Томский в порыве радостной надежды прижал ее к себе и покрыл поцелуями лицо. Близость такого желанного тела опьянила Сергея гораздо сильнее, чем выпитый с Максимом коньяк. Губы Томского легко скользнули по виску, далее от маленького уха вниз по шее к ключице, а затем еще ниже. Что-то произошло. Ира сидела так же неподвижно, рука ее прикасалась к затылку Сергея, только пальцы дрогнули и немного напряглись.