Институт экстремальных проблем. Часть 3. Катастрофа

— Прислуга?! Не смей так говорить! — чуть не вскрикнул Илья. — У меня никого нет, я один. То есть, у меня и родители живы, и брат есть, и сестра, не говоря уже о дальних родственниках, но я не хочу иметь с ними ничего общего. Ты будешь для меня всем на свете, моей королевой, султаншей, кем захочешь, — Илья еще крепче прижал ее к себе и нашел губами ее губы. Она несмело ответила на его поцелуй.

Спасатель прислушался и потянулся за комбинезоном.

— Гляну, что с этим парнем, — успокоил Илья девушку. — Завернись в мою куртку, так тебе будет тепло, и постарайся заснуть. Во сне время быстрее идет.

— Нет, я с тобой!

Раздался шорох одежды. Спасатель почувствовал острый локоть, задевший его, машинально включил фонарь, забыв о просьбе девушки, и увидел водопад блестящих темных волос, почти полностью скрывший ее тело. Наиля стыдливо загородилась от его взгляда его же собственной майкой, но Илья успел заметить высокую грудь, тончайшую талию и стройные бедра.

Она застенчиво разглядывала его мощную фигуру, выглядевшую рельефнее, чем обычно, в косом неярком свете фонаря, потом положила майку на пол, выпрямилась, встав на колени, и двумя руками откинула назад тяжелые волосы. Ее доверчивый взгляд говорил: "Я вся твоя!" У Ильи пересохло в горле — такая неземная красота предстала перед его глазами. Он потянулся к нежной щеке, но Наиля перехватила его руку и прикоснулась губами к израненной ладони. Запястье, плечо, шея, грудь... Все ниже и ниже скользили губы. Илью обдавало то жаром, то холодом, если бы в этот момент на него рухнул еще один "Атлант", он просто не заметил бы этого. Исчезли мрак, холод и сырость подвала, мешковина, брошенная поверх картона, превратилась в тончайший шелк. Были на какое-то время забыты боль и смерть, окружавшие их.

— Ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Волосы твои как стадо коз, сходящих с горы Галаадской, как лента алая губы твои, половинки гранатового яблока — твои ланиты под кудрями твоими. Шея твоя как столп Давидов, тысяча щитов висит на нем, — "Песнь песней" шептал он Наиле, чувствуя себя не просто царем Соломоном в блеске славы и могущества, а повелителем всей вселенной.

Илье изнемогал от невозможности высказать свое чувство, ему впервые в жизни не хватало слов, и он без стеснения заимствовал чужие, прочитанные в незапамятные времена, но, оказывается, не забытые. Память чудесным образом оживила их, и сама душа Ильи, казалось, водопадом извергала из себя строки великих поэтов.

The forward violet thus did I chide:

Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells,

If not from my love's breath? The purple pride

Which on thy soft cheek for complexion dwells

In my love's veins thou hast too grossly dyed.

The lily I condemned for thy hand,

And buds of marjoram had stol'n thy hair:

The roses fearfully on thorns did stand,

One blushing shame, another white despair;

A third, nor red nor white, had stol'n of both

And to his robbery had annex'd thy breath;

But, for his theft, in pride of all his growth

A vengeful canker eat him up to death.

More flowers I noted, yet I none could see

But sweet or colour it had stol'n from thee.

— Это стихи о цветах? — Наиля узнала некоторые слова, которые почти на всех языках звучат одинаково.

— О красоте любимой женщины, которой завидуют цветы, — Илья еще крепче обнял девушку. — Перед твоей прелестью завянут от стыда самые роскошные розы и диковинные орхидеи, они ничтожное обрамление для такой красоты.

Английский показался Илье недостаточно благозвучным, и он перешел на итальянский.

Benedetto sia 'l giorno, et 'l mese, et l'anno,

et la stagione, e 'l tempo, et l'ora, e 'l punto,

e 'l bel paese, e 'l loco ov'io fui giunto

da'duo begli occhi che legato m'anno;

et benedetto il primo dolce affanno

ch'i' ebbi ad esser con Amor congiunto,

et l'arco, et le saette ond'i' fui punto,

et le piaghe che 'nfin al cor mi vanno.

Наиля, не шевелясь, лежала в его объятиях и слушала певучую чужую речь.

— Это итальянский? Как красиво! — Девушка нежно коснулась его лица. — Откуда ты знаешь столько языков? Ты жил за границей?

— Нет, я там ни разу не был, языки — это все школа да институт. Только я недоучка — ушел после третьего курса.

— Почему? — удивилась Наиля.

— Мне стало неинтересно, да и переводчиком работать не хотелось. Какой интерес пересказывать одному человеку то, что сказал другой? Скукота! — Илья даже зевнул и признался: — Но еще большая скукота — заниматься железками. Я потом три года проучился на радиофаке, но так и смог заставить себя проникнуться любовью к технике, тоска берет от всего этого. Я с живыми людьми хочу общаться, а не с мертвой материей.

— Тебе нужно было стать врачом, — вдруг сказала Наиля. — У тебя очень добрые руки.

— Не только ты так думаешь, но теперь поздно об этом говорить, я уже слишком старый для того, чтобы учиться, — улыбнулся Илья. — Да и незачем. Мне нравится работа в службе спасения, ребята у нас просто отличные, командир — классный мужик, а начальник — каких вообще нигде не сыщешь!

Илья начал рассказывать о своих товарищах, вспоминая разные истории, происходившие во время работы, выбирал самые забавные, такие, как операция по спасению застрявшего в дымоходе Деда Мороза. Ему хотелось, чтобы Наиля хоть на миг забыла о том ужасе, который окружал их со всех сторон, но страшная действительность не отпускала их от себя — время от времени нужно было навещать Егора. Прошло уже несколько часов после укола, но охранник все еще спал, во всяком случае, еда и питье, оставленные ему, были нетронуты. Илья, каждый раз возвращаясь к девушке, пытался связаться с ребятами и, когда это у него получалось, радостно пересказывал ей все, что узнавал от Сергея, Дениса или других спасателей. Наиля так доверчиво прижималась к Илье, слушая его, что у того замирало сердце. Он охранял, боясь пошевелиться, ее сон, когда Наиля засыпала, и лишь когда она пробуждалась после недолгой дремоты, нежными поцелуями снова начинал ласкать ее, стараясь отогнать печальные мысли, вновь читал стихи и даже строил планы на будущее.

— Мы с тобой поженимся, как только выберемся отсюда. — Илья ни секунды не сомневался, что так все и произойдет. — У нас родятся четверо детей — два мальчика и две девочки, — мечтал он. — Девочки будут такие же красивые и нежные, как ты.

— А мальчики будут походить на тебя, они вырастут такими же смелыми, сильными и добрыми, как их папа, — счастливо вторила ему Наиля.

— В большой семье никто не почувствует одиночества... — Илья прервался на мгновение и прислушался.

Наиля вдруг тоже встрепенулась:

— Я что-то слышу!

— Не пойму, что это. Останься здесь, а я посмотрю, что с Егором.

— Это с другой стороны. Нас нашли?

— Да, может быть, ребята разобрали какой-нибудь завал и добрались до нас. — Илья, не включая фонарь, начал натягивать комбинезон. — Но они дали бы знать о себе.

Наиля схватилась за одежду.

— Я одна здесь не останусь, пойду с тобой!

Звуки шли со стороны склада, где они побывали раньше. Илья вспомнил, что Сергей сказал о нем как о хорошем ориентире и просил далеко не уходить. "Если бы не охранник, то можно было бы устроиться и в помещении склада", — думал спасатель, протискиваясь между обломками, завалившими коридор. Ему показалось, что в прошлый раз он передвигался свободнее, возможно, обрушившиеся конструкции продолжали оседать. Илья взял за руку Наилю, которая пробиралась вслед за ним. Несколько раз он проверял телефон, но сигнал сети отсутствовал.

Кто-то колотил в дверь грузового лифта, которая была почти полностью засыпана кусками бетона. Илья с трудом подобрался к ней и стукнул по металлу. В ответ раздались женские голоса. Илья не разобрал ни слова, но понял, в шахте лифта находятся люди, уцелевшие, как и он с Наилей, во время взрыва.

Открыть покореженные двери грузового лифта Илье удалось, только сконцентрировав энергию. Этому приему спасателей обучила Светлана. Наиля с восхищением и немного с ужасом смотрела на Илью, когда он разжимал створки, ухватившись за металлическую окантовку на краю. Ей показалось в неярком свете фонаря, что плечи Ильи стали намного шире, так вздулись мышцы от нечеловеческого усилия, вены сетью переплетенных канатов проступили под кожей. Закончилось тем, что кусок двери просто оторвался, как если бы она была сделана не из стали, а из тонкой алюминиевой фольги. Илья ошеломленно смотрел на кусок металла, выскользнувший из его рук, как вдруг его ноги подогнулись от резкой слабости, он пошатнулся и упал. К нему бросились две девушки, через образовавшуюся дыру выбравшиеся из шахты. Опередив их, к спасателю кинулась на помощь Наиля.

— Что с тобой? — Ее руки не смогли бы удержать его, но их прикосновение придало сил.

— Ерунда, сейчас пройдет.

Илья встал на четвереньки и помотал головой, потом сел среди обломков. Уже три пары женских рук придерживали его за спину, еще два перепуганных лица склонились над ним.

— Целы? — спасатель внимательно рассматривал девушек. — Вы откуда? Еще кто-то с вами есть?

Он попробовал встать, но не смог. Ноги не слушались Илью, и он снова опустился на пол. Перебивая друг друга, временами всхлипывая, Галя и Наташа, девушки, работавшие в меховом магазине на пятнадцатом этаже, рассказали, что их отправили на склад за товаром, и они решили прокатиться вниз на грузовом лифте, хотя это было запрещено. В двенадцать часов, когда произошли первые взрывы, погас свет, а лифт остановился между первым и вторым этажами, они испугались только того, что директор магазина лишит их премии, если обнаружит своих продавщиц в грузовом лифте, и поэтому не рискнули пользоваться мобильниками и не стали звать на помощь в надежде, что электричество вот-вот починят, они благополучно приедут на склад, потом вернутся в магазин с несколькими тюками шуб, и никто ничего не узнает. Девушки просидели в темноте два часа, и за это время ничего, как они рассчитывали, не починили. Они уже замерзли в своих легких костюмах, недоумение переросло в страх, но, когда они все-таки решили позвать на помощь, все вокруг затряслось, загрохотало, лифт начал рывками двигаться вниз, а на его крышу стало валиться что-то тяжелое. Ни Галя, ни Наташа в самом страшном сне никогда не переживали ничего подобного. Что произошло, они не знали и, догадавшись, что падают вместе с лифтом вниз, благодарили случай за то, что под ними было только два этажа; они не подозревали, что двадцать с лишним этажей рушатся на них.

Когда все стихло, лифт перестал содрогаться, девушки долго не могли очнуться от пережитого ужаса и какое-то время просто не могли заставить себя двигаться. Кроме ушибов и ссадин от какого-то ящика, оказавшегося в лифте, других травм они не получили и, придя в себя, попробовали позвать на помощь. Никто не откликнулся, телефоны не работали, им нужно было рассчитывать только на собственные силы. Открыть двери лифта они, конечно, попытались, но не смогли разжать их голыми руками и решили, пользуясь заколкой для волос и маникюрной пилкой, снять с потолка панель со светильником. При подсветке мобильника они по очереди забирались на ящик и через несколько часов усилий с трудом вывернули все шурупы. Когда Галя с Наташей отодрали пластину, через образовавшееся отверстие в лифт упало несколько кусков бетона. Соорудив шаткую пирамиду из них и ящика, они выбрались на крышу лифта. Кромешную тьму подсветка телефонов разогнать почти не могла, но Галя заметила всего в метре над лифтом ведущие на этаж металлические двери, между которыми была щель в несколько сантиметров. Сквозь нее ничего не было ни видно, ни слышно, но девушки начали звать на помощь и колотить по металлу. Эти звуки и услышали Илья с Наилей.

Илья немного восстановил силы, пока слушал девушек, и рассказал им, что знал о случившемся с "Атлантом" и о том, что помощь к ним уже идет. Он проверил мобильник — слишком слабый сигнал сети не позволил связаться ни с кем наверху, звонок все время срывался.

— Ничего страшного, о нас уже знают, — успокоил Илья девушек. — А вы молодцы — не растерялись, не испугались, сообразили, как выбраться наружу, — похвалил их спасатель, с помощью Наили вставая с пола.

— Испугались, еще как! — рассмеялась Наташа так звонко, будто ничего не произошло.

Она смеялась и все никак не могла остановиться, и внезапно смех перешел в рыдания. Галя обняла ее: "Наточка, успокойся!" — но девушка уже ничего не воспринимала. Илья крепко прижал к себе сотрясавшееся от рыданий тело и вдруг приник к ее губам страстным поцелуем.

— Что?! Почему?! Зачем?! — Наташа стала испуганно вырываться из рук спасателя.

— Исключительно в рамках проведения спасательных мероприятий. Больше не буду. — Илья осторожно вытер с Наташиных щек слезы и заглянул ей в глаза. — Никогда не смогу ударить женщину, даже если нужно прекратить ее истерику. По собственному опыту знаю, что хороший поцелуй в таких случаях тоже неплохо помогает.

— Оригинальное средство, — Наташа всхлипнула в последний раз и слабо улыбнулась.

* * *

Воскресный день заканчивался. Оранжевые оттенки узора жизни Медведева стали ярче, местами они даже начинали переходить в желтый цвет, но и тусклых красных пятен оставалось еще много. Светлана ощутила рядом Олега. Она немного ослабила концентрацию сознания, частично вернулась в реальный мир и вопросительно посмотрела на него. "Поднимай понемногу температуру. Заканчиваем кости собирать", — тихо сказал Худяков. Светлана прикрыла глаза в знак согласия и глубоко вздохнула. "Помочь тебе?" — Олег положил ладонь на ее шею, но в этот раз Светлана почему-то не воспользовалась его энергией.

Вадиму вливали огромное количество крови и еще каких-то растворов, Светлана почти физически ощущала это. Сейчас ей нужно было вернуть организму Медведева нормальную температуру и способность функционировать самостоятельно, без ее помощи, но нужно было не дать ему прийти в сознание. Поэтому Света очень осторожно, очень медленно, по доле градуса повышала температуру, направляла ритм сердца, заставляла легкие чаще расширяться. Что-то случилось в предутренние часы понедельника, когда температура поднялась почти до нормального уровня, как вдруг произошел сбой в деятельности легких.

— Я не контролирую дыхание, — в операционной раздался громкий, но пока спокойный голос Светланы. Пульс она еще могла удержать, хотя и с трудом.

Кое-кто из врачей вздрогнул от неожиданности — они уже давно обращали на непонятную участницу операции, вторые сутки сидевшую без единого движения, немногим больше внимания, чем на стоявшую в операционной различную аппаратуру.

Анестезиолог, скучавший на протяжении всей смены, моментально подключил аппарат искусственной вентиляции легких.

— Не больше десяти в минуту, — подала команду Светлана.

Анестезиолог не без колебаний послушался.

Светлана изо всех сил старалась привести в соответствие искусственно навязываемый ритм дыхания, температуру тела и биение сердца, которое вырывалось у нее из-под контроля. Оно то пропускало удары, словно задумываясь, то начинало частить, стараясь протолкнуть кровь в сосуды. "Димка, дыши, пожалуйста, дыши сам. Не уходи, ты нужен мне, я это только сейчас поняла", — ее начинало захлестывать отчаяние, и она сама стала терять последние силы.