Московский Лес

— Ну, это ты зря. Если на твоей территории кто-то завёл торговлю — с него непременно надо гро?ши брать. Иначе, какая от этого радость?

Малиновские дела не особенно интересовали егеря. Но в нововведениях старосты Панаса Вонгяновича Вислогуза угадывалось влияние Золотых Лесов — многочисленной, активной и мощной общины, образовавшейся возле Московского Университета и замкнувшей на себя его контакты с лесовиками. Золотолесцы давно пытались подмять под себя коммерцию всего правого берега реки, от Филей до парка Культуры, и Малиновка в этом раскладе была важным опорным пунктом восточного, правого фланга их "зоны интересов".

— А правда, что у Говняныча кум в Универе? — спросил Коля.

Челноки и нагатинцы, недолюбливавшие малиновского старосту за скаредность и редкое даже для выходца из Малороссии хитрованство, прилепили ему непочтительное прозвище — вполне, по мнению Сергея, заслуженное.

— У дядьки Панаса-то? Кум. Заведует складом на кафедре ксеноботаники.

— Пустили козла в огород...

Нос пироги уткнулся в дощатые мостки. Белобрысый парубок в портках из домотканины и замызганной вышиванке сунулся зацепить берестяной борт багром, но Коля-Эчемин так цыкнул на него, что мальца словно ветром сдуло. Но далеко он не убежал — уселся на корточки за перевёрнутой плоскодонкой и принялся с интересом наблюдать за гостями. У крайней хаты забрехала барбоска — навстречу гостям спешил кто-то из селян.

— Ну вот... — Коля выбрался из пироги и накинул на вбитое торчком бревно верёвочную петлю. — Подай-ка оленебой, ага... Сейчас скажу баньку истопить, попаримся, перекусим, горилки откушаем. А как стемнеет — к Кузнецу: когда подплывали, его пацан с моста рукой махал. Значит — ждут.

История градостроительства знает много "жилых" мостов. Парижские, превращённые в торговые улочки; флорентийский мост Понте-Веккьо, мост Кремербрю?ке в немецком Эрфурте, "Мельница на мосту Вернон", увековеченная Клодом Моне — при желании список можно продолжать. В самом деле, это удобно: и оборонять, в случае чего, проще, и вода под рукой, и отходы есть куда девать...

Есть и недостатки: место жительства открыто всем ветрам и... тесно. Очень тесно. На средневековых "жилых мостах" люди жили, торговали, работали друг у друга на головах — в самом буквальном смысле.

Это не относилось к Новоандреевскому мосту, превращённого в совмещённую артерию МЦК и третьего кольца. Места на мосту столько, что здесь разместилось бы население средневекового города — с лошадьми, гулящими девками, нищими, монахами и палачами. И еще осталось бы свободное пространство для разного рода церемоний.

Сейчас здесь обитали около дюжины человек. Главным и самим известным из них был "хозяин" моста — Кузнец. Его так и называли в Лесу — "Кузнец", непременно с прописной буквы. Изделия Кузнеца — ножи, топоры, охотничьи рогатины, наконечники стрел и разная необходимая в жизни металлическая мелочёвка — ходили от большого Болота на севере до таинственных чащоб Царицынского парка. Никто не помнил, как зовут его на самом деле; даже домочадцы называли его "Кузнец".

Об этом человеке в Лесу ходили самые невероятные слухи. Будто он использует металл, который доставляют ему из особых, заповедных мест; будто клинки он закаливает в крови чудовищ Чересполосицы. Что в неприметной постройке рядом с кузней находится алхимическая лаборатория, где он ночами смешивает вытяжки из лесных трав и насекомых, готовит отвары из коры чернолесских вязов, придающие клинкам не только редкостную красоту и прочность, но и удачливость — качество, особо ценимое лесовиками.

— Как новая пальма, Бич? Успел в деле опробовать?

Они стояли у перил старого железнодорожного моста. Уже совсем стемнело; с реки тянуло сыростью, небо, усыпанное не по-городскому крупными звёздами, предвещало на завтра холодную, ветреную погоду.

Кузнец крякнул, потянул из кармана глиняную трубочку и принялся её набивать из кисета, собственноручно расшитого супругой. Эта сорокалетняя, статная женщина, эталон русской красавицы, родила в Лесу, четверых детей. Её супруг имел мало общего с хрестоматийным образом кузнеца: бородатого, кудрявого, широкоплечего здоровяка. Был Кузнец неказист, сутул, бородёнку имел жиденькую, из тех, что называют козлиными. Под стереотип подходили, разве что, руки — большие, сильные, в пятнах от ожогов, въевшейся окалины и угольной пыли.

— Рогатину-то? — отозвался Сергей. — А как же, ещё вчера. Подколол трёх щитомордников, повезло.

— А прежнюю куда девал? А то неси, перекую, запасная будет.

— Я её подарил. Да и нечего там перековывать — насадка цела, только древко треснуло. Заменить — сто лет прослужит.

-Подарил, говоришь? Человек хоть стоящий?

— Университетский, грибы изучает. Ничего, толковый.

— Грибы? Тоже дело...

Говорить Сергею не хотелось — так бы и стоял над текущей водой, наслаждаясь покоем, безопасностью и чувством сытости — дорогих гостей в Малиновке кормили от пуза. Однако, вежливость требовала поддержать беседу.

— Видел в кузне новые копейные насадки, трёхзубые. Для сетуньцев?

— Да, сетуньские рунки. Должны были ещё днём забрать, да припозднились.

"Сетуньцами" называли обитателей большого укреплённого поселения в долине реки Сетунь, рядом со слиянием с Москвой-рекой. Сетуньцы, промышляющие истреблением самых опасных лесных созданий, славились в Лесу привязанностью к средневековой атрибутике и полнейшей безбашенностью. А ещё — пристрастием к употреблению сильнодействующих средств, составленных из лесных ингредиентов.

— Бич, тут такое дело... Наведались третьего дня ко мне люди из Золотых лесов...

— Предлагали покровительство?

— Один раз пробовали, я их отшил, теперь опасаются. Они о тебе расспрашивали: когда последний раз появлялся, где сейчас, чем занимаешься?

— Ну и ты...?

— Послал по тому же адресу. Какое их собачье дело?

— И что, пошли?

— А куда бы они делись? Но дело не во мне, Бич. Их потом в Малиновке видели, у дядьки Панаса. О чём они там беседовали — не знаю, а только чует моё сердце: старый хохол уже послал на Метромост белку с запиской: "плывёт, мол, Бич, встречайте"...

Сергей кивнул. Под мостом лунные блики играли на текучей воде, то и дело доносились всплёски — выдры (не чернолесские монстры, обычные зверьки-рыболовы) вышли на ночную охоту.

Кузнецу тем временем стало невмоготу держать паузу.

— Бич, я вот чего подумал... Может ну её, реку, а? С утра сетуньцы приедут на дрезине. Заберут заказ — и назад. Вот бы и тебе с ними? Эчемин пусть плывёт — минует Метромост, заберёт тебя выше, на Бережковской. А я наведу справки через верных людей — есть у меня такие у золотолесцев — чего им от тебя понадобилось?

Сергей быстро прикинул плюсы и минусы предложенного варианта. Бегать от золотолесцев не хотелось. Репутация у него сложилась вполне определённая, и слух, что отчаянный Бич от кого-то прячется, мог её подмочить. С другой стороны, может, действительно, не лезть на рожон, выяснить по-тихому? А там видно будет.

— Пожалуй, ты прав, друг. Так и поступлю.

— Вот и отлично! — осклабился кузнец. — Пошли ко мне, накатим по чуть-чуть — и на боковую. Утро вечера мудренее...

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

18 сентября 2054 года, суббота.

ГЗ МГУ.

Утро напомнило о себе дребезжанием старенького механического будильника, холодным воздухом из распахнутого на ночь окна и урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине — дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня выпили его до донца.

Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода — правда, только холодная, — подавалась без перебоев даже на верхние этажи.

В "шайбе", главном холле корпуса "А", получившем название за круглую форму, студенты толпились у буфетов — торопились добрать за оставшиеся до пар минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, пирожок, кофе со сливками и поискал глазами столик. Не нашёл и устроился у колонны на банкетке, по соседству с компанией студентов. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашнюю вылазку, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву. В планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстоит новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: штык-нож не стоит брать в руки иначе, как по крайней нужде...

Но и в библиотеку тоже хотелось зайти — увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему лёгкий намёк на интерес? Да и вживаться в новую обстановку куда проще с таким гидом... К тому же она — не просто сотрудница библиотеки, а обитательница Леса и, как источник информации, представляет особую ценность...

Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале — и с удовлетворением увидел, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось делом нескольких минут — посетителей с утра было немного, а старшая библиотекарша, типичная "моль бледная" в сереньком невзрачном платье и жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, если и возражала, то лишь для виду. И сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам — действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.

— Наша мымра на тебя запала. — сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. — Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё — о-го-го!

Егор покосился на спутницу. При солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был почти не заметен. Давешний браслет по-прежнему украшал правое запястье.

— Рекомендуешь?

— Ещё чего! — фыркнула девушка. — Перебьётся. Расскажи лучше о себе!

— А нечего рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибе и вот, решил податься сюда, продолжить образование. А ты родилась в лесу, или "понаехавшая"?

— Успел подцепить словечко? — усмехнулась Лина. — Никогда не говори так, не поймут. "Понаехавшие" — это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.

— А ты, значит, не побоялась?

— Просто повезло. Нас была компания из девяти человек — те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от Эл-А, один осел на ВДНХ, и ещё трое не выдержали, вернулись за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.

— Лиска? Это что, прозвище?

— Нет, имя, сокращение от "Василисы". А я — Ангелина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.

— А здесь давно?

— Скоро три года.

— Почему переселилась в Лес — не секрет?

— А что я там, снаружи забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду...

Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация откатилась назад; одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис — финансовый, экономический, политический. Фундаментальной наукой почти перестали заниматься, слишком много средство уходило на ликвидацию последствий. Космические программы свернули, едва-едва удавалось поддерживать в рабочем состоянии спутники — связи, военные и метеорологические. Рынок электронных инвестиций накрылся вместе с Нью-Йоркской, Шанхайской и Токийской биржами. Глобальная экономика, как и Всемирная Паутина, долго балансировали на грани катастрофического обрушения. Ситуация стала выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко.

В такой обстановке молодёжь, в поисках чего-то нового, сулящего выход из всепланетного тупика, всё чаще обращали взоры к Московскому Лесу.

Немногим удавалось пересечь МКАД. Для тех же, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и погибали от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы — те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом.

— И где они теперь — Лиска и тот, третий?

— Семён-то? Ушёл к сетуньцам. А мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней года полтора ничего не слышала.

Егор хотел переспросить о неведомых "сетуньцах", но передумал. Потом. Пусть пооткровенничает.

— В Универе, давно?

— С августа — устроилась перед началом семестра. Хотела поступать, но завалила экзамены. Меня звали в лаборанты — иммунитет же! — но я отказалась, хочу здесь, в ГЗ.

— Слушай, а те, у кого иммунитет слабый — они что, так и сидят всё время четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средства? Мне на Речвокзале предлагали пилюли...

Лина испытующе посмотрела на собеседника.

— А что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, они сразу появляются...

— Вроде нет, но... постой! — Егор чуть не споткнулся. — Откуда ты знаешь, что я был снаружи?

Девушка рассмеялась — серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, заворожено уставились на неё.

"...но какая всё же красавица... они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся..."

— ГЗ — это большая деревня, — продолжала Лина. — здесь все про всех знают. Про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!

— Я не из мелкашки, а сборку-разборку...

— Какая разница? Главное — на Биофаке считанные люди могут полноценно работать снаружи. Вон, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось.

Егор озадаченно почесал переносицу.

— Так вот, почему мне стажировку зачли...

— А ты что, решил, что из-за баюна? Ваш Шапиро, как увидел результаты анализа — сразу понял, какой самородок заполучил!

— Ты и это знаешь?

— Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. Говорят, у них горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться не хочет. А тут — готовый рейдер!

— К каким "вашим"?

— К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?

Егор кивнул. Кое-что прояснялось.

— Кстати... — В зелёных глазах мелькнули чёртики. — Ты спрашивал о средстве против Эл-А...

— Да, а что?

— А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.

— Да? И какой?

— Секс. С тем, кто имеет иммунитет. Якобы он передаётся половым путём. Так что, когда на тебя станут вешаться первокурсницы — не подумай, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!

Такого оборота Егор не ожидал.

— Что, правда передаётся?..

В ответ девушка продемонстрировала ему кончик розового язычка.

— Так я тебе и сказала!