Московский Лес

— Так поможешь, с паломниками-то? — нетерпеливо спросила девушка. — Тебе забот никаких, а мне ужас, как не хочется день терять!

— Помогу, куда от вас деться...

ГЗ МГУ,

общежитие.

Лифт звякнул и остановился. Пятый этаж. Егор вышел из кабины и двинулся по коридору. На часах — 17.42, пятая пара вот-вот закончится. Времени полно.

Проснувшись утром, Егор не обнаружил рядом с собой в постели Лину. Девушка исчезла, оставив, правда, записку: "Сегодня занята, встретимся завтра. Заходи в библиотеку. Целую". И отпечаток губ красной помадой на уголке. Оставалось предаваться приятным воспоминаниям — ночь действительно была великолепна! — да ругать себя задним числом за то, что, размякнув от грибовухи и секса, он выложил подруге все перипетии прошедшего дня. Рассказал всё: и о задании, полученном от завлаба, и о его интересе к бумагам профессора из Курчатовского Центра, и о гибели Алёши Конкина и, конечно, о Наине с её диким ритуалом. И уж конечно, о своём видении. Лина выслушала его предельно серьёзно, задала множество вопросов, а под конец взъерошила Егору волосы на голове и посоветовала выбросить всё это из головы. История, конечно, донельзя подозрительная, но в Лесу и не такое случается. Что же до лешака и его подружки-ведуньи — эти двое давным-давно спятили от одиночества и отваров всяческих подозрительных грибочков. И не факт, что всё, что привиделось Егору, имело место на самом деле, а не явилось плодом галлюцинаций, вызванных какими-нибудь травами — в подвале же были жаровни с курениями? Ну вот, и не стоит забивать голову дурацкой мистикой, чтобы не выставить себя идиотом в глазах людей...

Но — утро вечера мудренее. Припомнив за завтраком все подробности кошмарного происшествия, Егор укрепился в решимости расследовать его до конца. Следствием чего и стали визит в лабораторию генетики, беседа с однокурсницей покойного и последующее посещение общежития.

Комната 517, где обитал погибший, находилась в дальнем конце коридора. Егор вынул нож, намереваясь отжать дверь от косяка, и с удивлением обнаружил, что этого не требуется. Дверь была не заперта — она чуть приоткрылась и дразнила непрошеного гостя язычком замка в прорези металлической пластины.

Внутри царил кавардак. Выдвинутые ящики письменного стола, разбросанное по полу содержимое, перевёрнутая постель, стеллаж с книгами сдвинут с места... Комнату явно обыскивали, причём делали это наспех, второпях. И совсем недавно — вода из разбитого графина не успела ни подсохнуть, ни впитаться в истёртый паркет.

Егор подошёл к стеллажу, намереваясь осмотреть книги — и едва успел отпрянуть. Хлипкое сооружение со скрипом наклонилось и повалилось на него, посыпались книги. Из щели между стеллажом и стеной — и как он не заглянул туда сразу? — метнулась за дверь человеческая фигура.

Егор перепрыгнул через груду книг, выбил плечом дверь и кинулся в погоню. Он нагнал беглеца на середине лестничного пролёта, на бегу переложил нож в левую руку, а правой толкнул в спину так, что незнакомец с разгона впечатался в стену.

Это был щуплый парнишка, двадцати, с длинными волосами, собранными над левым плечом в длинный хвост. Детали одежды, едва заметный зеленоватый оттенок кожи и широкий, с золотистыми узорами, браслет, выдавали в нём "соплеменника" Лины.

— Ну и что тебе понадобилось у Конкина?

Золотолесец затравленно переводил взгляд с лица преследователя на нож в его руке. Чтобы окончательно сломить беглеца, Егор зловеще ухмыльнулся и поиграл лезвием.

— Сам расскажешь, или помочь?

Наверное, это было уже лишнее. Золотолесец взвизгнул и вдруг выбросил руку вперёд, словно целя противнику в глаза пальцами, сложенными в "орлиный коготь". Егор инстинктивно вскинул руку с ножом, защищаясь от удара, кривое лезвие распороло предплечье беглеца, брызнула кровь — но было уже поздно. Шепотка какого-то порошка полетела в лицо, глаза пронзила жгучая боль. Егор попытался ухватить беглеца за руку, но тот уже сбегал вниз по лестнице, оставив позади заходящегося в кашле преследователя.

Егора едва хватило на то, чтобы кое-как добрести до комнаты 517 и на ощупь добраться до умывальника. Хорошо хоть, удалось сдержать инстинкты, требовавшие немедленно, сейчас же, тереть пылающие огнём веки — тогда дело приняло бы совсем скверный оборот. А так, через четверть часа непрерывных промываний холодной водой, он стал уже кое-что различать.

Часть порошка угодила на одежду. Егор осторожно соскрёб крупинки на листок бумаги, чтобы потом, на досуге, изучить повнимательнее. Первая, самая страшная мысль была о смертоносных спорах "жгучего дождевика", но уже ясно было, что всё не настолько скверно. Неведомый злодей пустил в ход банальную кайенскую смесь, правда, в местном исполнении: красный перец в сочетании с высушенными и перетёртыми в пыль травками. Китайские браконьеры и контрабандисты, которых сержант Жалнин ловил в приамурской тайге, случалось, применяли подобные средства — правда, не в рукопашной схватке, а чтобы присыпать следы от собак. И надо же было попасться, как последнему лоху...

Спешить ему было уже некуда. Злоумышленник наверняка далеко; спускаться, расспрашивать о пробегавшем по лестнице человеке — не факт, что поможет, да и стоит ли привлекать к себе внимание? Конкин жил один, так что появления соседа можно не опасаться. Конечно, известие о гибели постояльца вскорости дойдёт до коменданта общежития, и комнату опечатают — но два-три часа у него гарантированно есть. Егор дождался, когда утихнет жжение в опухших, покрасневших глазах, и взялся за обыск всерьёз.

"...милый Алёшенька, и хотела бы порадовать тебя, да нечем. Мама не встаёт третью неделю, а мучается так, что и словами не передать. Доктора дают ей не больше месяца, и если есть хотя бы крошечный шанс заполучить лекарство, о котором ты писал в своём прошлом письме — заклинаю тебя, поторопись. Все говорят, что у вас, в Лесу, модно найти средства от любых недугов, так что на тебя единственная наша надежда..."

Обрывок бумаги Егор нашёл только с третьей попытки, в складках скомканного одеяла. Были там и другие клочки — похоже, письмо разорвали в клочья в приступе то ли ярости, то ли отчаяния. При наличии некоторой усидчивости, можно было бы собрать его, как пазл, но и без того всё было яснее ясного: студент получил из дома известие о близкой смерти матери. Вместе со слёзной мольбой раздобыть лекарство от смертельного недуга.

Итак, головоломка постепенно складывалась. Парень наслушался баек о сетуньских эликсирах, кинулся на поиски — и очень быстро выяснил, что никто не собирается делиться с ним чудодейственными средствами. И согласился выполнить какую-то просьбу в уплату за помощь.

Какую именно? Ну, скажем, разузнать, куда и зачем доцент Шапиро собрался послать своего нового лаборанта. Который, к слову, обладает полным иммунитетом к Лесной Аллергии и способен проникнуть сколь угодно далеко в Лес. Остаётся понять: мог Конкин, случайно, или намеренно услышать, как завлаб инструктировал упомянутого лаборанта насчёт бумаг профессора Новогородцева?

Егор в волнении заходил по комнате. Не просто мог — он наверняка это слышал! Ведь ни кто иной, как Конкин вошёл сразу после того, когда Шапиро стал показывать на карте дом профессора! Значит — подслушивал под дверью, понял, что самого-то главного не узнает, и тут же, на ходу сочинил подходящий повод. Толково, ничего не скажешь...

"..а дальше что? Бежать следом, пырять посланца в живот, отбирать бумаги? Неужели этот лопоухий недоносок надеялся завалить его своим дурацким копьецом? А ведь едва не завалил -прийдись удар чуть левее..."

И всё это — по поручению неведомого сетуньца? Вздор, вздор! Конкину наверняка было велено сообщить о готовящейся вылазке кому-то ещё. Кому? Третьему лицу, не присутствовавшему при том унизительном разговоре. Для того, кстати, и медальон — он должен был послужить паролем. Но почему парень решил всё сделать сам?..

Паззл сложился со щелчком, пронзившим Егора как разряд электрошокера. Элементарно! Элементарно, черт подери! Конкину обещали отдать эликсир, только когда бумаги физика будут у заказчика. Но ведь Шапиро тогда велел Егору торопиться, добавил даже, что проводник долго ждать не будет...

Значит, рассуждал Конкин, пока он доберётся до этого "третьего", пока тот найдёт исполнителя, организует погоню — посланец Шапиро успеет не только изъять бумаги, но и отнести их в лабораторию. И тогда о награде можно было бы забыть.

"...как и о надежде спасти умирающую мать. Интересно, что за гнида додумалась подцепить парня на такой крючок?.."

Да. Именно так. И мальчишка в отчаянии решился сделать всё сам — с известным уже результатом...

Но тогда получается, что никакого эликсира в комнате не было — он его ещё не получил. Но зачем тогда понадобился обыск? Неужели ради этого письма? Но ведь его-то взломщики и не нашёл!

"... не нашёл — потому что ты его спугнул, болван!.."

Егор приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого. Он вышел, тихо притворил за собой дверь с номером 517 и направился к лифтам.

"...рассказать Лине о сбежавшем золотолесце? В принципе, с её помощью можно попробовать его отыскать. Или не стоит? Взломщик — единственная ниточка к таинственному заказчику, но кто знает, что у них тут за расклады? Гоша прав — эта история определённо с душком, так что разумнее всего пока затаиться..."

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

20 сентября 2054 года понедельник.

ГЗ МГУ,

лаборатория экспериментальной микологии

Доцент Шапиро вытащил из шкафа пачку потрёпанных карт и пухлый скоросшиватель с надписью на обложке "Определитель фауны Московского Леса".

— Вот вам кое-какие материалы. Читайте, смотрите, готовьтесь — в меру возможного, разумеется. Да, и зайдите к Вислогузу — я распорядился, чтобы не жадничал и выдал всё, что вам потребуется. Учти, задание может затянуться, так что снаряжайтесь в расчёте на долгую отлучку.

Егор открыл папку наугад. С карандашного рисунка на него смотрела кошмарная тварь, состоящая из пучка то ли стеблей, то ли щупалец, каждое из которых оканчивалось круглой пастью, усаженной в три ряда крючковатыми зубами.

Ну-ка — ну-ка, что вам выпало? — Шапиро заглянул Егору через плечо. — А-а, грибочерви...

— Кто?

— Довольно опасные твари, обитают в затопленных тоннелях метро. У нас есть примета: какое животное новичок в определителе в первый раз откроет — с тем и встретится. Пусть не сразу, но обязательно. Мне, например, выпала обычная сойка.

— И как, встретилась?

— Увы! — завлаб виновато развёл руками — Я "невыездной", не могу удаляться от Главного здания. Эл-А, пропади она пропадом... А вот в окошко видел, случалось...

— Яков Израилевич, мне вот что неясно. Курчатовский Центр — не профессорская квартира, там одних письменных столов несколько сотен. В каком из них искать ваши бумажки?

Шапиро строго посмотрел на лаборанта.

— Не бумажки, юноша, а материалы, имеющие огромную научную ценность. Нам известно, где находится лаборатория Новогородцева. В бумагах, что я вам дал, поэтажный план Центра, фотографии — изучайте, готовьтесь. Конечно, всё это тридцатилетней давности, но другого, извините, нет.

— Значит, решено — отправляемся в Курчатовский Центр?

Завлаб замялся.

— Я послал Бичу сообщение. Без него даже и пытаться не стоит. Рейдер вы пока, уж простите, никакой, а Щукинская Чересполосица — место страшненькое, непредсказуемое. Да и про Центр много чего рассказывают. В подвалах там — атомный реактор, и неизвестно какие оттуда могут вылезти мутанты...

— Кстати, о реакторе... — припомнил Егор. — Мне рассказали, что под ГЗ якобы тоже есть реактор, действующий. Неужели, правда?

Завлаб с интересом посмотрел на собеседника.

А вы-то сами как полагаете?

Ну... с одной стороны — сложно представить себе реактор без мощной, современной электроники и цифровых систем управления. А с другой — раньше-то обходились? Да и питать ГЗ электроэнергией — это ж никакой соляры не напасёшься!

Доцент Шапиро кивнул.

— Да, тут вы правы, тем более, что лёгкие нефтепродукты в Лесу долго не живут — превращаются в густой кисель, лишённый горючих свойств. И насчёт реактора чистая правда. Его заложили при строительстве ГЗ — улучшенная копия реактора Обнинской АЭС, первой в Союзе. В конце 60-х его законсервировали, а после Зелёного Прилива, когда стали возвращать МГУ к жизни — запустили снова. Благо, система управления у него как раз на ламповой электронике.

— Выходит, и в байках о ГЗ есть зерно истины, Яков Израилевич?

— Как видите... — завлаб лукаво усмехнулся — Хотя, искать по подвалам установки для замораживания грунта или золотую статую Сталина все же не советую.

Р-н Хамовники,

Новодевичий Скит.

— Что ж вы, отче, так упорствуете-то? Забрали бы этих бедняг прямо у моста — глядишь, и обошлось бы. Да и мне спину не ломать зазря...

Сергей присел на покосившуюся скамейку, торчащую из травы. Ноги не держали. Несколько сотен метров, отделяющие берег реки от Скита, дались ему тяжелее, чем иной суточный переход.

— Зазря, сыне, ничего не бывает. — строго произнёс отец Андроник. Пальцы его, старческие, узловатые, тискали грубый, вырезанный из простой палки посох.

— Страдания укрепляют страждущих в вере. Добраться до обители, преодолев трудности, опасности, телесные немощи — немалый подвиг. Но и те, кто, подобно тебе, помогает страждущим попасть сюда, совершает благое дело, за который будет им воздаяние.

— И на том спасибо... — буркнул Сергей. — Хоть не задаром надрывался...

Пока караван из четырёх лодок добирался от Речвокзала до Лужнецкого моста, паломники не доставляли никаких проблем. Наравне со всеми орудовали вёслами, глазели по сторонам, удивляясь громадным, выше любых многоэтажек, деревьям, и зданиям, превращённым сплошными покровами мхов и лиан в бесформенные зелёные холмы. Наперебой сыпали вопросами, забыв, что едут не в Коломенское, подобно другим пассажирам, а в Новодевичий Скит, чьи древние стены одинаково непроницаемы и для мирских соблазнов и для загадочного колдовства Леса.

Но, стоило сойти на берег и углубиться в заросли — всё изменилось. Одного из паломников скрутил жесточайший приступ Лесной Аллергии. Снадобье из пузырька, предусмотрительно вручённого Лиской не помогло — гортань стремительно опухала, он страшно хрипел, лицо густо порозовело, как это бывает при анафилактическом шоке. Сергей, поняв, что терять уже нечего, уже не будет, прижал "пациента" к траве, подложил под плечи свёрнутую куртку, так, чтобы запрокинулась голова и, ловко орудуя ножом, проколол трахею. Промокнул натёкшую кровь носовым голова платком, вёл в разрез изогнутую серебряную трубку — он, как и многие лесовики носил её с собой как раз на такой случай — и дважды вдунул через её воздух.

"Пациент" судорожно дёрнулся — раз, другой. Прикрикнув на второго паломника — "что встал столбом, руки держи!" — егерь стал делать искусственное дыхание. Три выдоха в трубку, пять нажатий сложенными ладонями, три выдоха, пять нажатий...